– А, так это вы у Кудряшовых остановились?
– У Кудряшовых? – удивилась я. – Нет, мы у бабы Тони остановились, хотя… фамилии ее не знаем.
– Так это и есть Кудряшовы. А откуда ж приехали? – Мужчина говорил спокойно, но лицо казалось каким-то раздраженным.
– Из Москвы. Да мы ненадолго…
Мужчина опять кивнул головой. Разговор, казалось, исчерпал себя, но ни мы, ни он не уходили. Наконец я, первая поняв неловкость ситуации, сделала шаг по направлению к дому бабы Тони. И тут вступила Наташка:
– Похоже, вы не любите москвичей?
– Это почему вы так решили?
– Да по вашему лицу все без слов ясно. Не волнуйтесь, все грибы не соберем.
– Не знаю, что там вам ясно. У нас дочь тоже в Москве живет.
Наташка присела завязать развязанный Денькой шнурок на кроссовке, и не увидела, что выражение лица оппонента изменилось. И совсем не в лучшую сторону. Оно стало настороженным, каким-то колючим, что ли.
– Ну да, девочка не в Торжок поехала, не в Калинин, а прямо в Москву рванула, – ехидно заметила Наташка, поднимаясь. – Представляешь, – обернулась она ко мне, – моему Лешке и мне, естественно, одна из Липецкой области чуть на шею не села. Но я с ней быстро разобралась… Раздался звук хлопнувшей двери – мужчина вернулся в дом.
– А что ж ты мне об этой истории не рассказала? – с упреком спросила я Наташку.
Мне почему-то казалось, что Лешик явно симпатизирует моей Алене. Не знаю, как там насчет взаимности, но все равно стало обидно.
– Ну ты и пробка! – возмутилась дорогая подруга. Я ж специально приврала. Зато как эту наглую морду сразу сдуло! Теперь мне понятно, в кого Аннушка уродилась.
– Давай-ка взглянем на речушку, – предложила я. – Что-то маловата она для того, чтобы оправдать название деревни – «Реченская».
Первое впечатление не обмануло. Речка действительно была маленькой. Дно устилали камни, вода была чистой и прозрачной до такой степени, что ее хотелось попробовать на вкус. Но на это решилась только Денька. Вдоволь налакавшись, она куда-то удрала.
– Такие камни сейчас очень дорого стоят, – заметила я. – Их в Москве в магазинах стройматериалов продают.
– Будем возвращаться, прихватим, – сказала практичная Наташка.
По берегам густо росли гигантская махровая крапива и тальник. И если бы не тропинка, едва ли мы решились бы спуститься вниз. Приглядевшись, в воде можно было заметить маленьких, почти прозрачных рыбок.
– Ой, какие малюшечки! – восхищенно засюсюкала Наташка, балансируя на скользком валуне.
– Огольцы. Малышня их вилками ловит, – раздался чей-то голос за спиной
От неожиданности Наташка взвизгнула и свалилась в воду. Я тоже взвизгнула и шарахнулась в сторону, в заросли крапивы, где и уселась. И взвизгнула еще пару раз. Сверху, ухмыляясь, на нас смотрел довольный отец Анны. Наташка молча пыталась встать – ноги скользили по камням. Я тоже предприняла аналогичную попытку, только не молча. Рассудив, что помощь в первую очередь необходима мне, спасатель буквально выдернул меня за шиворот из крапивы, затем, несмотря на яростное сопротивление подруги, спас и ее. Выбравшись наверх, мы сухо поблагодарили благодетеля, стараясь сохранить чувство собственного достоинства. Не знаю, удалось ли, поскольку это самое чувство у Наташки было капитально подмочено и измазано чем-то темно-зеленым, переходящим в черный цвет как на одежде, так и на руках, лице и даже – волосах. Зато остатки синяка стали совсем незаметны, хотя очки и не закрывали глаза. Их Наташка брезгливо держала двумя пальцами в отведенной в сторону руке. Я же все время морщилась и потирала окрапивленные части тела.
Не обращая внимания ни на Наташкин видок, ни на мои корчи, мужчина сказал:
– Меня Михаилом зовут. А как вас величают, мне тетка Антонина сказала. Соберетесь уезжать, позовите, камней помогу набрать. – Ухмыльнувшись, он ушел.
– Наташка, а ведь он шпионит за нами. Чует мое сердце, где-то здесь собака зарыта… – задумчиво сказала я, не переставая почесываться.
– Денька-а-а! Денька, Денька! – завопила подруга. Денька не отзывалась, и Наталья всплакнула. – Может, Денька и есть та собака, которая уже зарыта где-то здесь… этим типом.
