В такие минуты я вспоминала, что, хотя он и выглядит лет на восемнадцать-девятнадцать, на самом деле ему уже больше трехсот и что он такой же опытный и могущественный вампир, как мои родители.
Конечно, я понимала, что за этим столом я одна такая необычная. Да и попробуй забудь, если все остальные пьют кровь, а ты единственная, кто ест индейку и картошку.
— Нужно поспешить и заказать тебе платье, чтобы я успела подогнать его по фигуре. — Мама сияла так, будто я не парня привела домой, а принесла выигрышный лотерейный билет.
— Конечно, — согласилась я. — Самое время.
Она сжала мне плечо, радуясь за меня, и я снова почувствовала себя виноватой. Я скучала по тем дням, когда могла все рассказать родителям.
Остаток обеда прошел уже более непринужденно, а потом папа поставил пластинку Дины Вашингтон — одной из моих любимых певиц. Казалось, они с мамой делают все, чтобы устроить мне приятный вечер. И когда я сказала, что хочу проводить Балтазара вниз, они только помахали нам вслед.
Мы спускались по каменным ступеням, и я сказала:
— К следующей неделе они испекут и заморозят для нас свадебный торт.
— Они просто желают тебе счастья.
По голосу Балтазара я поняла, как сильно он хочет оказаться тем самым человеком, который сделает меня счастливой.
— Балтазар... мне нравится проводить с тобой время... и ты такой классный, но ведь мы с тобой... — Почувствовав неловкость, я немного изменила тему разговора: — Что ты вообще можешь найти в девушке моего возраста?
— Не так уж я от тебя отличаюсь. Знаю, что следовало бы, но не отличаюсь. — Он с любопытством посмотрел на меня. — Тебе приходило в голову, что все здешние ученики ведут себя как подростки? Даже те, кто намного старше меня?
— Ну да. Но я всегда думала, это потому что они... чувствуют себя неуверенно. Не вписываются в наш мир.
— Отчасти да. Но зрелость — это не только психологический вопрос, Бьянка. Это еще и физическое явление. Те из нас, кто умер молодым, никогда не станут взрослыми. И не важно, сколько столетий опыта будет у нас за плечами, не важно, что нам доведется пережить. Мы не можем измениться. — Мне показалось, что Балтазар расстроился, даже помрачнел, но он тут же выпрямился и дружески улыбнулся. — Но ты не волнуйся. В смысле — из-за тебя и меня. Меня все это не смущает.
— Хорошо, — сказала я, хотя он меня так до конца и не убедил.
Я вернулась в комнату довольно поздно, но Ракели там не было. Очевидно, она нашла действительное надежное место, чтобы прятаться. Я надела пижаму и воспользовалась одиночеством, чтобы перед сном с наслаждением выпить весь термос крови. Конечно, я уже выпила свою порцию у родителей, но мне надоело просыпаться голодной в три часа ночи. Хотя бы раз проспать всю ночь напролет.
Но ничего не вышло. Пришлось проснуться через пару часов после того, как я уснула, — Ракель легонько трясла меня за плечо и шептала:
— Бьянка!
— М-м?.. — Я перекатилась на спину и попыталась в темноте разглядеть Ракель, причем спросонья даже забыла, что злюсь на нее. — Что такое?
— Нам нужно поговорить.
— Ох. Ну ладно. — Я уже вспомнила, что злюсь, но, кажется, теперь это не имело никакого значения.
Лицо Ракели побелело как полотно, а в глазах читался тот же непостижимый ужас, какой я помнила по прошлому году, когда ее преследовал Эрик. Я села и откинула волосы с лица.
— Что с тобой такое? И почему ты так распсиховалась, когда я спросила тебя о привидениях?
— Сначала ты должна сказать мне правду. — Ракель была очень встревожена и дышала так часто, что у нее подергивались крылья носа. — Ты что, видела здесь привидение?
— Не в нашей комнате. Но я и вправду видела кое-что наверху — ну, там, наверху башни. Думаю, это было привидение. — Я не могла сказать ей, что абсолютно в этом уверена, потому что пришлось бы объяснять причину такой уверенности, а это не самая лучшая идея.
