Множество противоречивых чувств одолевало Перлонжура.
– Бесполезно, – сказал он после некоторого молчания. – Он уже не придет…
В голосе его звучало горькое сожаление.
– Почему вы решили, что он не придет?
– Он, верно, видел, как вы вошли…
– Не думаю, потому что я выбрал путь, которым он гам воспользовался после убийства Нестора Грибба. Я вошел в соседний дом и пробрался по крышам… Поэтому я и вымок.
Перлонжур прислушался.
– Гроза, кажется, кончилась…
– Это она вас спасла. Теперь уж он скоро придет… У вас есть оружие?
– Нет.
– Тогда я встану у двери…
Мужчины смолкли. Глубокая тишина воцарялась после грозы.
Чтобы нарушить тревожное ожидание, Перлонжур спросил, хоть и опасался рассердить инспектора:
– А вы не хотите сказать мне, кто… кто… кто это?
– Не стоит. Вы все равно не поверите. Впрочем, вы сами его скоро увидите…
– Но откуда вы узнали?..
– Из ответа капитана «Аквитании»… А теперь молчите. «Аквитания»… При чем тут «Аквитания»?» – думал Перлонжур.
И вдруг в голове его зародилась безумная мысль: «И то правда, тела Намота так и не нашли, ведь до сих пор неизвестно в точности, как он погиб… А что, если он не погиб?.. Если это он?..»
Перлонжур тряхнул головой.
«Бред какой-то, с ума я, что ли, сошел…»
И в этот момент дрожь пробежала по его спине.
За дверью послышался шорох… Злодей был тут.
Перлонжур прислонился к спинке кресла. Колени у него подгибались от волнения, от страха. Никогда бы он не подумал, что чье-то близкое присутствие может вызывать такой ужас…
Во мраке он заметил, как рука инспектора осторожно поднялась и легла на ручку двери.
Повернувшись к нему, месье Венс шепнул едва слышно:
– Возьмите мой фонарик… Здесь, в левом кармане пиджака… Как только дверь откроется, направьте луч света прямо перед собой, на него…
И, помолчав, добавил:
– Вы готовы?
– Да.
Инспектор рванул дверь к себе, луч карманного фонарика выхватил из тьмы лицо.
– Ни с места… буду стрелять!
Но в ответ раздался громкий хохот, и лицо, на мгновение появившееся в луче света, снова погрузилось во мрак. Почти тотчас на лестнице раздались торопливые шаги.
Месье Венс тут же выскочил на площадку и повернул выключатель. Свесившись через перила, он поднял браунинг и всадил пулю в спину спускавшегося человека, тот упал…
Инспектор повернулся к Перлонжуру, лицо которого выражало неописуемый ужас: он узнал того, другого.
– RIP![9] – молвил месье Венс. – Надеюсь, на этот раз он в самом деле мертв!..
ГЛАВА XXV
СЛОВО МЕСЬЕ ВЕНСУ
Воробейчик был доволен: это чувствовалось по безупречной складке ею брюк.
– Вообще-то мне сразу показалось подозрительным исчезновение покрывала, к тому же вся эта фантастика с похищением… Но, разумеется, тогда еще я был далек от мысли заподозрить Жернико.
Он палил себе в стакан с виски воды из сифона, закурил сигарету и продолжал:
– До сих пор не могу понять, как это меня раньше не насторожило такое несусветное нагромождение всего и это картинное представление… Ну а потом нашли тело – во всяком случае, то, что мы сочли его телом, – и я не сразу догадался тщательно исследовать обе татуировки…
– Но все-таки они заставили вас телеграфировать капитану Лесли?
– Да. Я попросил его проверить, не было ли среди его экипажа во время последнего плавания матроса, грудь которого украшали татуировки наподобие тех, что обнаружили на груди Жернико. Вы помните, он ответил мне, что моряк, приметы которого были схожи с переданными мной, на судно не вернулся; звали его Рафаэль Эрманс, и прошлое его было весьма сомнительно… Тогда-то я и уверовал в свою правоту.
– Но как вам пришла мысль, что тело, выловленное в канале, могло оказаться не телом Жернико?
