Однако, к моменту начала наступательной операции Фима несколько пришел в себя. Целью этой операции был город Кировоград, находившийся в немецком тылу километрах в сорока на юго-запад от Знаменки. Операция началась через три-четыре дня после Нового года.
Утром 4 января Фимин корпус был поднят по тревоге и через часа полтора-два был выведен на исходную позицию. Они расположились в неглубоком овраге, и Фима начал осматриваться. Слева и справа от них до самого, как ему показалось, горизонта стояли артиллерийские и минометные батареи. Чуть позади их стояли странные на вид установки, которые солдаты позже назвали андрюшами по аналогии с катюшами. На этих установках на наклонных направляющих и в решетчатой упаковке из тонких деревянных брусьев лежали ракеты, как теперь сказали бы «земля—земля». Эти установки Фима видел в первый и последний раз. Через некоторое время началась артподготовка, которая с небольшими перерывами длилась несколько часов. Работая с минометом, Фима привык к шуму артиллерийской стрельбы, но сейчас это был не шум, а гром небесный, и спрятаться от него было негде. Фиме казалось, что весь овраг изрыгал сплошное пламя. Потом все стихло. Они еще несколько часов просидели в овраге: вероятно разведка изучала результаты обстрела и определяла местонахождение немцев. Дело затягивалось, потому что утром пятого января были туман и низкая облачность. Часов в девять утра по шуму, доносившемуся с правого фланга, Фима понял, что там пошла в атаку пехота. А часов в одиннадцать утра настал черед и Фиминого корпуса. Корпус двинулся прямо через поле. Сухая погода и небольшой мороз позволяли «студебеккерам» обходиться без дорог. Нужно было только объезжать бесчисленные большие и малые воронки, но сделать это было нетрудно, так как они чернели на снегу и были видны издалека. И все же ехали не очень быстро: и без воронок местность была пересеченной — тут и там приходилось преодолевать балки и овраги. Немцы на их пути не попадались, и к концу светлого дня корпус углубился в немецкий тыл более чем на двадцать километров и вышел на окраину Новоукраинки. Фима впервые участвовал в таком хорошо подготовленном наступлении и понадеялся на то, что им и дальше будет сопутствовать успех. Но после медленного ночного продвижения его корпус, обойдя с севера Кировоград, в девять часов утра седьмого января напоролся на мощную немецкую оборону.
Лишь спустя много лет, прочитав какие-то генеральские сказки о боях на юго-западе Украины, Фима смог более менее точно представить себе, что произошло. Оказалось, что командование фронта планировало силами двух мобильных механизированных корпусов — седьмого и пятого — обойти Кировоград с севера и ворваться в город с запада. Этот маневр был замечен немцами, и фон Манштейн, полагая, что эти корпуса и есть основная ударная сила советской наступательной операции, решил нанести по ним контрудар и отбросить их на исходные позиции, чтобы можно было отрапортовать фюреру, что его наказ удержать Кировоград любой ценой выполнен безусловно. Поэтому тогда, шестого января сорок четвертого, когда туман разошелся, и облачность поредела, Фимин корпус стали утюжить и с земли, и с воздуха. Отступая почти в беспорядке, Фима со своими ребятами оказался на окраине какого-то села, носившего название то ли Грузьке, то ли Руське, где остатки их батальона попытались занять оборону. К этому времени на глазах у нескольких бойцов погиб взводный Дондуа. Поговаривали, что убит или тяжело ранен ротный — во всяком случае его присутствие в отряде не ощущалось. Миномет Фимы стоял у крайней хаты села, и он увидел, как на околицу двое дюжих солдат вывели пленного немца. Это был пожилой солдат лет пятидесяти. Вряд ли он поверил обещаниям фюрера, что после войны станет украинским помещиком и будет командовать глупыми батраками-славянами. Скорее всего, его просто заставили надеть мундир славного вермахта, и теперь он плакал и что-то быстро-быстро говорил, но его расстреляли, не вслушиваясь в его непонятные речи. Фима почувствовал, что эта скорая расправа означала, что они находятся в окружении, и помощи ждать неоткуда. Следовательно, им опять предстоял драп.
Было похоже, что в батальоне вообще не осталось никакого руководства, кроме начальника штаба. Он и повел куда-то колонну уцелевших. Через некоторое время при входе в другое село этот штабист приказал Фиме и одному солдату из его отделения остаться на перекрестке дорог и указывать отставшим бойцам корпуса, если они здесь появятся, куда им следовать дальше. Сообщил он им и название села, которое должно было служить местом сбора корпуса, и показал хату неподалеку от их поста, где он будто бы собирался переночевать.
Фима с солдатом пристроились вблизи догорающей хаты, где стоять было тепло. Рядом с ними находился и брошенный немцами великолепный мотоцикл — в отсветах полыхающего огня он светился никелем и блестел черным лаком. Мимо них группами с офицерами и без них шли солдаты, и Фима указывал им путь. Вскоре, однако, это движение полностью прекратилось. Начало темнеть, и Фима на свой страх и риск решил снять пост и пошел с солдатом к хате, где должен был находиться начальник штаба батальона, но там не оказалось ни штабного, ни вообще кого-нибудь из их батальона. Более того, перепуганная хозяйка, видимо желая, чтобы они поскорее ушли, сказала им, что к ее соседям только что заходили немцы. Было это или не было, но Фиме с его солдатом нужно было срочно уходить, если они не хотели остаться одни в тылу у немцев. Через часа полтора они подошли к небольшой колонне автомашин, принадлежавших, как они выяснили, их корпусу. И здесь Фима увидел небывалое чудо: нос их колонны упирался в поперечную дорогу, по которой с потушенными фарами шел нескончаемый поток немецкой техники. Немцы видели эту колонну, но не обращали на нее внимания и, дождавшись того момента, когда перекресток, наконец, освободился от немцев, отряд, к которому примкнул Фима, спокойно двинулся на северо-восток в сторону советских позиций.
Объяснение этому чуду Фима узнал много лет спустя: оказалось, что именно седьмого января фюрер предоставил своим войскам, почти окруженным в Кировограде, полную свободу действий, и Манштейн воспользовался этим разрешением, чтобы перебросить боеспособные части к Корсунь-Шевченковскому, где крупному соединению немецких войск угрожало окружение. Счет времени у Манштейна в этот день шел на минуты, и Фиме удалось увидеть, как исполнялся приказ генерал-фельдмаршала. Благодаря исконной привычке немцев к послушанию, огромный и вооруженный до зубов отряд вермахта не посмел задержаться на несколько минут, достаточных для того чтобы уничтожить открыто стоящую группу советских «студебеккеров», и Фима остался жив. Так впервые в его жизни его интересы совпали с интересами Эриха фон Манштейна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