Ракель так боялась привидений, что вряд ли пришла бы в восторг, узнав, что ко всему прочему окружена вампирами.
К моему большому удивлению, на лице Ракели отразилось облегчение.
— Так здесь его не было? И ко мне оно не приближалось?
— Нет, ничего подобного.
— А как оно выглядело?
Я подумала, что, если опишу ей все, как было, Ракель снова перепугается, поэтому постаралась все упростить:
— Мужчина. Думаю, средних лет. Волосы и борода длинные и темные, как на старинных картинах. У меня сложилось впечатление, что он откуда-то из прошлых времен. И еще я знаю, что ничего себе не вообразила. Привидение было настоящим.
— Ты уверена, что это не старик? Ну, совсем старый, такой сгорбившийся от времени?
Я кивнула. Ракель поднесла кулак ко рту и начала грызть костяшки, и я догадалась, что она пытается не разреветься.
— Что все это значит? — Она молчала. Может, просто не могла выдавить ни слова. — Ракель, мне кажется, что ты знаешь о привидениях больше, чем говоришь!
Она опустила руку — на большом пальце полукругом выступила кровь.
— В доме моих родителей есть что-то.
— Что-то? В смысле — привидение?
— Старик, — ответила она. — Тощий, костлявый. Лысый. Я вижу его с самого детства. Но раньше я его видела изредка, и то в основном во сне. И мне казалось, что я все воображаю.
Голос Ракели звучал рассудительно, даже спокойно, но тело ее начало дрожать.
— Пару лет назад, когда я стала старше, я начала видеть его чаще и поняла, что ничего не придумала. Он дожидался поздней ночи, когда мог меня напугать. Ему нравилось меня пугать. Если, конечно, это он — может, просто выглядел как мужчина, но вовсе им не был. Может, это просто нечто. Старое злобное нечто, перекошенное от ненависти. Потому что оно меня ненавидит. И всегда ненавидело.
— А что говорят твои родители? — Не успела я произнести эти слова, как тут же захотела их проглотить. Ракель все время нашего знакомства говорила, что родители только отмахивались от ее страхов. И на это, конечно, тоже не обратили внимания, оставив ее наедине с проблемами. — Они тебе не поверили.
— И священник тоже. И учитель. И мне пришлось... молчать и помнить, что он здесь. Всегда здесь, поджидает меня. Смотрит на меня. У него такие... жадные глаза. До этого лета он больше ничего не делал. Только смотрел. Я думала, так оно и будет всегда, и уже привыкла, что он смотрит, но потом... — Ее передернуло с такой силой, что мне пришлось положить ей руку на плечо, чтобы удержать на месте. — Этим летом... ночами мне снилось, что... что он лежит на мне, удерживает и занимается со мной сексом. Было больно, и я пыталась его столкнуть, но не могла пошевелиться. Иногда это происходило несколько ночей подряд.
— О господи.
Наконец-то Ракель посмотрела на меня. По ее щеке ползла слеза.
— Бьянка, я не знаю, сон ли это был. Всю свою жизнь я убеждала себя, что просто воображаю все это. А в прошлом году... все эти звуки на крыше... то же самое зло, которое я ощущала у себя дома. Я постоянно чувствую его и здесь. А теперь и ты увидела, и я знаю, что все это правда.
— Это правда. Никогда больше не сомневайся. — Не знаю, утешило ли ее это. — Но это совсем не та штука, что у тебя дома. То, что видела я, совсем на него не похоже. — То, что я видела, было ужасающим, но совершенно точно чем-то другим.
— Да, наверное. Но это окончательно вывело меня из себя. И все-таки я не должна была срывать зло на тебе. — Ракель опустила голову. — Прости меня.
— Это я должна просить прощения. — Я чувствовала себя такой идиоткой!
Ракель вела себя странно не только всю прошлую неделю; она была подавлена и на грани нервного срыва с самого начала учебного года, а я с легкостью решила, что все дело исключительно в ее вспыльчивом характере, и даже не спросила себя, не кроется ли проблема гораздо глубже. Ну допустим, я не могла догадаться, что ее так тревожит, но могла же понять, что с ней происходит что-то очень серьезное.
А я так погрузилась в собственные заботы, что перестала быть другом Ракели.
