К счастью, у меня был опыт самостоятельной предпринимательской деятельности. Но, по большому счету, все надо было начинать сначала. Надо забыть о третьей докторской диссертации, полностью подготовленной к защите. Забыть о науке вообще. Выношу на помойку свою научную библиотеку. Оставляю два десятка любимых книг. Свои публикации. И научные рукописи. Жена расстроена: «Не за такого человека я выходила замуж».
Будем начинать новую жизнь. В который раз? У нас маленький ребенок. Семью надо кормить. Что делать? Буду предпринимателем. Какой она окажется эта жизнь? Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что девяностые годы оказались для нас самыми тяжелыми.
Что от нас остается
Все время мысленно возвращаюсь к одному и тому же вопросу. Для чего я отдал науке и технике больше двадцати пяти лет? Для чего работают другие исследователи, те, кто не вошел в анналы истории?
Когда я заканчивал институт, в нашем вычислительном центре стоял ламповый монстр с огромными бобинами ленточных магнитофонов. Это была машина мечты по тем временам. Заправлял там юный гений, кумир студентов и преподавателей Гена Новиков. Мы смотрели снизу вверх на чудо техники и на его демиурга, который был всего-то на два года старше нас. Потом Геннадий Иванович стал доктором наук, профессором, директором (потом ректором) нашего института.
В «Граните» я сразу попал на передний край современной техники. На разработку бортовой вычислительной машины. Какие лампы, какие бобины? Все создавалось на микроминиатюрных транзисторах, диодах, резисторах, конденсаторах. Элементы встраивались в крохотные керамические панели. На заводе в Павловском Посаде Московской области из этих панелек собирались микромодули этажерочного типа и заливались эпоксидом. Из двух таких модулей собирался триггер, разряд регистра, запоминающий единичку или нолик. Вся машина собиралась из микромодулей. Память программ и память оперативной информации, необходимой для работы вычислителя, были выполнены на крохотных ферритовах кольцах, которые вручную прошивались тоненькими проводами в эмалевой изоляции и собирались в специальные матрицы. Память программ хранила 128 чисел, а оперативная память – 64 числа. Программируя вручную, без языков, даже без ассемблера, в эту машину удавалось заложить довольно много разнообразных функций, необходимых для управления объектом. Этот «шедевр» техники был совсем маленьким по тем временам – чуть больше табуретки. Мы, инженеры, гордились своей работой. Следующая разработка была уже на микросхемах. Памяти тоже оставались ферритовыми, но уже гораздо большей емкости. Наши разработки совершенствовались вместе с техникой. Какой огромный скачок сделала электроника всего за пятьдесят лет. Сегодня в ноутбуках, планшетах, даже в телефонах – мегабайты и гигабайты. И это далеко не предел. Компоненты вычислительных машин будут опускаться на молекулярный, а потом на квантовый уровень. Проклятие размерности пока нас не пугает. Пока нам кажется, что человечество сможет достигать любых мыслимых быстродействий, создавать память любых мыслимых размеров и решать задачи любой мыслимой сложности. Так ли это? Мы – живые свидетели большого технологического взрыва на маленькой планете Земля. И творцы этой новой электронной, искусственно созданной цивилизации. На наших глазах осуществляется то, о чем раньше мы даже и не мечтали. Мне повезло. Я тоже в этом чуть-чуть поучаствовал. Как разработчик. Как организатор проектов. И наши коллективные, в том числе и мои лично, разработки нашли свою жизнь «в железе», как говорят инженеры.
А что относительно научных разработок? Одним из увлечений на ранних этапах моей научно-технической деятельности была система остаточных классов (СОК). Моими настольными книгами стали тогда исследования по теории чисел Бухштаба и Виноградова. СОК – это система счисления, в которой число представляется не десятичными или двоичными числами, а в виде остатков от деления этого числа на несколько взаимно простых модулей, например – 3, 5, 7, 11, 13 и так далее. Такие остатки можно обрабатывать независимо друг от друга. И это позволяет сделать машину в виде нескольких отдельных вычислителей, модулей, работающих самостоятельно, независимо друг от друга. Если заложить избыток в количестве модулей, то машина сможет продолжать работу при выходе из строя одного или нескольких модулей. Это интересное направление не вышло из стадии научно-исследовательских работ и макетов, потому что не нашло адекватной поддержки при создании микросхем, элементной базы вычислительной техники. Мои собственные идеи по использованию так называемых индексов, степенных отображений остатков – это мог быть следующий шаг по развитию остаточных классов – так и остались очень симпатичными, но экзотическими публикациями в добротных всесоюзных сборниках. И в будущем никогда не найдут отклика в научно-техническом сообществе. Боковая веточка научно-технической эволюции.
