Во время своих фронтовых дискуссий по так любимому советским Верховным главнокомандующим национальному вопросу Фима, конечно, не знал, что его страна уже превращалась из тоталитарной, но умеренно фашистской, в тоталитарную нацистскую. Многим кажется, что нацизм — это когда вовсю работают лагеря смерти, газовые камеры и крематории. Это не так. Нацизм поднимает голову тогда, когда в многонациональной стране начинаются иудушкины подсчеты представительства различных наций в различных сферах деятельности. На первых порах дорвавшиеся до управления страной нацисты говорят, что цель этих подсчетов — только статистика. Надо, мол, знать, как та или иная нация представлена в «сферах» и «органах». Потом они начинают «подправлять» эту статистику и на ее основе разрабатывать «нормы» упомянутого представительства. Таким образом внедряется «отрицательный отбор», при котором продвижение людей в обществе уже осуществляется не по способностям, как в нормальном мире, а по «национальным соображениям». Чем закончила страна с таким «отбором» — теперь всем известно, но пока коммунистические нацисты были у власти, такому «отбору» подвергались даже надписи на обелисках над братскими могилами и на памятных досках: «компетентные партийные органы» бдительно следили, чтобы там, по возможности, не было «нехороших» фамилий, а возможности у нацистов, как всегда, беспредельны, поскольку понятие «совесть» им неведомо. Потом можно использовать «национальный принцип» в отношении целых народов: какой-нибудь из них объявлять главным и «пить за него», забыв, что четыре года назад люди всех наций страны были «братьями и сестрами», потом «братья и сестры» превратились в «соотечественников и соотечественниц», и «отдэльные» народы и вообще оказались «народами-предателями» и подверглись репрессиям в полном составе — от новорожденного младенца до столетнего старика.
Измышления же о генетической неспособности евреев воевать, присущей всем убежавшим от войны в Ташкент евреям, и об их патологической трусости централизованно распространялись и после войны советскими идеологическими и специальными службами. Убеждение в том, что они солдаты плохие, отразилось и в одном из «генеральских» анекдотов того времени:
Генерал делает смотр воинской части и прохаживается вдоль строя. Подходит к одному из солдат:
— А ну-ка, голубчик, покажи нам как разбирается и собирается автомат. Даю две минуты.
Солдат манипулирует с оружием, но у него ничего не получается. Генерал:
— Фамилия?
— Иванов.
Рядом стоит другой солдат, подтянутый и опрятный. Генерал:
— А ты можешь?
Солдат управляется за минуту. Генерал:
— Фамилия?
— Рабинович.
Генерал помолчал, пожевал губами и подвел итог этому соревнованию:
— Видишь, Иванов! Прямо скажем: плохой солдат Рабинович, но автомат знает!
Эта пропаганда имела успех в различных слоях населения до июня 1967 года, когда на глазах у всего мира от евреев побежали Герои Советского Союза — президент Насер, маршал Амер и советские военные советники. С одним из них, чудом спасшимся на Синае, я через год пил чачу в вагоне-ресторане поезда Москва—Тбилиси.
— Культурненько, очень культурненько воюют жидки! — спьяну повторял он в течение всей нашей пьянки, и в его голосе чувствовалось уважение профессионала.
После этого Советский Союз и его восточноевропейские сателлиты перешли в своей всемирной борьбе с «сионизмом», сиречь с евреями, к партизанским методам: их спецслужбы стали выявлять «сионистов» у себя дома и готовить террористов для убийства еврейских детей и женщин на Ближнем Востоке.
Все это должно было произойти в недалеком будущем. А тогда Фима все-таки сделал для себя вывод, что пребывание в рядах евреев налагает на человека какую-то дополнительную ответственность, и его сознание этой ответственности в полном мере проявилось в довольно короткой истории с белым петухом, к которой мы вернемся после столь длинных, но, будем надеяться, не лишних отступлений.
Белый петух, как уже говорилось, переночевал уже в виде полуфабриката в Фимином вещевом мешке и в этом же мешке вместе с Фимой отправился по тревоге в сторону передовой. Днем, когда его взвод шел цепочкой по неглубокой ложбине, их атаковали «мессершмитты». Они носились взад-вперед над колонной и поливали ее пулеметным огнем. Все, включая Фиму, попадали в снег. И когда он лежал, в минуты смертельной опасности, когда ранение даже хуже смерти, так как раненых в их ситуации было некому и некуда уносить, ибо это был не патриотический сериал о бравом и высоконравственном спецназе, «не бросающем товарища», а реальные фронтовые будни, рутина боевого бытия, в его голове не было тихой мольбы о спасении. Он думал о том, что вот сейчас его убьют. Его тело и все его вещи, включая мешок с белым петухом, останутся на немецкой территории. Немецкие похоронщики в поисках своих погибших найдут и его труп. Потом в вещмешке обнаружат белого петуха. Дальше они без труда убедятся, что перед ними тело еврея. Сфотографируют его с петухом. И эта фотография украсит немецкие газеты как доказательство того, что не немцы, а евреи Красной Армии грабят население. Пока Фиму терзали эти жуткие мысли, «мессеры» улетели. Те, кто уцелел после их налета, поднялись на ноги, отряхнули снег и пошли дальше.
Гениальный знаток человеческих душ Лев Николаевич Толстой, как известно, описал рой предсмертных мыслей и воспоминаний, возникающих в мозгу обреченного воина, но для описания Фиминых предсмертных терзаний у него наверняка не хватило бы таланта и знания психологии человека середины двадцатого века, жившего в эпоху национал-большевизма и национал-социализма.
Четвертым, после холода, усталости и голода, бедствием для Фимы, как и для большинства солдат Красной Армии в их повседневной фронтовой жизни были вши. Эти ближайшие «друзья человека» в мирное время прятались где-то за пределами городов, но в годы бедствий народных распространялись повсеместно, а в Красной Армии традиционно становились врагом номер два. Первым вдохновенным борцом против вшей в стране Советов был ее основатель — Владимир Ильич Ленин, сформулировавший второй по значимости после речевки «Социалистическое Отечество в опасности!» лозунг «Социализм победит вошь, или вошь победит социализм!» Вошь не победила социализм, но и социализму не удалось победить вошь. Произошла ничья, а вошь просто где-то притаилась до поры до времени.
Фимины родители перенесли атаку вшей во время Гражданской войны и весело смеялись, когда их знакомый еврей, бывший солдат царской армии, попавший в немецкий плен в пятнадцатом году, когда пленных немцы еще не сортировали по национальностям, рассказывал, как к нестрого охранявшемуся ограждению их лагеря подошел пожилой немец, подозвал его, протянул ему пустую бутылочку и попросил поймать и продать ему несколько вшей, объяснив, что он хочет показать своим внукам это насекомое. Фима тоже смеялся, хотя что собой представляют эти вши он в своей харьковской юности еще не знал. Не успел он увидеть вошь и в Коканде, хотя в близлежащих кишлаках они были привычным делом, и любой сельский узбечонок мог на базаре продемонстрировать свою ловкость: полезть к себе за пазуху, вытащить вошь, положить ее на зуб, щелкнуть зубами и выплюнуть ее уже в дохлом виде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