Продолжая время от времени звать собаку, мы поплелись домой. День клонился к вечеру, стало довольно свежо, и Наташка клацала от холода зубами. Клацание сопровождалось вдохновенным хлюпанием Наташкиных кроссовок и моими слабыми повизгиваниями.
С крыльца бабы-Тониного дома на нас вихрем слетела уже оплаканная Денька.
– Я ее молочком с хлебом покормила, – крикнула баба Тоня. – Такая ласковая псина и ведь все понимат. Ну прям человек. А вы, девки, погуляли, отдохнули? – Разглядев нас, баба Тоня осеклась. Молчала она и на протяжении всего нашего рассказа, который мы постарались максимально сократить. Только время от времени сострадательно кивала головой. Топить титан показалось долгим делом, и мы быстренько смыли следы сегодняшнего приключения в летнем душе.
Пока я приводила себя в более-менее человеческий вид, Наташка позвонила Лешику. Несмотря на то что он все время пытался переорать захлебывающуюся от восхищения отдыхом мамочку, ему это не удалось. Как оказалось впоследствии, зря. И первое, и последнее слово, впрочем, как и промежуточные – были за подругой. Закончила она разговор заявлением о том, что не надо портить ей отдых и без конца названивать. Мобильник был решительно отключен и уложен в дорожную сумку.
Ужинали мы в одиночестве. Баба Тоня присоединилась к нам позже, когда мы сидели на крыльце и умилялись по поводу наступивших сумерек.
– Какой-то странный этот ваш сосед Михаил, баба Тоня, – осторожно перевела разговор на нужную тему Наталья. – Мы его в первый раз увидели, а создалось впечатление, что крепко ему чем-то насолили. С женой, что ли, поругался?
– Мишка-то? – отозвалась баба Тоня. – Хороший мужик, хозяин. Лучше мово зятя. Да и добрый он. Жена, Ксюша, тоже хорошая женщина, самостоятельная, а уж чистюля – страсть. Раньше в Торжке в училище работала, где золотошвеек готовили. А потом на инвалидность попала. В ее болезни я ничего не понимаю, чтой-то внутри у нее болить. Врачи сказали, чистый воздух нужен, вот они все бросили и сюда приехали. Дом был бросовый, никак за триста рублей купили. Теперь тако хозяйство развели. И корова, и поросята, и гуси, и куры и…
– А дети у них есть? – перебила старушку Наталья.
– Детки-то? – легко переключилась баба Тоня. – Есть. Двое деток. Старшенькая дочка в Москву замуж вышла, а младшенький – в Калинине на учителя учится. Хорошие детки. Дружные. Младшенький-то сейчас на каникулах, так у сестры, у Аньки, в Москве живеть. Сюда и не загонишь. Если и наедуть, то ненадолго. Но малец, как заявится, все отцу помогат. Анька, к слову сказать, с ленцой маненько, но зато чистюля и хозяйка хорошая – вся в мать. А вот к деревенским работам брезглива. Мишка, брат, его, как отца, Мишкой назвали, даже корову подоить умеет, а Анютка не знат, как к корове-то подойтить. Зато ладненькая такая, красивенькая – страсть. И с зятем Силкиным повезло. Уж не помню, как его зовут. Работящий такой. Самостоятельный. Часто раньше сюда ездил, Михаилу хорошо помогал. Даже и без жены наведывался. В это лето только не показывался. Анютка говорила – работы у него много. Конечно, человек-то самостоятельный.
– Он не приезжает, работает, – осторожно вмешалась я, а вот дочка могла бы и навестить родителей вместе с братиком.
– Так навещали же, – радостно возвестила баба Тоня. – Неделю назад последний раз были.
– Как, неделю назад? – забыв про осторожность, удивилась я и, получив от бдительной подруги тычок в бок, пробормотала: – Я думала, она совсем сюда не показывается.
– Не долго были, – продолжала баба Тоня, не заметив моей оплошности. – Михаил сказал, дел, мол, много в Москве…
Баба Тоня еще долго рассказывала про хозяйство Силкиных, а у меня голова шла кругом от полученного известия. Значит, она приехала из Германии. Но тогда почему не побывала в собственной квартире? С ее-то жадностью и меркантильностью в первую очередь должна была проверить свои хоромы. Лада Игоревна не могла не узнать о ее возможном визите. Наверняка бедная вдовушка забежала бы к ней похвастаться своими распрекрасными заграничными впечатлениями.
