Кабаны, особенно их чернобыльские «реплики» обладают неважным зрением, зато отменным слухом, и нечего было даже думать незаметно просочиться рядом с ними. Человек просто неспособен двигаться столь тихо. Обычные вепри, быть может, и не стали бы атаковать не проявляющего агрессии двуногого врага, но припять-кабаны непременно разорвут его в клочья, затопчут, а потом и сожрут. Проклятые Земли превратили величественное животное в опасного хищника — охотника, людоеда наподобие тигра или льва.
Идти напролом наемник решился бы только в случае наличия у него за спиной пары БТРов или вертолета огневой поддержки. Рассвирепевший кабан идет на врага танком, невзирая на увечья и ранения, и не успокоится, пока кости жертвы не захрустят на зубах. Зная это, Шрам начал выискивать пути отступления. А их было совсем немного. Открытые поляны изобиловали ловушками — «комариными плешками», «лифтами» и «каруселями». Стоило еще и спешить, пока удравшие бойцы спецназа не привели подкрепление.
Шрам, извиваясь змеей, пополз через кусты налево, к старой автомобильной дороге. Датчик радиации начал угрожающе потрескивать: асфальт порядочно «фонил», но если не случится препятствий, опасный участок реально преодолеть быстро, не нанеся существенного вреда здоровью. Впрочем, о бренном теле Шрам уже не особо переживал. Он любой ценой стремился выжить вообще, и эта задача стала для него первостепенной. А пока есть надежда в виде работы на Лебедева и его группировку, все остальное отходило на задний план.
Ловушки были хорошо заметны, и огибать их наемнику было легко. Пару раз только он чувствовал мягкое, почти нежное «прикосновение» гравитационных щупалец «карусели», точно приглашавшей человека зайти к ней в гости: один шаг в сторону, и тело моментально рванет в аномалию. И — конец. «А вдруг ловушки живые? — неотвязно крутилось в голове, — Только своей, особенной, непонятной людям жизнью? Коварство у них часто оказывается вполне разумным!»
Добравшись до дороги, Шрам вскочил и, не таясь уже, припустил вперед, к обрушившемуся мосту. Сзади немедленно раздалось громоподобное урчание, отдаленно напоминающее свиное хрюканье. Кабаны, естественно, заметили улепетывающую жертву, но в погоню сорвалось всего двое. Остальным явно было лень шевелиться. Наемник на бегу обернулся и несколько раз выстрелил из бронебойки но, похоже, не попал. Плохо дело. Мутировавшие свинки неповоротливы и тяжеловесны, однако если разгонятся и наберут приличную инерцию, то мчатся весьма резво, а остановить их реально только попаданием из гранатомета.
По Зоне вообще нельзя бегать: опасно для здоровья. Однако у наемника просто не имелось выбора, и он летел стрелой к железнодорожной насыпи. Под рухнувшим мостом был сталкерский «пост», но туда соваться Шрам не решился бы — вдруг впопыхах примут бегущего к ним человека за врага и подстрелят? Оставалась только дренажная труба слева от моста, ведущая насквозь через холм. Там можно будет встретить кабанов как полагается, не боясь удара с фланга.
Наемник наддал, выжимая из ног все, что только получалось, и сумел опередить преследователей. Задыхаясь, он влетел в бетонный тоннель. Под ногой что-то мерзко хрустнуло, он скосил глаза и увидел растоптанный им человеческий череп. Рядом в грязи лежали изуродованные очки и двустволка с погнутым стволом — на нее, безнадежно ржавую и покалеченную, не позарился за прошедшие годы никто. Кто-то из бродяг нашел тут когда-то свою гибель…
Шрам присел за куском бетонного блока и устроил поудобнее массивную бронебойку. Кабаны не заставили себя ждать. С хрюканьем и взревыванием они неслись к туннелю, топоча так, что аж земля дрожала. Наемник подпустил их поближе и открыл огонь. Одного свина буквально швырнуло на траву от чудовищных ударов пуль. Голова мутанта превратилась в месиво. Второй, не замечая гибели собрата, ринулся к жертве, но и его настигла незавидная участь. Ноги оказались перебиты выстрелами, инерция проволокла тушу по земле, и кабан забился в агонии, пока пули рвали его бока, прошивая фактически насквозь.
Наемник, расстреляв кабанов, перезарядил оружие. От перегретого ствола поднимался дым, руки ощутимо дрожали после выброса адреналина и могучей отдачи. Очень хотелось посидеть тут немного и отдохнуть как следует, но надо было спешить. До бывшей фермы, где обосновались бродяги, оставалось всего ничего, рукой подать, а местность была «чистая», по крайней мере, уже без опасного зверья. Люди не терпели соседства с мутантами и выкашивали их огнем, стоило им только замаячить на горизонте.
