— А как же быть с твоими штанами? Ведь дед их тоже спрятал!
— Надену цыганские шаровары. Вон они в кухне на гвозде висят. Когда все в доме заснули, мы потихоньку прокрались во двор.
Взгромоздился я Икану на спину, и он припустился трусцой, как рысак. Все шло отлично, пока его не угораздило споткнуться об пригнутую снегом к земле ветку. Вжик! — и я врезался головой в какие-то снежные дебри, с перепугу обеими руками ухватился за сук и так на нем и повис. Икан сгоряча промчался еще несколько шагов и воткнулся в сугроб. Полежал, поднялся и стал меня звать:
— Эй, ты? Где ты там спешился?
— Вот он я, вишу на ореховом суке, чтоб тебе пусто было!
— А что ты там позабыл, ведь орехов-то уже нет?
— Да вот зацепился и никак не отцеплюсь.
Наконец я все-таки спрыгнул, оба мы кое-как отряхнулись. Икан меня оседлал, и я поскакал узкой стежкой к повороту. На повороте ветер наметал глубокий снежный сугроб, и я с разбегу так прямиком в него и угодил, а несчастный Илька, кубарем перелетев через меня, зарылся в сугроб с головой, точно в воду нырнул.
Я принялся руками разгребать пушистый снег и рванул Икана на себя.
— Илька, ты живой?
— Чуточку еще живой. Подставляй быстрее спину, я на тебя верхом вскочу.
И снова пускаемся мы узкой стежкой, падаем и кувыркаемся в снегу, пока наконец не добираемся до того дома, где собирались пряхи. А тут в довершение ко всему на нас набрасывается недремлющий дворовый Шарик, и мы, спасаясь от него, вваливаемся в веселое общество.
— Принимайте скакуна и наездника!
От неожиданности и смеха пряхи чуть на пол со скамей не попадали. Поскорее освобождают нам место у печки и поят горячим молоком, чтобы мы хорошенько прогрелись.
— Вот это так настоящие пряхи! — гремит из угла голос Джурача Карабардаковича. — Я в детстве был точно таким же. Как-то раз выкрал отцовского коня и удрал на нем ни мало ни много, как в другое село на посиделки.
Мы с Иканом значительно переглядываемся. И как это нам в голову не пришло вывести потихоньку наших коней?! Вместо того чтобы от нечего делать переминаться в стойле с ноги на ногу, они бы мигом нас домчали на посиделки.
Возвращаемся мы так же, как и пришли: за неимением коней друг на друге верхом, вприпрыжку трусим по тропе, скользим, зарываемся в снег.
Какие же это были восхитительные годы! Сколько воды утекло с той поры, а я все твержу про себя, когда с первыми холодами начинаю хлюпать носом:
— Чихай, чихай, гуляка незадачливый! Раньше небось так ты по снегу босым на посиделки из дому сбегал, и ничего с тобой не было, а теперь, видите ли, уже и простудиться успел! Прошли твои времена, прошли те бессмертные дни и никогда не повторятся больше! Никогда, старый плут, птица ночная!
27
Какое же это было прекрасное утро, когда выпадал первый снег! С какой радостью неслись мы в то утро в школу!
Прежде всего со стороны рашетовского дома в чистом морозном воздухе разносился звонкий клич:
— Ату, вон она, держи ее, бешеную!
— Держи, не отпускай, кумовья, — бодро подхватывал Икета этот клич, выносясь со двора и взмывая тучу снежной пыли.
— Сюда давай, кум Икета! — вопили Рашеты. — У нас снег выпал!
— И у нас тоже! Ого-го, держи ее за хвост, покуда я не подоспею! — отвечал Илька, словно гнался за самим дьяволом.
Мы сливались с ватагой братьев Рашет у самого начала обширной рощи, известной тем, что зимой по ней пробирались лисицы и даже волки при переходе из одного лесного клина в другой. Здесь пролегал их путь.
— А ну-ка, парни, давайте посмотрим, кто проходил ночью через эту рощу! — предлагал нам старший Рашета, Давид.
— Но как мы это узнаем? — недоверчиво спрашивал Икан.
— А мы по следам будем читать, — объяснял Давид. — Посмотрим-ка, кто это тут так сильно наследил. Ага, это два зайца пробежали, побольше и поменьше.
— А вот и еще один заяц! — говорил Икан, показывая на какой-то след.
— А вот и нет! — возражал Давид. — Это собачий след, вернее всего, тут Старостина сучка прошла.
— А это что? — показывал я ему на стежку мелких следов.
— Э, тут лиса пробежала.
— Смотри-ка, смотри, а тут вот прошло по крайней мере пять лисиц! — кричал Иката, подводя нас к одному следу, ведшему от крайнего дома прямо к дороге.
