— Ко мне домой, — с готовностью ответил Лео.
Я решительно помотала головой.
— Почему? — начал канючить он. — Я ведь без всякой задней мысли приглашаю, — он подумал и добавил: — Только с передними.
— Не могу, к сожалению, — сказала я. — Меня парень ждет.
— У тебя есть ухажер? — так поразился Лео, что перестал дрожать.
Вместо ответа я протянула руку и указала на крепкую и низкую фигуру Тараса, который стоял возле ворот. Я не ждала от него такого жеста, но его присутствие здесь меня растрогало.
Кузнец под любопытные взгляды сокурсников помог мне спуститься с жукачары и заботливо укутал в большой тулуп. Я так устала, замерзла и проголодалась, что у меня не было сил протестовать.
— Куда ты меня ведешь? — спросила я чуть позже, когда отогрелась настолько, чтобы соображать.
— Ко мне, в кузницу. Там сейчас жарко натоплено и ты отогреешься. Я не хочу, чтобы ты заболела. А к моменту прихода сотрудников, — торопливо добавил он, видя, что я готова отказаться, — я отведу тебя домой.
— Хорошо, — покорно согласилась я. — Веди.
— Я тут подумал, — решительно сказал Тарас. — Я хочу, чтобы про нас пошли разговоры, или даже сплетни, и не понимаю, почему ты этого боишься. У меня к тебе совершенно определенные серьезные намерения, и пусть об этом все знают. А то видел я, как на тебя твои сокурсники смотрят.
— Как? — устало спросила я. мне казалось, что сокурсники смотрят на меня обыкновенно.
— Жадно! — заявил кузнец. — Особенно тот, рядом с которым ты сидела. Я не позволю, чтобы на мою девушку так смотрели!
— Перестань, — сказала я. — Я не твоя собственность.
Тарас что-то пробурчал в ответ, но я этого не расслышала, потому что мы уже подошли к кузнице, и все мое существо так и кинулось в благословенное тепло.
Мой кавалер все продумал. На столе меня ожидала еда, на огне кипел котелок с чаем, даже была смена сухой и теплой одежды.
— Ты спелся с моими братьями, — констатировала я, переодеваясь, пока Тарас хлопотал у стола.
— Просто мы все тебе желаем счастья, — ответил он. — Твои братья же видят, что я к тебе по-особому отношусь, и они это ценят.
— Я не готова пока к отношениям по-особому, — напомнила я.
— Да, да, — нетерпеливо отмахнулся Тарас. — Я знаю. Ты хочешь доучиться, открыть свою аптеку. Я тебя уверяю, наши отношения этому совершенно не помешают, наоборот, достигать задуманного легче, когда за спиной есть надежный тыл.
С наслаждением жуя мягкий хлеб с маслом, я была вынуждена признать, что Тарас прав. В прошлом году я вернулась из леса совершенно измученная, таща тяжеленные корзины. Братья еще спали, а папа догадался только сделать чай и совершенно не подумал, что я хочу есть, а долговязые прожоры всю готовую еду употребили за ужином. Тогда я страшно устала, чтобы что-то готовить, и была благодарна хотя бы тому, что меня не разбудили спросить: "а что у нас на завтрак?".
Совершенно размякнув от сытной еды и тепла, я почувствовала настоятельную потребность хоть кому-то пожаловаться на несправедливую судьбу. Тарас внимательно выслушал мои ночные приключения и прижал к своей широкой груди мою голову.
— Ох уж эти маги, — процедил он сквозь зубы со злобой, которая меня удивила. — Думают, что им все можно! Но ничего, Таша, не волнуйся. Все будет хорошо. Надеюсь, ты примешь от меня в подарок ягоды? Только расскажи, какие нужны, а то я же в них не разбираюсь совершенно.
— Первоснежники очень дорогие, — пробормотала я, подавляя зевок. Глаза у меня слипались.
— Я много покупать не буду, — заверил Тарас. — Поспишь здесь, или отвести тебя домой?
— Домой, конечно! — встрепенулась я, представив реакцию сотрудников кузницы на меня, спящую на их рабочем месте.
Как мы шли к моему дому, я плохо помню, дремля на ходу и полностью доверившись сильной руке Тараса.
Однако дома, уже готовую рухнуть в постель, меня растормошили братья.
— Ну, как это было? — завопили они. — Тарас прилично себя вел?
— Прилично, — сказала я подозрительно оглядывая их лица. — А что?
— Ничего, — так торопливо открестился Флор, что мои подозрения удвоились.
— Мальчики!
— Что, Таша?
— Мальчики! Я жду объяснений! Почему это вдруг вы воспылали любовью к Тарасу и даже взяли на себя труд копаться в моей одежде?
— Если ты думаешь, что твой халат было легко найти… — начал Флор.
Если он надеялся, что я начну протестовать и забуду о чем шла речь, то братец просчитался. Я прекрасно знала, что в шкафу у меня идеальный порядок, а халат висел на плечиках на двери.
— Я был против, — сказал Федор. — но отец надеялся, что ты оценишь заботливость Тараса и у вас что-то получится. Просто он волнуется, что ты останешься старой девой. Не обижайся на него, он действует, как умеет.
— Хорошо, — я решила не обращать внимания на действия отца за моей спиной. В конце концов, он всего лишь обо мне заботится в меру своих представлений, — передайте папе, что у нас с Тарасом сейчас все хорошо, и будет все хорошо!
— Так когда ты выйдешь замуж и освободишь ком… — решил уточнить Флор, но Федор зажал ему рот и выволок из спальни.
Теперь я точно могла отдохнуть.
Дороже денег, или О родителях
Когда я вернулась домой с работы, то в свой комнате на кровати сразу обнаружила отца. Подавив раздраженный вздох, я приготовилась выслушивать наставления о поведении с Тарасом. Но вместо того, чтобы привычно начать беспокоиться за мое дальнейшее существование без мужа, отец умоляюще протянул ко мне руки:
— Доченька… Мама заболела…
Обычный ужас ребенка, родитель которого болен во мне быстро сменился профессионализмом:
— Когда? Какие симптомы? — я схватила аптекарскую сумку и направилась к родителям.
Мама болела редко, она практически не выходила из дома, и разве что иногда подхватывала от нас какую-нибудь простуду.
— Я не знаю, какие симптомы, — растерянно ответил отец. — Она просто лежит — и все.
Беглый осмотр подтвердил слова отца. Мама лежала на кровати и невидящими глазами смотрела куда-то вдаль. На вопросы не отвечала, на прикосновения и даже щипки не реагировала.
— Я не знаю, что с ней, — растерянно призналась я. — Она как будто живет и не живет одновременно.
— И как долго такое может продолжаться? — испуганно спросил у меня Федор. Мой вечно самый умный и уверенный в себе брат мгновенно превратился в маленького мальчика, для которого рушится весь мир.
Наверное, так оно и было. Это я еще помнила маму, которая улыбалась, пела песни и суетилась по хозяйству. Для братьев мама всегда была молчаливой тенью, днями раскачивающейся в кресле-качалке и вяжущей свитера, поэтому любое изменение в привычном положении вещей приобретало для них размеры катастрофы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
