Лора шла осторожно, чтобы не дотрагиваться до кож. Ей хватило и первого прикосновения к призрачным пальцам.
Она была уже на дальнем конце амбара — по крайней мере, так ей казалось, когда ряды кож внезапно кончились, и за ними была абсолютная темнота. Вдруг что-то словно бы коснулось ее волос. Лора обернулась и услышала, как еле слышный голос шепчет ее имя. Или ей это пригрезилось? Но она еще не успела ничего понять, как голос пропал, и тишина в амбаре была столь полной, столь очевидной, что казалось невозможным, чтобы ей что-то померещилось.
— Аркли! — крикнула она. — Что на этот раз ты со мной делаешь?
Ответа не последовало. Она обернулась и увидела, что двери амбара у нее за спиной закрыты. Она была заперта внутри с этими шкурами, телеплазмой, или как ее там, и ей захотелось кричать, звать на помощь или же просто кричать, кричать ради самого крика…
— Лора, — сказал кто-то, и на этот раз это было не просто у нее в голове. А голос был такой знакомый, такой невероятный. Голос ее отца.
Он стоял там. У нее за спиной. Одна из шкур поднялась над вешалками, колыхнулась и сложилась в подобие человеческой фигуры. У нее был голос отца, его глаза. Она была закована в цепи, которые зазвенели, когда он заскользил к ней, цепи, которые тряслись и волочились по полу амбара, сдерживая его, отдергивая назад. Лора вытянула руку, не то затем, чтобы прикоснуться, не то, чтобы оттолкнуть его, она сама не знала. Он умер так давно. Она знала, он не настоящий. Или настоящий? Или же это какая-то часть его, оставшаяся после того, как сгнила его плоть?
Его запах, запах его шампуня и лосьона «Олд спайс», наполнил воздух вокруг нее. Температура в амбаре упала градусов на двадцать в течение нескольких секунд. Он был рядом с ней, так близко, что она чувствовала шероховатость его ладоней. Она чувствовала волоски на тыльной стороне его кистей, хотя он еще не дотронулся до нее. Лора так скучала по нему. Она думала о нем каждый день, даже тогда, когда прошлой ночью вампир поднял ее в воздух. С тех пор как он умер, все было нехорошо, все было неправильно, и даже когда она встретила Диану, это не исцелило ее ран.
— Папка, — выдохнула она, шагнув в его объятия.
И тут свет вспыхнул, и осталась только шкура какого-то животного, свисавшая с деревянной палки.
— Да, ты прав, — сказал кто-то.
Совершенно человеческий, совершенно живой голос. Между вешалками стоял мужнина с бейсболкой «Катерпиллар» на голове, с бакенбардами, сходившимися под его подбородком. У него был мягкий и глубокий взгляд. Она смотрел прямо на нее. Голос был типичным для «пенсильванского бойца», вплоть до сглатывания, прочищающего горло, которое он использовал как озвученный знак пунктуации.
— Да, ты прав, Аркли. Они к ней тянутся, гм. Она — приманка для призраков.
— Я не призраками интересуюсь, — ответил Аркли.
Он стоял не более чем в десяти шагах от нее. Другой человек — Ури Полдер, сообразила она — обошел одну из шкур и остановился перед ней. Он был достаточно высок, чтобы заглянуть ей в лицо, и попытался встретиться с ней взглядом. Впрочем, она отвела глаза, как, вероятно, поступали большинство людей, встречавшихся с ним. У него не было левой руки. Рукав его футболки спускался на ветку дерева, которую он носил вместо руки, отрезок ветки с серой корой, с узловатым локтем и даже тремя похожими на пальцы прутиками.
Но что едва не свело Лору с ума, так это не то, что рука была сделана из дерева, а то, что она двигалась. Ее тонкие пальцы сжались на пряжке его пояса, подтянули штаны. Ури одновременно пожал и деревянным, и нормальным плечами.
— Нужно, гм, отвести ее в дом. Веста все сделает.
— Да, хорошо, — ответил Аркли.
Выглядел он встревоженным.
Кэкстон отерла глаза руками.
— Отец… Это был призрак моего отца. Вы показали мне призрак моего отца, просто чтобы… чтобы… — Она замолчала. — Что за хрень такая, эта телеплазма?
— Обычно люди говорят «эктоплазма», что, в сущности, одно и то же. Но вы, должно быть, уже догадались, — ответил ей Полдер. — Это шкура призрака.
— И как же вы их свежуете? — задала она вопрос.
— Ну, значит, — он застенчиво улыбнулся, — во всяком случае, не так, чтобы призракам это понравилось, гм.
17
В амбаре было холодно. Снаружи — не по-осеннему зябко, но в амбаре стояла настоящая зима. Двое мужчин повернули к открытой амбарной двери, но Лора словно приросла к месту. Кэкстон чувствовала, как злость кипит и плещется у нее внутри.
— Стойте, — потребовала она, и, что удивительно, эти двое остановились. — Там был мой отец. У вас на вешалке болтается призрак моего отца.
Она понятия не имела, как это произошло и почему именно призрак ее отца оказался в этом амбаре, но она и с места не сдвинется, пока не поймет, в чем тут дело.
— Ну, значит, они, призраки, гм, пошутить любят. — Полдер деревянной рукой почесал подбородок. — Необязательно, что так оно было и на самом деле.
Лора разъяренно покачала головой.
— Я узнала его голос. Я видела его глаза.
— Да, — ответил Аркли. — Наверное, это был он. Его призрак — или, по крайней мере, любой проказливый дух, который хотел подшутить над тобой. И он мог явиться необязательно в человеческом обличье. Но кем бы он ни был, он находится в одной из этих кож. Телеплазма — это не сами призраки. Она больше похожа на одежды, которые призраки могут взять и надеть на себя. Это субстанция, которая одновременно наполняет и этот, и иной мир, вот и все.
Лора кивнула Аркли.
— Хоть вы меня и достали, я все же могу понять, в чем тут дело. Если телеплазма реагирует исключительно на меня, это означает, что я каким-то образом открыта для психических феноменов. Я — восприимчива.
— Судя по тому, что мы только что наблюдали, вы, барышня, могли бы работать по совместительству медиумом. Прошу вас, нам нужно вернуться в дом. Ваш визит наделал немало шуму в мире духов. Все те, кто слышал ваш разговор с отцом, могут прийти за вами.
Как только они вышли из сарая, Лора спросила:
— Итак, если я восприимчива к призракам, значит, я также восприимчива и к вампирам. Это объясняет, отчего тот вампир смог так легко загипнотизировать меня прошлой ночью.
Аркли подтвердил это.
— Я был удивлен, как мало ты сопротивлялась. Поэтому я привез тебя сюда, где мы можем кое-что с этим сделать.
Полдер встал возле шестиугольного знака на входной двери и помахал перед ним рукой, своей настоящей рукой. Потом большим пальцем начертил на лбу невидимый сложный знак, и напряжение ослабело. Кэкстон почувствовала: шестиугольник пропускает их внутрь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
