Вспомнились события прошедших дней. Выставка заинтересовала зрителей, вызвала много отзывов в прессе и видео. Похитители дали ей время на это, явно рассчитав, что ее исчезновение во время выставки будет слишком сенсационным. Но и ждать долго они, видимо, почему-то не могли. И как только экспозиция была свернута и картины упакованы, ее срочно украли. В тот день мальчик, сын служащей выставочного зала, попросил ее побеседовать со школьниками — его приятелями. И вот… она здесь.
* * *
Человек, по-видимому, точно знал, где ее найти. Он шел к ней, не оглядываясь, неторопливо, спокойно. Подойдя, доброжелательно улыбнулся, словно был с ней давно знаком и именно здесь она назначила ему свидание. Протянул руку. Своей руки Катя не подала. Он укоризненно покачал головой заговорил по-русски почти без акцента:
— Вы сердитесь. Я так и предполагал. Конечно, похищение, каким бы оно ни было, есть насилие.
Катя откровенно зло посмотрела на него:
— Свинство. Просто недостойно современного человека, мерзостно и пошло.
— Вы торопитесь с выводами. Слишком ошибочно-сразу же, не разобравшись, приписывать все только злу.
— Не морочьте мне голову, а скажите прямо, зачем и куда меня приволокли. И что за этим последует по вашей программе…
— Ах, Екатерина Васильевна, невозможно, глядя на вас, даже предположить, что вы можете быть так грубы… Но я не хочу отвечать вам в подобном духе. Кстати, вам нелишне знать, что меня зовут Анатолем Константиновичем, фамилия — Севенарт. Я полуфранцуз, полурусский. Послушайте меня, Екатерина Васильевна, давайте не будем пререкаться, а поговорим разумно, по-деловому. Могу прямо сказать: ничто вам здесь не угрожает, наоборот — обстановка для отдыха превосходная, а вы устали от подготовки к выставке и ее проведения. Столько встреч, разговоров, интервью.
Катя вскочила со скамьи, встала перед опешившим «миротворцем»:
— Прекратите болтовню! Я сама знаю, устала или нет… Или вы немедленно меня отпустите, или я найду выход… То, что вы проделали со мной, не пройдет безнаказанно для вас. И знайте, я не подчинюсь никакому насилию.
Севенарт с сожалением смотрел на нее:
— Вы взрослая, а так неразумны… Вы же ничего не знаете: ни того, кто вас увез, а не похитил, а точнее, спас от грозившей вам далеко не пустяковой опасности; ни того, зачем вы здесь и почему вас не уговорили предварительно уехать по доброй воле. Вот и давайте разберемся во всем, а затем вы вольны вести себя как вам заблагорассудится.
Севенарт встал, взгляд его явно выражал снисхождение к Кате и ничем не пробиваемую доброжелательность.
— Может быть, вы все-таки, как женщина и хозяйка, пригласите меня на чашку чая и выслушаете…
— Я не знаю, что вы мне скажете, но заранее предупреждаю: пока я не свободна, никакого разговора «на равных» не будет. И чем скорее вы освободите меня, тем лучше для вас… Не надейтесь, что многим безразлично, куда это я исчезла…
— Хорошо, хорошо… Сначала выслушайте…
Катя нервно и решительно вошла впереди Севенарта в дом, показывая, что не намерена соблюдать церемонии. Она заварила чай, налила Севенарту, сама села, демонстративно отодвинувшись от стола. Севенарт, поморщившись, стал неторопливо пить.
— Повторяю вам, Екатерина Васильевна, все, что произошло, не похищение, а стремление спасти вас. В том мире, где вы до сих пор жили, творится нечто, не менее страшное и уничтожительное, чем война. Чья-то злая воля, чей-то изощренный ум решил повести смертельную борьбу с существующей политической системой. Но в этой борьбе гибнут наиболее ценные талантливые личности. Вначале у нас, людей, принадлежащих к обществу доброй воли, возникли предположения, что губительная эпидемия, поразившая содружество, — один из новых способов борьбы оппозиции. Но ученым стало ясно, что зловещие заболевания не есть результат деятельности особых микроорганизмов, а поражение психики, вызванное иными причинами. Это «бунт» психики, реакция, ранее неведомая человечеству, на длительное насилие. Эта болезнь, видимо, «дремала» в людях несколько столетий. Еще с тех пор, когда страны были разобщены, когда человечество было угнетено постоянным страхом ожидания войн, сначала ядерной, а затем «высоких энергий». Угнетенный мозг — вот результат такого состояния, и он проявил в потомстве свои новые свойства. Этим можно объяснить и то, что болезнь, как правило, поражает людей, выдающихся, наиболее талантливых. А катализатором явились либо изменения, пусть даже незначительные, атмосферы, либо новые реакции… да мало ли что еще…
— Допустим… — Катя резким движением руки перекинула за плечо прядь рассыпавшихся волос. — Но какое отношение это имеет к тому, что вы сделали со мной? Я же не из тех ученых…
— Не спешите… Все, происшедшее с вами, связано именно с этими событиями. Наше общество решило спасти вас от опасности заболеть той страшной болезнью. У нас вы изолированы от нежелательного и постороннего общения с кем-либо, и мы уверены, что здесь болезнь вас не тронет. У нас есть свои, особые методы профилактики. Мы не спасаем всех подряд-это довольно дорогое удовольствие. Но вы-в расцвете творческих сил, талант ваш очевиден и нужен человечеству. А ведь, согласитесь, лучше того, что сделали мы, — ничего не придумаешь..
— Вы решили, что я уникально талантлива?
— От вас можно ждать большего, а печальный случай с художником Покровским заставил нас спешить…
— Ладно, — Катя налила себе чай и придвинулась к столу, — а как же быть с моими родными, близкими?
— Все, все продумано. Если вы напишете или наговорите на запись — до них это дойдет. Ваше дело успокоить их…
— А если я захочу сообщить им, что нахожусь в заключении, и попрошу помощи?
— Но, позвольте, Екатерина Васильевна, какое же это заключение? — Севенарт повел рукой, указывая на убранство комнаты — Это почти дворцовая обстановка… И, кстати, если вы поинтересуетесь другими помещениями, то мастерская и все материалы для вас приготовлены. Можете спокойно работать. И не надо делать глупости… Вы не пленница. Это временная, вынужденная изоляция, да и то, как я считаю, приятная.
Катя встала.
— Если все действительно так, то я посмотрю…
— Все будет хорошо.
— Кстати, а какова ваша роль во всем этом и кто вы такой?
— Имя и отчество могу повторить, и фамилию также, я не делаю из этого секрета. Анатоль Константинович Севенарт. Врач.
— Точнее, тюремный врач?
— Екатерина Васильевна, я был уверен, что вы умнее и тоньше… Впрочем, возможно, я вел бы себя примерно так, очутись на вашем месте. Не буду на вас сердиться. Убежден, что скоро станем друзьями. И, пожалуйста, не думайте, что вы будете проводить все время в одиночестве. Совсем скоро вы сможете общаться с коллегами, людьми искусства, с теми, кто живет в нашей стране и где мы предоставляем им идеальные условия для творчества, не’хуже чем в вашем городе Искусств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