За бронебойку Шрам собирался сказать Фургону отдельное спасибо. Наемник искренне жалел, что техник наотрез отказывался продавать оружие. В Зоне зачастую именно убойность становилась решающим фактором, и оттого дробовики пользовались вечным и неизменным успехом. Гранатомет в этом плане просто великолепен, но тяжел, слишком ограничен боекомплектом и опасен для самого стрелка радиусом разлета осколков. Что толку палить по тварям из снайперской винтовки, если для их суперживучего организма пули все равно что тычки шилом? Больно, неприятно, часто кровища так и хлещет фонтаном, однако зверь бросается на человека, рвет его на запчасти, а потом удирает в Зону. Иногда умирать, но чаще — просто ретируясь. Отлежится и дальше пойдет.
Вопрос выживания в Зоне зачастую решался именно проблемой выбора оружия. Новички или богатые туристы — экстремалы чаще всего закупали немыслимо дорогие импортные автоматические винтовки, оснащенные даже компьютерными приспособлениями коррекции прицела, инфракрасными визорами и тому подобной дребеденью. И оставались гнить в мертвой земле Зоны. Ветераны же, посмеиваясь над ними, уходили в самоубийственные по своей опасности рейды, но упрямо возвращались назад, обожженные, часто со свежими ранами, поседевшие, но — живые, сжимая в руках потертые «Калашниковы» или ружья-двустволки. Потому что фанатично хотели остаться в числе тех, кто еще ходил по Проклятой Земле.
«Я выживу, — мысленно твердил себе наемник, бредя по сырому и темному туннелю дренажной трубы. — Я обязательно выживу. Любой ценой…»
Комарова разбудил упрямый стук в дверь. Раз, другой, третий… Визитер никак не хотел принять на веру нежелание хозяина комнаты вести с ним беседу, устыдиться и уйти себе восвояси. Потом, очевидно, отчаявшись достучаться кулаком, он пустил в ход ноги.
«Бух-бух-бух-бух» по двери отзывалось колокольным набатом в свинцовой после похмелья голове. Во рту царил омерзительный привкус последствия обильного возлияния. Вот ведь диво какое — пил вроде бы дорогой, качественный коньяк, а похмелье как от самой простой сивухи, производимой в подвале сельского дома из подгнившей картошки и дряблой свеклы. Глаза ломило от света ламп. Так и не выключил вчера свет, как и ляпнулся спать. А на полу что это за лужа мерзкого вида? Вонь-то какая… Блевотина, что ли? Чья? Мда, забавный вопрос. Ай-яй-яй, как не стыдно, Геннадий Петрович, а еще ученым человеком, доктором биологических наук считаетесь. В штаны-то еще не изволили накласть? Нет? Ну так подождите немного, и это свершится.
Сгорая от стыда, Комаров схватил с вешалки куртку и накрыл ей позорную лужу, быстро сунул в стенной шкаф бутылку из-под коньяка и недоеденный колбасный хвост. Блевотина обнаружилась также и на откидной кровати, но эту проблему Комаров решил просто: набросил сверху край одеяла. Запашок, конечно, остался, отчего жилой отсек напоминал третьесортный бордель, но тут уж ничего не попишешь. Главное, что следы безобразия в глаза уже так явно не бросались.
Комаров наконец распахнул дверь и обнаружил на пороге Литвинова, еще одного бойца спецназа и какого-то бродягу в потрепанном защитном комбинезоне и «лифчике»-разгрузке. Оружие у него, понятное дело, отсутствовало — обыскали и временно отобрали. Капюшон бродяга скинул, и была видна его коротко стриженая почти седая шевелюра, уродливые шрамы от ожогов на темени. Нос посетителя делил поперек уродливый, глубокий рубец темно-синего цвета, а один глаз был полуприщурен от старого следа раны на виске. Комарова мысленно передернуло, когда взгляд бродяги уперся в него, как острая игла.
— С вами срочно переговорить просит, — указал Литвинов на бродягу, — Срочная тема какая-то.
— Лично, с глазу на глаз, — добавил незнакомец. Голос был каркающий, резкий.
Литвинов вскинулся было, но Комаров кивнул, дескать, все в порядке, и кивком пригласил бродягу войти. Майора и солдата сопровождения отпустил восвояси заверением, что это по научному делу и беспокоиться нет нужды. Когда грохот армейских ботинок по коридору затих, Комаров вопросительно глянул на бродягу. Ученого в который раз уже мысленно передернуло: смертью пахло от этого пропитанного Зоной человека. Смертью, ужасом, кровью… Однако приперся он сюда явно не просто так. Есть серьезный разговор. Но какой?