– Из-за обычной фразы, сказанной самим Жернико в день возвращения и переданной мне затем нашим другом Сантером… А фраза такая: «Был на борту „Аквитании“ один матрос, слывший мастером в искусстве татуировки, к нему-то я и обратился». Следовательно, татуировки должны были быть недавними, по крайней мере, одна из них… А специалист, которому я поручил исследовать татуировки на выловленном трупе, заявил, что они сделаны лет шесть-семь назад. Зато рана на запястье, та самая рана, которой не было у Жернико, когда он вернулся, оказалась совсем свежей. Я велел сделать анализ крови утопленника. Кровь группы «О», пациент здоров. Как ни странно, но именно эта деталь, которая должна была бы окончательно убедить меня, что передо мной – труп Жернико, напротив, насторожила меня. В самом деле, откуда эта свежая и неглубокая рана? Ей нельзя было найти объяснения, если Жернико покинул дом Сантера мертвым. Нельзя было объяснить ее и в том случае, если он покинул его умирающим. Можно было предположить, что ее нанес ему похититель. Но зачем?.. Она походила на быстро зарубцевавшийся надрез, который человек сделал, решив, например, перерезать себе вены или, что ближе к истине, добыть какое-то количество собственной крови. Я не понимал также, зачем понадобилось убийце Жернико выставлять себя на всеобщее обозрение, демонстрируя темные очки и рыжую бороду. А эти свистки, которые слышали Сантер и вы, мадам, чертовски напоминавшие какие-то сигналы? Ну и, наконец, почти полная невозможность похитить умирающего, унести его на плечах… Вспомните, ведь лифт в ют день не работал.
Осушив свой стакан, месье Венс продолжал:
– И зачем эта татуировка: Фрида на всю жизнь? Такой человек, как Жернико, не станет клясться в вечной любви никаким Фридам, в особенности если он женат па женщине, которую любит и встреча с которой в конечном счете погубит его. С другой стороны, спрятанные сокровища – это чересчур уж старый трюк, вот я и пытался найти иное объяснение татуировкам, тем более что судебно-медицинский эксперт вовсе не был убежден, что голова выловленного трупа была изуродована винтом буксира… Это мог сделать убийца перед тем, как бросить труп в воду. На основании этих и кое-каких других данных я стал рассматривать дело в ином свете и даже могу дать вам сегодня все возможные разъяснения относительно поведения убийцы в тот или иной момент…
Прежде чем продолжить, инспектор закурил новую сигарету.
– Кто из всех вас имел возможность убить Намота?
Жернико, так как он находился на корабле вместе с ним. Думается, смертоносный замысел родился у него еще в тот день, когда он встретил вас, мадам, на Бермудских островах. Уже тогда он решил изобразить из себя мертвеца и использовать вас, чтобы добиться своей цели… О, мне кажется, он любил вас, если, конечно, такое существо вообще способно любить! Да, если вдуматься хорошенько, он наверняка вас любил – его поведение в последний день яснее ясного доказывает это, – но поначалу он видел в вас только средство, при помощи которого хотел осуществить свои замыслы, присвоить состояние своих друзей… Он рассчитывал – вы сами мне об этом сказали, – что вы станете наследницей, будучи его вдовой и обладая такими же точно правами, как жертвы, чьим богатством он хотел завладеть. Через какое-то время он тем или иным способом выманил бы вас за границу. И уж тогда держал бы вас в своих когтях, и вас, и миллионы, принадлежавшие его друзьям… Но судьба распорядилась иначе, вы встретились с ним после того, как он убил Сантера, он потерял голову и решил идти ва-банк…
– Мне хотелось бы услышать, что вы думаете о его возвращении, – сказал Перлонжур.
– Сейчас дойдем и до этого. Итак, стало быть, на борту «Аквитании» находился матрос, набивший руку в искусстве татуировки и сам носивший на груди украшения, которые показывал вам Жернико. Жернико завел дружбу с Эрмансом, наверняка пообещав ему часть богатства, которым рассчитывал завладеть, и без особого труда сделал его своим сообщником. Он до мельчайших подробностей продумал свой план, уже тогда решив убить и сообщника, чтобы заставить таким образом поверить в собственную смерть. Поэтому он сделал себе такую же точно татуировку, как у Эрманса, и явился к Сантеру, не сомневаясь в своем успехе. В тот вечер он собирался привести в исполнение задуманное, это была серьезная партия. Он предусмотрел все ходы, нужные эффекты. Все меры – вплоть до выключения телефона Сантера – были приняты. Эрманс поселился в одном из номеров гостиницы «У двух церквей» и там, укрывшись от посторонних глаз, надел очки с темными стеклами и приспособил накладную бороду, чтобы полностью соответствовать приметам, о которых Жернико поведал Сантеру. Эрманс должен был дожидаться, пока его сообщник сам откроет окно напротив и встанет в его проеме. Затем он должен был выстрелить в него, позаботившись сначала, чтобы его увидели. Стрелять он, конечно, должен был холостыми патронами, а затем ему следовало скрыться… Что же касается Жернико, то ему надлежало заронить страх в душу Сантера, подготовив в каком-то смысле к собственной гибели… Но тут возникло непредвиденное обстоятельство – разразилась гроза.
