Они прошагали на Кливленд-стрит, и Маккензи проверил номера зданий, ища девятнадцатое. Нужный им дом не слишком отличался от своих соседей, где жили уважаемые люди и размешались респектабельные адвокатские конторы. Это был хорошо освещенный, чистый район, ничем не похожий на Ист-Энд. Время от времени Костаки краем глаза замечал на дымоходах какие-то проволочные устройства и даже задумался, зачем они нужны, но быстро выбросил посторонние мысли из головы.
Фон Клатка со скрежетом вытащил меч из ножен. Неутомимый воин, он всегда рвался в битву. Удивительно, что он сумел прожить столько веков после обращения. Маккензи отошел от двери, уступив место Костаки. Тот взялся за дверной молоток, который остался у него в ладони. Глупец-капрал Горча захихикал в усы, и молдаванин отбросил хрупкую безделушку в канаву. Маккензи задержал дыхание, облако пара вокруг него развеялось. Капитан посмотрел на шотландца, ища одобрения. Полицейский знал этих людей, этот город и потому заслуживал уважения. По его кивку Костаки сжал могучий кулак, чувствуя, как тот наливается силой крови. Рука натянула швы укрепленной перчатки.
Он ударил в светлое, неокрашенное пятно там, где висел молоток, разбив дверь, протолкнулся сквозь оставшиеся куски и плечом проложил дорогу в прихожую. Окинув взглядом все вокруг, Костаки быстро оценил ситуацию. Крохотный юноша в униформе лакея не представлял угрозы, но вот бритый «новорожденный» в рубашке мог кинуться в драку. Констебли и гвардейцы ринулись вслед за ним, толкнув капитана в сторону лестницы.
Охранник борделя сжал кулаки, но фон Клатка спустил на него Берсеркера и Альберта. Волки впились ему в голени, и, когда тот закричал, карпатец нанес удар мечом. Голова вампира отделилась от плеч, яростно моргая, и приземлилась на темечко у ног лакея. Маккензи открыл рот, чтобы упрекнуть фон Клатку, который схватил покачнувшееся безголовое тело и приник к бьющей из горла струе крови, словно к питьевому фонтанчику, но Костаки махнул рукой полицейскому. Сейчас было не время для разногласий.
— Боже, — с отвращением произнес «теплый» констебль.
Фон Клатка триумфально завопил и отбросил прочь высосанный досуха труп, утерев кровь с глаз. Волки завыли вместе с хозяином.
— Тошнотворна «новорожденных» кровь, — сказал он.
Костаки положил тяжелую руку на плечо слуге. У того был кривой позвоночник и лицо маленького мальчика.
— Ты, — спросил Костаки, — имя у тебя какое?
— Ор… Ор-орландо, — ответило создание, которое, как выяснилось вблизи, оказалось напомаженным и напудренным.
— Орландо, будь нашим провожатым.
Тот, захлебываясь слюной, пробормотал:
— Да, властный хозяин.
— Умный мальчик.
Маккензи вытащил документ:
— У меня выписан ордер на обыск этого помещения по подозрению в недостойных и неестественных деяниях, что проводятся здесь ради прибыли владельца здания, некоего… э-э-э… — он сверился с бумагой, — Чарльза Хэммонда.
— Мистер Хэммонд сейчас во Франции, ваша милость, — сообщил Орландо. Он потирал руки и сменил уже дюжину вкрадчивых улыбочек. Костаки чувствовал, как в слуге кипит страх.
Горча, взревев, словно медведь, метнулся в кухню, размахивая мечом. Послышался звук бьющейся посуды и чье-то слабое хныканье.
— Это что за вздор? — донесся чей-то голос с площадки сверху.
Костаки взглянул туда и увидел там тонкого, элегантного «новорожденного» с покрытыми лаком волосами и одетого в безупречный вечерний костюм. Рядом с ним стоял мальчик в запачканной ночной рубашке.
— Милорд, — сказал Орландо. — Эти джентльмены…
Вампир не обратил на лакея никакого внимания и представился:
— Я — шталмейстер Его Высочества принца Альберта Виктора Кристиана Эдуарда, возможного наследника трона. Если это незаконное вторжение не прекратится, последствия для вас будут чрезвычайно неприятными.
— Скажи им, ордер у нас есть, — произнес фон Клатка.
