Слова повисли в воздухе.
– Я не понимаю, – наконец сказала она. – Если я не почувствую горошину под перинами, то я не принцесса, за которую стоит биться? Вы про это?
– Non. Полли, вы сказали мне, чтобы я шел своим путем, и я, как трус, как дурак, ушел. – Он скривился. – Я говорил себе, что это к лучшему, что вам будет лучше, если я уйду. Но я не думаю, что это к лучшему. Я не думаю, что можно чувствовать то, что чувствую я, любить вас, как люблю вас я, и не быть с вами.
Он сказал это. И солнце теперь должно светить ярче, птицы петь громче – он ведь наконец разбил свою скорлупу отчуждения.
– Я ничего не понимаю. – Полли повернулась к нему, глядя на него широко открытыми глазами. – А как же встреча?
Черт бы побрал эту встречу.
– Встречи не будет до понедельника. Я попросил Рейчел отправить вас сюда пораньше, чтобы у нас был уик-энд. Уик-энд для вас, чтобы вы почувствовали магию, почувствовали, стою ли я вас. – Он с трудом сглотнул. Неужели он так сильно ошибся? – Если, конечно, вы этого захотите. Ваш билет позволяет вам вернуться сегодня, или вы можете остаться. За номер заплачено, он – ваш.
Гейб замолк и ждал, сердце глухо стучало, отбивая секунды.
– Вы устроили… все это? – еле слышно спросила она.
– Oui. Для вас. Хотя, – добавил он, – Рейчел мне помогла.
У нее дрогнули губы и сложились в улыбку, в улыбку, дающую надежду.
– Я понятия не имела…
– Я попытался все спланировать, обдумывал, как романтично провести время в Париже. Но если для того, чтобы ощутить магию Парижа, начинаешь планировать, значит, что-то здесь не так.
– Да? – Она приблизилась к нему – на губах улыбка, глаза блестят.
– Я подумал… чего бы хотела Полли? И понял. Старый Париж. Винтажные и антикварные магазины. Монмартр. Катакомбы.
– Что, если ничего не произойдет? – спросила она. Рот у нее почему-то дрожал.
– Чего не произойдет?
– Магии, волшебства…
Сердце у Гейба билось тяжело, громко и с болью.
– Полли. – Он взял ее руки в свои. – Для меня магия там, где ты. Чтобы почувствовать это, мне не нужно бродить по старым улицам, но мне не терпится показать тебе Париж, увидеть, как ты делаешь покупки в винтажных магазинах, сидишь со мной в еще неизвестных мне кафе. Я хочу делать это для тебя. С тобой.
Она обняла его за шею и прошептала:
– Правда? А как насчет следующей недели, следующего месяца, года?
Он крепче сжал ей руки.
– Не могу не признаться – я боюсь. Твоя жизнь так быстро меняется, и если мы будем вместе, то и моя тоже изменится. – Он с трудом выдохнул. – Я вернулся к нормальной жизни, но где-то по пути я забыл, как это – жить по-настоящему. Легче было ни о чем не думать. Я ставил цели, я работал, я занимался бегом, и я не останавливался. Чем больше я работал, тем сильнее напрягал свое тело, тем меньше приходилось думать. Я считал, что нашел способ победить свои страхи, способ стать хозяином своей судьбы, но я… прятался. А потом появилась ты и разрушила мое потайное место.
– Прости. – Слезы дрожали на ее длинных ресницах, и Гейб отпустил ей руки, чтобы смахнуть прозрачную каплю с щеки.
– Не извиняйся. Я чувствовал себя более живым, чем последние десять лет. На этой неделе я уезжал к родителям, провел время на виноградниках, – признался он и улыбнулся: – Попытался вернуть себе первое место в глазах Жана. Ты права: я во многом могу им помочь, даже находясь в Англии. Советами, контрактами…
– Я рада. Они такие чудесные.
– Будешь смеяться, но они то же самое говорят о тебе. Должен признать, что где-то в душе я надеюсь, что ты согласишься проводить больше времени с моими родителями.
– Как это?
– Если выйдешь за меня замуж.
Не ослышалась ли она?
– Что ты сказал?
Гейб так крепко стиснул ей руки, что Полли стало больно. Но она была даже рада – это доказательство того, что она действительно здесь, на балконе в Париже, и ей делают предложение.
– Мне встать на одно колено?
– Нет. Просто скажи это опять.
– У меня нет кольца. Я думал, что мы найдем подходящее, когда пройдемся по антикварным лавкам. Сапфиры, под цвет твоих глаз. Я собирался подождать, но не смог. – В его темных глазах было столько любви, что это перевернуло ей душу. – Полли Рафферти, je t’aime[15]. И если ты окажешь мне честь стать моей женой, то я обещаю, что всегда буду любить тебя. И ребенка. Я буду самым лучшим мужем и отцом. Я хочу начать жить по-новому, Полли. Я хочу начать жить рядом с тобой.
