Позиции у Карпат и по Карпатам удерживали 4-я австро-венгерская армия под командованием эрцгерцога Иосифа-Фердинанда, 3-я армия генерала Э. фон Бем-Ермоли, 2-я армия генерала С. Бороевича фон Бойны и германская армия под командованием генерала А. фон Линзингена. Корпуса 8-й армии, имевшие наибольший успех, продвинулись с 29 марта по 12 апреля на 20 км. На помощь австрийцам германское командование перебросило три дивизии, сведенные в особый Бескидский корпус (das Deutsche Beskidencorps) под командованием генерала Г фон дер Марвитца54. Обе стороны несли значительные потери. А. А. Брусилов вспоминал: «Объезжая войска на голых позициях, я преклонялся перед этими героями, которые стойко переносили ужасающую тяжесть горной зимней войны при недостаточном вооружении, имея против себя втрое сильнейшего противника»55.
Взятие важнейшей австрийской крепости в Карпатах привело к тому, что Николай Николаевич (младший) решил изменить свою точку зрения на перспективы наступления на этом направлении: «Проблеском в этой мрачной зимней эпопее было занятие весной русскими крепости Перемышль и то, что Ставка впервые дала твердые задачи обоим фронтам: наступление в Карпатах, оборона на остальном протяжении»56. Ставка приняла решение, которого очень опасалась противная сторона. Однако очевидно, что в данной ситуации решение о прорыве на Венгерскую равнину не было реализуемым. Мысль о том, что за падением Перемышля может последовать вторжение русских войск в Венгрию, заставило германское Верховное командование передать в распоряжение П. фон Гинденбурга свой единственный общий резерв – четыре вновь образованных «молодых» корпуса, из которых была сформирована новая 10-я армия Восточного фронта во главе с генералом Г. фон Эйхгорном. Этому в определенной степени способствовала и стабилизация Западного фронта.
Попытки французов в феврале и апреле 1915 г. в Шампани и англичан в марте у Нев-Шапели перейти в наступление не привели к прорыву фронта. Попытки эти были беспрецедентны по масштабам. Первые линии немецкой обороны были сметены, в какой-то момент кайзер запаниковал57. Под Нев-Шапелью 342 орудия за 35 минут выпустили больше снарядов, чем вся английская армия за Англо-бурскую войну. Английский военный корреспондент так описал артиллерийскую подготовку союзного наступления: «Она велась из трехсот пятидесяти орудий (некоторые из них были французские) на близком расстоянии и, по общему мнению, была самой жестокой за всю войну на Западном фронте. Выстрелы орудий были такими частыми, что их звук походил на гигантский пулемет»58. Огонь британской артиллерии корректировало 85 наблюдательных аэростатов. 48 англо-индийских батальонов атаковали три немецких. Все это привело к взятию деревни Нев-Шапель, территории приблизительно 1800 на 1100 метров, при потере 7 тыс. британских и 4200 индийских солдат. Стоявшая позади атаковавших кавалерия не понадобилась. Атаки французов в Шампани привели к более скромным достижениям, но их потери были гораздо выше – соответственно 50 тыс. и 64 тыс. человек59. Западный фронт Германии был стабилен. Германское командование могло перебрасывать «молодые» корпуса на восток. Германское командование, по свидетельству Э. Людендорфа, считало, что из 32 намеченных к формированию новых дивизий Г Китченера к маю 1915 г. могут быть готовы только 1260. Даже при этом оно могло себе позволить переброску на восток не только стратегического резерва, но и снятие с Западного фронта наиболее боеспособных частей.
Э. фон Фалькенгайн вспоминал, что «в действительности только одно соображение оправдывало новое решение, а именно: убеждение, что иначе Австро-Венгрия в короткий срок рухнет, придавленная гнетом войны»61. Эти воспоминания подтверждаются записями в дневнике А. фон Тирпица. 31 марта он отметил: «Сегодня с Карпат опять получены дурные вести. Австрийцы не могут удержать своих позиций. Фельдъегерь Р. рассказывал, что австрийские офицеры массами обретаются на тыловых этапах, а на фронте их нет. В Австрии ему часто выражали удивление по поводу того, что мы посылаем в огонь так много отпрысков хороших семей. К этому присоединяются национальная вражда и чванство. Наш Генеральный штаб только теперь полностью уяснил значение этих факторов»62. Такую же позицию занял и генерал М. Гофман. Он вспоминал об этих днях: «Среди карпатских снегов и льдов шли упорные кровавые бои, стоившие русским неслыханных потерь, но они все же шаг за шагом оттесняли нашего союзника. Положение австрийских армий становилось критическим. Если бы русским удалось прорвать Карпатский фронт и спуститься в Венгерскую долину, то двуединая монархия развалилась бы»63.
