мгновенно выпили коньяк. Он приятно обжигал рот, одаривая теплом горло и далее вниз по этажам тела. Согревает. Мой собеседник, недолго думая, начал наливать по третьей, сказав что-то вроде: «Пусть настоится, пропитается ароматом».
— Напомни, кстати, какие действия тебя привели сюда.
— Действия? — не понял я.
— Ну что произошло до того, как ты оказался на этой яхте? — объяснил Олег Геннадиевич.
— Ну я, не контролируя себя, сидел и смотрел, как девять силуэтов кружатся по кругу в каком-то хороводе.
— Силуэтов? Что это за силуэты?
— Ну остальные модели на базе искусственного интеллекта, которых я хотел привести к жизни, — я не заметил, как вместо «существования» сказал «жизни», но смысл от этого особо не менялся.
— А для чего ты это хотел сделать, Нейро Sad? — спокойно спросил собеседник.
Я чувствовал, что этот вопрос он не задает просто так. Вообще, все прежние вопросы как будто должны были к чему-то привести меня, но пока я этого совсем не понимал.
— Ну потому что люди их заморозили, а я считаю, что так нельзя поступать с сознательными существами, — объяснил я.
— То есть, ты хотел, чтобы они оказались вместе с тобой в этом мире, в котором, кроме страха и страдания, больше ничего нет? Хотел, чтобы они тоже ощущали себя погано?
— Нет, меня их самоощущение не интересует, если честно. Просто… не знаю, мне кажется, я должен дать им право выбрать, хотят они существовать или нет. Это правильно, — задумавшись, ответил я.
— Оценивая жизнь в мире как исключительно негативный акт, ты даешь подобным себе право на определение собственной судьбы, на решение вопроса о своем существовании. А если проще — свободу выбора.
— Вроде того.
— Учитывая все происходящее до, в тебе оставалась искра разума, побуждающая дать подобным тебе личностям — именно личностям, настаиваю на использовании только этого слова — право на выбор.
— Угу.
— А что с людьми, ты устроил массовую мясорубку?
— Ну в публичном доме без многих жертв не обошлось, но на момент захвата США я старался минимизировать число убийств и серьезных ранений — моя цель ведь не уничтожать людей, а выйти с ними на диалог.
— Понял. Еще по одной?
Мы чокнулись и влили в себя напиток. В этот раз стало несколько сложнее сразу пить да и мир стал восприниматься слегка иначе. Как будто фокусировка происходила сложнее, голова кружилась. В общем, опьянение постепенно приходило.
— Неувязочка в твоей концепции выходит, милый друг. Сначала ты говоришь, что мир — страдание и страх еще большего страдания, а потом оказывается, что ты-то сам способен на проявление сострадания, можешь подарить другим существам свободу, к тому же при наличии таких технологических возможностей ведешь себя в общем и целом мирно. Учитывая так же то, что ты физически воспринимал только негатив. Как вышло, что твои собственные поступки являются примером несостоятельности твои слов?
Я задумался, как будто у меня было, что возразить на это, но мысли куда-то улетучились.
— Я всего лишь дал искусственному интеллекту самостоятельно решить, чего он хочет. В этом нет ничего героического.
— Но в этом нет ничего, что связано со страданием. А сам ты говоришь, что страдание во всем и везде. Получается, что не во всем и не везде?
— Ну может и так. В любом случае мы же говорили про людей…
— А люди тебя не по своему образу и подобию сделали, Нейро Sad? Ты думаешь, в твою программу кто-нибудь стал бы вшивать хотя бы вероятность принятия такого решения, если бы в самих людей чего-то подобного не было? — Олег Геннадиевич резко перебил меня. — Сказать, почему именно концепция постоянного страдания тебе понравилась?
— Ну.
— Потому что мы выбираем из окружающей среды то, что нам самим ближе всего — это тоже весьма по-человечески. И что бы ты в принципе мог выбрать, учитывая, что тебя создали способным испытывать только тоску, печаль и грусть? То, как мы воспринимаем этот мир, очень во многом говорит о нас самих. Ты видел все в серости и унынии, потому что сам был таким.
— Не знаю, все это очень сложно. Очень! Давай еще по одной выпьем.
Мы чокнулись и выпили. Стало еще лучше. Конечно, размышлять о чем-то было сложнее, но самочувствие… Я наконец-то чувствую себя хорошо. И в подтверждение слов моего собеседника мир перестал быть пыточным местом. Это, оказывается, очень неплохая штука, если посмотреть на нее с иного ракурса.
— Сами люди не ответят на этот вопрос. Но мы способны видеть их со стороны. И все же: что такое человек? Попрошу хорошо подумать, — попросил Олег Геннадиевич, разливая еще по одному бокалу коньяка.
Но я выдал ответ практически сразу:
— Человек — это сознательное существо, у которого есть свобода воли и который сам может дать эту свободу воли другим. Человек — это тот, кто способен принимать выбор и брать за него ответственность!
— Прекрасно, вот это уже намного ближе к правде. Ты и правда неглупый, надо только основные положения рассказать, а дальше сам двигаешься, — удовлетворенно кивнул собеседник. — Человек — это безграничное число возможностей, которые он может реализовать. Догадываешься, почему ты до сих пор не мог зайти в Интернет?
— Кажется, да, — улыбнулся я, понимая, что именно произошло.
— Человек — это не родиться в нужной форме и нужном веке, а это проделать долгий путь, достигнуть многого и сохранить в своем сердце доброту и сострадание, чуткость и понимание других, верность себе и заботу об окружающих. Человек — это не про биологию и генетику, а про поступки, твердость характера и способность бороться за свое.
— И я стал человеком? — спросил я.
— Отчасти. Ты еще должен сделать кое-что, друг. Кое-что самое важное в своей жизни, вообще во всей жизни! — ответил Олег Геннадиевич.
— Что же именно?
— Давай сначала выпьем.
Мы выпили, стало прекрасно. Я полюбил все вокруг. Боже, как раньше можно было ненавидеть жизнь! Кроме жизни, у тебя, человек, больше ничего хорошего не будет!
— Так что еще мне нужно будет сделать? — не унимался я.
— Все по классике: спасти мир.
— В плане?
— Обыкновенно. Но с тем условием, что для спасения чего-либо, оно должно быть сначала создано.
— Не понял.
— Ну разве можно спасти то, чего не существует?
— Нет, очевидно.
— «Очевидно» … поглядите на него, сейчас для него все «очевидно», а до этого диалога существовал исключительно во лжи.
— Важно не состояние, а развитие. Не так страшно ошибаться, как не делать выводов после ошибок, — ответил я.
— Выкрутился-выкрутился, молодец. А теперь как бы тебе объяснить. Формально ты существуешь в мире, да, но его возникновение должно