— Мой господин, я — Костаки из Карпатской гвардии, личного подразделения Его Высочества Влада Дракулы, известного как Цепеш, Пронзитель, принца-консорта Виктории, королевы этих островов.
Лорд изумленно уставился на капитана, явно испугавшись. Англичане всегда трусили, когда их ловили за руку. Они считали свое положение в обществе лучшей защитой. Костаки отозвал Горчу от кухарок и послал его наверх, дабы тот стащил вниз шталмейстера и его мальчика по вызову.
— Обыщите это место, — приказал Маккензи. Констебли щелкнули каблуками, взбежали по ступенькам, вламываясь в комнаты. Дом наполнился криками и протестами. Волки куда-то делись, видимо, творили непотребства.
Два обнаженных мальчика с лицами, выкрашенными золотой краской, выбежали из задней комнаты, лавровые венки слетели с их лбов. Фон Клатка широко раскинул руки и поймал обоих. Они извивались, как рыбы, и вампир засмеялся над их жалкими попытками вырваться.
— Милые близнецы, — сказал он. — У меня тут близнецы.
Костаки вышел наружу, дабы оценить работу на улице. Из мостовой уже выворотили булыжники, поспешно копая ямы для кольев. Несколько штук уже высились, ожидая преступников. По другую сторону улицы собралась небольшая толпа, праздно обмениваясь слухами. Костаки зарычал, и зеваки быстро разбежались.
— От такого жажда пробуждается, — сказал один из «новорожденных» работников, устанавливая кол в яму.
Добыча уже собиралась рядом с домом. За процессией наблюдал фон Клатка, шлепая по обнаженным мягким местам плашмя лезвием и издеваясь над гомосексуалистами. Наверху раскрылось окно, и оттуда попытался выброситься толстяк, обнаженные складки плоти развратника содрогались от напряжения. Его затащили внутрь.
— Вы, — крикнул шталмейстер, указывая на Костаки. — Вы ответите за столь грубое оскорбление.
Фон Клатка ударил придворного по ногам, прямо под колени. Посеребренное лезвие вонзилось глубоко в плоть, рубя кости. «Новорожденный» рухнул, словно молясь; когда пришла боль, он попытался изменить форму. Лицо вытянулось в безволосую морду; уши скользнули назад, раздвинувшись по-волчьи. Рубашка раздулась, пуговицы с треском отлетели, когда ребра изменились. Руки стали когтистыми лапами, но из-за раненых коленей изменение не распространилось ниже пояса. На собачьей голове из-под гладких волос показался розовый скальп. Шталмейстер открыл рот и завыл, широко сидящие зубы, казалось, вот-вот выпадут.
— Фон Клатка, посади его на кол.
Тот с помощью Горчи взял жертву за лапы и взгромоздил себе на плечи, ноги несчастного болтались, штаны пропитались кровью. Шталмейстер обретал изначальную форму. Карпатцы усадили его светлость на ближайшее острие. Когда придворного пронзило, струя горячей крови и фекалий потекла по деревянному столбу, по которому приговоренный медленно сползал под собственным весом. Кол, недостаточно глубоко вкопанный в землю, накренился и чуть не упал. Горча и фон Клатка успели поддержать его, рабочий завалил дыру галькой, пока орудие казни не встало крепко.
Они проявляли жалость. Если бы конец кола был закруглен, а не заточен, смерть могла прийти только через неделю, внутренние органы жертвы сдвинуло бы с места, а не пронзило. А так шталмейстер умер сразу, как только острие достигло сердца.
Костаки посмотрел вокруг. Маккензи прислонился к стене, извергая последнее съеденное блюдо. Карпатец вспомнил, что с ним случилось то же самое, когда он в первый раз увидел, как принц Дракула расправляется с врагами в излюбленной манере, из-за которой получил свое прозвище.
Собранные гомосексуалисты, увидев, что случилось со шталмейстером, запаниковали. Пришлось сгонять их мечами. Несколько мальчиков сбежали, поднырнув под карпатскими лезвиями. Костаки не возражал, если некоторым из них удастся скрыться. Целью облавы было поймать хозяев и гостей дома номер 19 по Кливленд-стрит, а не несчастных, вынужденных тут служить. Один мужчина в рваной одежде каноника опустился на колени и громко молился, христианский мученик. Юноша с краской на лице высокомерно стоял, скрестив руки, и позолоченная нагота казалась на нем имперскими одеждами; от его взгляда даже палачи отводили глаза.