Русская армия уже преодолела Бескидский перевал и начала спуск в долину. Он был гораздо проще подъема – на северном склоне еще лежал снег, а на южном уже зеленел лес. По пути начали попадаться венгерские деревни. «Отношение венгров к русским войскам было довольно своеобразное, скрытное, – вспоминал один из солдат, – они не проявляли ни дружелюбия, ни открытой враждебности»64. Положение Венгрии в составе Дунайской монархии было сравнимо с положением Пруссии в кайзеровской Германии. Влиятельная венгерская газета Pesti Hirlap в первых числах апреля заявляла в своей передовице: «Венгрия не должна быть принесена в жертву Австрии, и венгерские интересы должны быть учтены в первую очередь в связи с ситуацией, вызванной русским вторжением на нашу территорию»65. Кроме того, что с этими настроениями необходимо было считаться, существовали и другие причины опасаться русского вторжения на Венгерскую равнину.
Во-первых, в случае утраты линии по Карпатам терялись и нефтяные источники в Буковине, а центральные державы были далеко не так богаты природными ресурсами, чтобы безболезненно перенести их потерю. Во-вторых, выход русских войск на равнину во многом способствовал бы установлению единой линии русско-сербского фронта на территории противника, а этого монархия Габсбургов уже никогда не пережила бы. «Они знали, и были правы, – вторил ему П. фон Гинденбург, – что если бы русский поток обрушился на мадьярские земли, это могло решить войну и Дунайская империя никогда не выдержала бы такого удара. Кто мог сомневаться, что первый русский пушечный выстрел на равнинах Венгрии отдастся эхом от гор Верхней Италии до Трансильванских Альп?»66 14 (27) марта 1915 г., почти сразу же после капитуляции Перемышля, произошла смена командования Северо-Западного фронта. Н. В. Рузский еще 10 (23) марта отправил в Ставку телеграмму с просьбой об отстранении его от командования фронтом по состоянию здоровья67.
18 (31) марта был опубликован весьма благоприятный для Н. В. Рузского рескрипт об отставлении его от командования фронтом по состоянию здоровья и назначении членом Государственного и Военного советов68. Главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта был назначен М. В. Алексеев. «Человека этого я очень уважаю и высоко ставлю, – отреагировал на новое назначение своего бывшего подчиненного В. А. Сухомлинов, – но в полководческих способностях его не уверен, и в этом отношении, мне кажется, Плеве был бы выше»69. Николай Николаевич (младший) поначалу склонялся к кандидатуре П. А. Плеве, но поднявшаяся волна подозрительности в отношении генералов с немецкими фамилиями, а также жесткий характер генерала и его склонность проводить операции, не считаясь с потерями, заставили главковерха изменить свое решение70. М. Д. Бонч-Бруевич связывал произошедшую замену с отказом Верховного главнокомандующего от наступления на данном фронте. М. В. Алексеев получил приказ удержать пространство между Вислой и Неманом71.
Это мнение разделяет и Ю. Н. Данилов: «Хотя новое назначение генерала Алексеева было следствием действительной болезни генерала Рузского, тем не менее оно имело определенно идейный характер. Это назначение явилось в результате принятого уже в то время Верховным главнокомандованием решения о перенесении центра дальнейших действий в Галичину. При этих условиях ответственная задача обеспечения правого фланга нашего стратегического фронта должна была разрешаться иными методами, чем те, кои имелись в виду до сих пор. Генерал Алексеев, который всегда являлся противником непосредственного овладения Восточной Пруссией и сосредоточения против нее крупных сил, был именно тем лицом, на которого могло быть возложено решение этой крайне трудной задачи, с затратою на нее возможно меньших сил (выделено мной. – А. О.)»72.
Все мысли генерала были в Венгрии, к вторжению в которую он так долго готовился, и свое новое назначение он воспринимал с тяжелым чувством. В этот день он писал сыну: «Состоялось назначение меня, мой родной, главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Тяжелое и трудное наследие принимаю я. Позади – ряд неудач; подорванный дух войск, большой некомплект. Дарует ли Господь сил, уменья, разума, воли привести в порядок материальный, пополнить ряды, вдохнуть иной дух и веру в успех над врагом? Вот вопросы, которыми полна моя мысль, чем живет моя душа»73. Начальником штаба Юго-Западного фронта был назначен генерал-лейтенант В. М. Драгомиров. Н. В. Рузский не потерял расположения Николая Николаевича (младшего). Уже в конце июня 1915 г. великий князь просил императора о назначении генерала Н. В. Рузского, к этому времени поправившего здоровье, командующим 6-й армией, оборонявшей Петроград и подступы к нему74.
