— Вижу, хочется тебе ее сделать. Красивая стена. Иди. Только я не могу под ней сидеть и смотреть на вас, я уйду домой. Как спуститесь, дашь телеграмму. И ушел обратно через перевал.
Тут началось... Иосифа пугают: ты старше, разумнее, Миша горяч. Подумай. Откажись, это не позор для альпиниста. Опасная стена, на тот свет лезете. Иосиф как кремень, ты знаешь его: сказал — все. Поехал нас провожать весь лагерь, под стеной собралось все Баксанское ущелье. Николай Афанасьевич Гусак (заслуженный мастер спорта, он был тогда директором базы Академии наук в Терсколе) грозился потом предъявить счет альплагерю «Шхельда»: три дня академики не работали, сидели под стеной, вместе с ним же, кстати, с Гусаком. Виталий Михайлович Абалаков установил трубу, чтоб посмотреть на «работу» своего ученика. Перед самым выходом он сказал: «Миша, посмотри на стену еще раз. Подумай». Но мы с Иосифом были готовы и ночью вышли.
Шли в быстром темпе. «Скальный треугольник», «Крест» и «Семерку» прошли бегом. Как начало «бомбить», сразу остановились под нависающей скалой, заранее ее приметили. Выложили из камней площадку, но влезть в мешки боялись. Только в десятом часу легли, легли валетом, чтоб сразу две головы не разбило. В 12 часов камень пробил палатку, но нас не задел.
На второй день в темноте выходить было нельзя: шли трудные скалы. Начали работать на рассвете. Потом крутой лед. Рубить ступени нет времени, весь лед прошли на передних зубьях кошек. Опять скалы. Вечером подошли под ледовую шапку. Навес, местами потолок. Лесенок тогда еще почти не применяли, в 1956 году мы пользовались ими на Тютю-баши впервые. Ох как пригодились нам на Донгузе лесенки!
Ночевка под ледовой шапкой, конечно, сидячая. Иосиф, поставив себе на колени примус, растапливал снег. Я смотрел на лед и прикидывал, как завтра отсюда можно выбраться. В это время рухнула глыба льда. Иосиф закричал, Я испугался:
— Иосиф, что с тобой?!
— Кружка улетела, вся вода пропала.
На самом деле его здорово ударило осколком по плечу, все черное стало. Потом уже видел, внизу.
На третий день мы забили в скалы на всякий случай все скальные крючья, и я начал подниматься на ледовый навес. Забиваю первый ледовый крюк—лед откалывается, забиваю второй—откалывается, не держит. Ну, думаю, плохо дело, не выбраться. Но никуда не денешься... Навесил на плохо держащиеся ледовые крючья лесенки, начал подъем. Иосиф отвернулся. Держит страховочную веревку, а сам глядит в другую сторону, не хочет видеть, как я буду падать. И так четыре часа. Дальше дело пошло легче, крючья стали держаться во льду, и мы выбрались на край ледовой шапки. Выходим, а там трещина: лед, по которому мы поднимались, отошел, и вся эта глыба еле висит. Трещина такая, что не перепрыгнешь. Глыба висит, а мы стоим на ней и думаем. Нашел ледовый мостик, прорубил ледорубом проход, пролез на шапку. Вытащил Иосифа, и здесь мы вздохнули. Через несколько часов эта глыба льда в миллион тонн весом рухнула вниз. Обвалился весь откол.
Выходим наверх, видим внизу салют. Собрались люди, автобусы стоят, ребята стреляют из ружей, из ракетниц. Уже темнело, в Терсколе зажгли прожекторы, светят на нас. В это время отцу послали телеграмму,
После нас этот маршрут прошла всего одна группа, группа Кустовского. Виталий Михайлович Абалаков после нашего восхождения пригласил меня в свою команду. А отец сказал: «Теперь ты сам решай, на какие стены тебе ходить. Я не буду больше никому верить, кроме тебя»,— закончил Миша свой рассказ.
Мише тридцать три года. Возраст оптимальный для альпиниста. На его счету уже тридцать восхождений высшей, пятой и шестой категории трудности, совершенных им в горах Советского Союза.
Некоторые восхождения высшей категории трудности были им повторены. Помимо них он прошел пять маршрутов шестой международной категории трудности за пределами нашей страны. Семь раз Миша становился чемпионом СССР по скалолазанию.
— Ты должен, Миша, создать свою школу,—говорил перед отъездом Нурис. Он побыл с нами всего несколько дней и улетел обратно, надо было спешить на работу. Нурис тоже не терял времени в Сванетии, он не только собрал материал по лавинам, но и обследовал, как специалист по горнолыжным трассам, склоны вокруг Местии. На следующий год он обещал привезти сюда экспедицию для составления проекта спортивного альпинистско-горнолыжного комплекса.— Сванетия, район Местиа созданы для горного спорта. Именно здесь и нигде больше, в Союзе (поверь мне, я знаю все наши спортивные районы) имеется такое удачное сочетание отличных склонов для горных лыж, таких вершин, как Ушба, Чатын, Тетнульд, с местными достопримечательностями, с этим естественным историко-этнографическим заповедником. От туристов и спортсменов отбоя не будет. А для этого нужны инструкторы—туристы, альпинисты и горнолыжники. Их надо готовить из местного населения, ведь сваны прямо созданы для этого. Это будущее Сванетии. Ты должен уметь смотреть вперед! Миша только грустно улыбался.
— Правильно, правильно, все верно,—кивал он головой,— я об этом все время думаю. Один человек в газете так писал. Но вот посмотри,—он указал на скелеты строения, возвышающиеся над аэродромом,—турбаза строится. Уже лет пять. Неизвестно сколько еще будет строиться. Горнолыжного подъемника ни одного на всю Сванетию. На Эльбрусе и то лет десять уже тянут. Поэтому у нас и нет хороших горнолыжников. И не только в Сванетии. На всех Олимпийских играх мы ни разу не получили ни одного очка за горные лыжи. Все проигрываем, нас даже и не видно, так... в третьем, четвертом десятке проскочат один-два наших.
— Надо добиваться!—горячился Нурис.—Кто же будет об этом думать, если не мы—спортсмены?! И не ты в первую очередь?!
— Помогайте,—развел Миша руками.
— Поможем,—уверенно сказал Нурис,—чем можем поможем. Я вот, может, смогу что-нибудь сделать, буду добиваться. Сан Саныч,—кивнул он в мою сторону,—напишет. Глядишь, и раскачаем, будет у тебя своя школа, большое, интересное дело. И стране польза.
— Не понимают пока,—сказал Миша,—пользы не все понимают. А для меня и мечтать больше не о чем: ведь н работы толком не имею. Все медали и почести ничего не дают, одно беспокойство, работать приходится инструктором в альпинистских лагерях. То в одном, то в другом. Сезонная работа. Круглогодичной школы горного спорта, как в Шамони, у нас пока в Союзе нет.
— А почему?—не успокаивался Нурис.— Правильно это?
— Неправильно. Только ведь я спортсмен я тренер, а не председатель райисполкома. И не инженер даже. От меня не многое зависит.
— Многое, Минан. От тебя как раз зависит, в этом деле многое,—вмешался я.—Ты, и никто другой, должен подать идею, организовать и возглавить дело. У тебя хватит на это способностей, энергии, авторитета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