— Нет, это Старостины овцы ходили на водопой, — объяснял Давид.
— Этот староста весь снег своими следами испещрил! — заметил Икан.
Обнаружив в глубине рощи ясный отпечаток чьих-то следов, Икан сказал:
— Посмотрите, какой огромный пес тут прошел. Давид осмотрел внимательно след и сказал:
— Действительно на собачий похож, но это, дорогой мой, волчий след.
Илька отскочил от следа, как будто наступил на раскаленные угли, и вскрикнул:
— Ух, если я с волком встречусь, ему своих не узнать! Держи, не отпускай, братва, вот он, бешеный!
А тут как раз на этот его вопль появляется из рощи староста. Гонит перед собой навьюченного дровами коня и грозится Ильке:
— Поори еще, поори! Прошлой ночью волк к моему дому подкрался и обглодал мой топор!
Илька так и выпялился на него, словно черта с рогами увидел.
— Топор обглодал! Не может этого быть!
— Точно тебе говорю, совершенно точно. У волка клыки, как напильник. Ему железо грызть, все равно что тебе разваренную кукурузу.
Икан настолько уверовал в Старостины россказни, что возьми да и скажи учительнице в школе, отвечая ей урок про волков, будто бы волки обгладывают топоры. Конечно, его подняли на смех, а Иканыч, поняв, что его разыграли, стащил с поленницы Старостин топор, взял стальной треугольный напильник и выпилил на острие топора зазубрины, точно у пилы.
На следующий день раскричался староста, что кто-то ему испортил топор, а Иканыч философски изрек:
— Ничего удивительного, это волк твой топор обглодал. Пробовал сделать из него пилу.
— Где это видано, чтобы волки топоры глодали? — разбушевался староста. — Какой это кретин тебе сказал, будто бы волки железо гложут?
— Да ты сам. Вот и Рашеты подтвердят!
— Подтверждаем! Мы свидетели! — гаркнула команда Рашет.
Учительнице нашей случилось быть при этом разговоре, и она пристыдила старосту:
— Что это ты детям разные небылицы рассказываешь? Я чуть было двойку не влепила нашему умнику Икану.
Староста кинул ненавидящий взгляд на Ильку, потом посмотрел на свой топор и проворчал:
— Готов поклясться, что волчьи зубы здесь ни при чем. Тут Иканыч свои руки приложил. Топор как раз в тот вечер куда-то исчез, а Илька мимо моего дома проходил.
В скором времени старосте представилась прекрасная возможность отомстить Икану за топор.
Славко Араб частенько промышлял тем, что ловил голубей, его отец продавал их в городе и на вырученные деньги справлял сыну одежку. Лучше всего ловить голубей было на церковной колокольне под самыми колоколами, где голуби устраивались на ночлег.
Охотиться поэтому надо было ночью, в безлунную пору.
Вот как-то раз договорились Славко с Иканом отправиться на колокольню нашей церкви голубей ловить. Чтобы проникнуть на колокольню, нужен ключ от церкви. А выманить этот ключ надо было у старостиного племянника Маркелы Штакора, продувной бестии, какой днем с огнем не сыскать. Этот пройдошистый малый из второго класса вечно слонялся под живой изгородью и разорял птичьи гнезда.
Икета и Славко обещали взять его с собой на голубиную охоту и дать полную шапку орехов, если он им принесет ключ от церкви. Штакор с готовностью на это согласился.
Но старосту на мякине не проведешь: хитрец тотчас же заметил, что племянник стянул у него ключ, и догадался, что предполагается голубиная охота, и был все время начеку. И вот когда следующей ночью Маркела выскользнул из дому, староста потихоньку двинулся за ним, бормоча себе под нос:
— Бьюсь об заклад, что глодальщик топоров, Икета Чопич, тоже замешан в этом деле.
Ничего не подозревая, трое наших славных охотников: Икан, Славко и Маркела Штакор, прокрались в церковь и стали в темноте подниматься по крутой лестнице колокольни. Невидимой тенью прошмыгнул за ними и староста.
— Сейчас я вам, мои голубки, покажу голубиную охоту! — шептал он про себя.
Ребята добрались до самого колокола и стали шарить в темноте, разыскивая голубиные насесты, как вдруг кто-то снизу, с церковных хоров, сильно рванул за веревку, раскачивая язык, и колокол громыхнул чудовищным басом: бам-м-м!
Этот единственный сорвавшийся с колокола удар прогремел таким мощным раскатом, что три наших героя, подскочив от неожиданности, попадали друг на друга, а целая стая вспугнутых голубей сорвалась со своих мест и стала метаться в темноте, задевая мальчишек крыльями.
— Бежим отсюда! — прокричал Икан.
Он первый шарахнулся к лестнице и скатился по ней на церковные хоры. За ним ссыпались Славко Араб и Штакор.