Полли искала нужные слова и не находила. Она просто не знала, что сказать.
– А Мистер Симпкинс?
– Он всегда будет моим любимцем, – заверил ее Гейб. Его лицо светилось от надежды и любви. – Мистер Симпкинс, «Рафферти», Хоупфорд. Все, что любишь ты, я тоже люблю. И я надеюсь, что ты чувствуешь то же самое к моему дому, моей семье. Мое сердце принадлежит тебе.
– А мое – тебе. – Было совсем не трудно сказать эти слова. – Будущее меня пугает, но я знаю, что вместе с тобой я смогу все преодолеть.
Гейб заключил в ладони ее лицо, потом откинул назад ей волосы и с нежностью и любовью погладил шелковистые пряди.
– Ты уверена?
А Полли обвила его за талию и прижала к себе.
– Никогда не была более уверена, чем сейчас. Я тоже люблю тебя, Гейб. Мне кажется, что я влюбилась в тебя с того самого первого дня. Я никогда не встречала такого человека, как ты: приводящего в бешенство, надоедливого, вызывающего. – Она улыбнулась ему. – Но никто не нравился мне больше тебя.
– Я-то думал, что ты залепишь мне пощечину.
– А может, думал получить ничего не значащий поцелуй? – Она приподнялась на цыпочки и припала наконец к его рту, прохладному, твердому, вселяющему уверенность своей твердостью. – Я думаю, что все было предрешено. И еще я думаю, что это было волшебство.
Эпилог
«Рафферти» никогда не выглядел так красиво. Витрины затянули фиолетовой и кремовой материей и подвесили огромные замысловатые бумажные цветы такого же цвета. Кафе на верхнем этаже тоже были украшены в такой же гамме.
Посередине помещения прямо под куполом установили сцену. Кремового цвета вазы размером с маленького ребенка были наполнены серебристыми ветками, создавая эффект прозрачного леса.
Кресла были расставлены широким полукругом около сцены, сбоку каждого ряда укрепили толстые алтарные свечи, бросавшие пляшущий свет. Помимо свечей горели низкие торшеры.
Обычно по субботам магазин был открыт до девяти вечера, но сегодня в честь бракосочетания Полли в «Рафферти» произошло то, чего не происходило даже при налете авиации – магазин закрыли раньше.
Большинство мест уже было занято. Мужчины в вечерних костюмах, дамы в элегантных нарядах шептались и фотографировались на фоне сказочных декораций. Несколько возбужденных малышей прыгали вокруг родителей.
Дед и бабушка величественно восседали в первом ряду и развлекали беседой месье и мадам Бофиль. Вот она – ее семья. Все вместе.
– Ты готова? – Клара легонько тронула ее за плечо.
Полли вздрогнула.
– Вроде да. Не думала, что буду так волноваться, но сейчас мне хочется убежать и вступить в брак тайком.
Клара рассмеялась.
– Саммер тебя ни за что не простит. Это же момент ее славы. И я тоже не прощу, да и Хоуп не простит. Не каждой трехмесячной девочке довелось быть подружкой невесты.
– Она выглядит великолепно, – согласилась Полли, улыбаясь своей крошке, которая старательно жевала шелковый рукав кремового платья.
– Самая нарядная девочка в зале, – добавила Клара.
– Это до поры до времени, – сказала Полли, глядя на дочь. – У меня для нее три смены одежды, и я не уверена, что этого хватит. – Она поправила юбку – пальцы у нее дрожали – и сделала глубокий вдох для храбрости.
Полли нашла фасон для своего свадебного платья в старинном альбоме мод из архива «Рафферти»: кремового цвета, облегающее, длиной до лодыжки. Простой, но элегантный наряд. Распущенные волосы удерживались украшенным бисером обручем.
Клара расправила свое фиолетовое платье, свободный покрой которого скрывал живот. Между кузенами будет менее шести месяцев разницы, и Полли не могла дождаться появления на свет ребенка Раффа. Маленькие подружки невесты Саммер и Хоуп выглядели очаровательно в аккуратных кремовых платьицах.
Полли предпочла бы не такое грандиозное бракосочетание, но Гейб хотел, чтобы все вокруг видели, как они становятся семьей. А она не могла ни в чем ему отказать.
Гейб обожал Хоуп, как если бы был настоящим отцом, и Полли во всем могла на него положиться. Он держал ее руку во время долгих и трудных родов, а затем вставал ночью кормить младенца и менять подгузники.
Двое высоких мужчин прошли вперед. Гул стих, и все взгляды устремились к жениху и его шаферу.
– Они уже там, – с дрожью прошептала Полли. Она увидела, как к ней направляется дед, на его лице сияла гордая улыбка – ведь это он поведет внучку к алтарю.
Полли крепко сжала руку Клары и с улыбкой повернулась к деду. Она готова.