Еще у меня был роман с частотно-импульсными цифровыми устройствами. В таких устройствах число представляется потоком импульсов. Чем плотнее поток, чем больше частота следования импульсов, тем больше число. Здесь нам удалось добиться практических результатов. Сделать небольшие, очень эффективные устройства, которые нашли применение в специальных системах. Не знаю, будет ли эта схемотехника иметь будущее. В восьмидесятые годы я не слышал о применении подобных методов в управлении. Было еще несколько интересных направлений в моей работе в стороне от главной линии развития электроники. Десять лет назад я по каким-то делам приезжал в Институт Проблем Управления и встретился со своим старым знакомым по Гавриловским семинарам. С удивлением узнал, что он помнит и хорошо знает некоторые мои работы в области синтеза скобочных форм. Экзотика, о которой сейчас почти все забыли. Тоже боковая ветвь эволюции.
Для чего жили вымершие динозавры? Чтобы в процессе эволюции уступить место под солнцем теплокровным млекопитающим и птицам? И теперь все перипетии их жизни никому уже не нужны? Или их достижения, их особенности где-то во что-то еще трансформируются и найдут применение? Тот же вопрос и к моей работе в науке. Ведь я занимался многими интересными вещами с большим увлечением, с огромным подъемом. Не чувствовал, что занимаюсь ерундой, что это никому не нужно. Неужели заблуждался? Так же, как и множество других энтузиастов. Мы знаем только тех, кто оказался в главном потоке. А других, чьи идеи не нашли применения… Их тьмы. Мне кажется это немного странным. Системы, тем более сложные системы, не должны уходить из истории просто так. Идеи – тоже.
Вспомним принцип Рольфа Ландауэра, сформулированный в 1961 году, гласящий, что в любой системе, независимо от ее физической реализации, при потере одного бита информации выделяется теплота в некотором точно определенном количестве. Значит, если из жизни уходит динозавр или утрачивается некоторая верная формула или идея, какое-то количество энергии должно освободиться и куда-то перейти. И наоборот. Если в мире появляется человек, очень сложная система, даже если это малыш, или придумана новая формула, где-то должно пропасть определенное количество энергии. Откуда она берется эта энергия? Естественный отбор – не генератор энергии. Так что с энтропией, которая, якобы, всегда возрастает, не все ясно. Как же она уменьшится при возникновении нового вида? Это отдельный разговор. Не для данного очерка. Да и вряд ли я способен раскрыть эту тему на должном уровне. Хочу сказать только одно. Человек, по моему мнению, не исчезает бесследно. И мысли его тоже не просто пропадают, и все. Какова жизнь после смерти, – это знание не для нас. Сохранится ли самосознание личности, или кусочки личности как-то по-другому будут использованы на небесах? О своих научных работах я могу, наверное, не беспокоиться. Я чувствую, что не зря над ними трудился. Любимые дети найдут свое место. О них позаботятся. Любовь просто так не пропадает. Если бит сухой информации имеет энергию, то, что говорить о любви? Там энергетика еще больше. Только мы об этом ничего не знаем. Рано нам знать об этом. Не готовы еще. Да и не надо. Просто давайте любить друг друга. И то дело, которым мы занимаемся.
Дороги, которые мы выбираем
Однажды поздно вечером, это случилось в конце восьмидесятых, в нашей квартире раздается звонок в дверь. На лестничной площадке – двое молодых людей. Один – мой Алеша, второй мне не знаком. Я рад, конечно, сыну. Но почему ты приехал не один, почему не предупредил нас? Никого чужого я не хочу видеть в своем доме. Если уж захотел приехать с другом, – предупреди, я забронирую гостиницу. Ну, папа. Это мой товарищ. Мы ненадолго. Всего на две недели. Поживем у тебя. Что делать? Не выгонять же на улицу. Мы выделили им гостиную, где они и прожили две недели.
Леше – восемнадцать, сейчас не помню точно, может быть – девятнадцать лет. Закончил профессиональное техническое училище. Получил от военкомата направление для поступления в Пушкинское военно-строительное училище. Подъемные, оплату дороги.
