— Боже мой, как ты хороша! — воскликнул он.
— Поэтому ты пришел сюда, Роман. Именно поэтому. Потому что я так хороша.
Роман одним рывком сдернул с себя сорочку. Холлис с вожделением смотрела на его мускулистую грудь, шею, покрытую бронзовым загаром. А потом скользнула в его объятия… Роман ощутил запах ее нежной кожи, аромат волос и крепко прижал ее к себе. Холлис прильнула к нему, а потом вдруг неожиданно отпрянула.
— Боже мой, — зашептала она, — как же я теперь оденусь? Ведь корсет мне затягивала Мама Рэйчел.
Роман был шокирован тем, что, несмотря на ее страстность, темпераментность, в такой неожиданный момент в ней вдруг заговорил холодный разум… Корсет! Она думала о расшнурованном корсете! Роман почему-то разозлился и грубым, резким движением разорвал на ней панталоны. Холлис испугалась, что начинает терять свою власть над ним.
— Ты делаешь мне больно! — сказала она.
— Черт тебя возьми, Холлис! — чуть ли не закричал Роман и повалил ее на пол. Холлис с ужасом смотрела, как он торопливо сдирает с себя брюки и расшнуровывает ботинки. Движения Романа вдруг показались ей уродливыми.
Роман опустился перед ней на колени, дрожа от возбуждения. Сознание того, что отец и братья Холлис сейчас попивают лимонад совсем рядом, в нескольких десятках метров от летнего домика, добавляло остроту в ощущения. То же самое почувствовала и Холлис, к которой уже вернулось желание. Бедра ее зашевелились, она слегка застонала от предвкушаемого удовольствия.
Роман вдруг усмехнулся.
— Ты просто развратная девчонка, — сказал он ей.
— Роман! Ты же знаешь, что ты — единственный мужчина, с которым я так веду себя.
Роман ничего не ответил ей, лишь игриво и как-то фамильярно ущипнул ее за грудь.
— Роман! Я хочу тебя! — застонала Холлис.
Роман улыбнулся и вновь принялся ласкать ее тело, постепенно доводя возбуждение Холлис до предела. В самый пикантный момент он вдруг попросил:
— Перевернись на живот, Холлис!
Холлис повиновалась и прикрыла глаза. Роман поцеловал ее в спину и заявил:
— Я же говорил, что отшлепаю тебя. Разве не так?
Холлис начала подозревать недоброе. Роман неожиданно приподнял ее и положил себе на колено, как маленького ребенка, которого хотят наказать.
— Ты, Холлис, позоришь себя и всю свою семью таким поведением.
Он крепко сжал ее руки. Холлис извивалась у него на колене, но не могла высвободить руки.
— Веди себя впредь прилично.
Три шлепка, — и Холлис почувствовала, как у нее защипала, как от ожога, кожа.
— Больно! — закричала она и попыталась вырваться, но Роман не отпускал ее и продолжал шлепать.
Лицо Холлис горело. Роман заглянул в ее кошачьи серо-зеленые глаза, пытаясь понять, что же она чувствует, но они горели лишь животным желанием. И тут он не выдержал. Какая-то дремучая страсть охватила его, и он овладел ею грубо, без ласки, удовлетворив лишь животный инстинкт.
— Я знала, что заставлю тебя сделать это, Роман, — прошептала Холлис с довольной улыбкой на губах. — И я всегда смогу это сделать.
У Романа было такое чувство, словно они, занимаясь любовью, пытались выяснить кто главнее, на чьей стороне моральное преимущество. Это не было актом любви как таковым, это была борьба за власть. И самое ужасное, что Роман так и не понял, кто же победил.
— А что, если твой отец пойдет искать тебя? — спросил он.
— Ему никогда не придет в голову, что его дочь может вот так валяться нагишом на замшелом полу старого летнего домика, — ответила Холлис и сделала вид, что сильно заволновалась. А потом добавила:
— Если отец найдет меня здесь, то, конечно, наши отношения изменятся самым коренным образом. Как честный человек, ты будешь обязан на мне жениться.
— Да, разумеется, — сонно пробормотал он, обессилев от получаса бурной физической активности. Холлис ждала этого ответа от него, хотя прекрасно знала, что католикам нельзя разводиться. И Роман в этот момент был как никогда благодарен своим родителям за то, что они воспитали его в католической вере.
Холлис в постели или же в летнем домике — это одно, а Холлис-жена — это совсем другое.
Он вдруг почувствовал ее руку на своем бедре.
— Холлис, я слишком стар для второго дубля.
Холлис легонько укусила его за плечо, как бы играючись, и вновь провела рукой по его бедру. И через несколько секунд Роман понял, что он вовсе не стар.
VII. СЕМЕЙСТВО МИШЛЕ
Роман слонялся вокруг живой изгороди неподалеку от летнего домика, чувствуя себя не то что неловко, а прямо-таки в глупом положении. Холлис исчезла в противоположном направлении. Наверняка она уже сидит где-нибудь на террасе дома, с гостями, потягивает лимонад, и ведет чинную беседу со слегка печальным видом, как и положено вдове. Роман подумал, что Холлис очень быстро придет в себя, она вообще очень скоро меняет настроение — это один из ее многочисленных талантов.
Со стороны центральной дорожки, которая вела к главному входу в «Прекрасную Марию», послышались стук копыт и скрип колес приближающейся повозки. Роман пошел приветствовать опоздавших гостей.
С подножки кареты спрыгнул маленький негритенок — помощник грума, открыл дверцу, и Роман с удивлением взглянул на девушку в голубом муслиновом платье с кремовой кружевной отделкой. Она приветливо улыбнулась Роману.
— Боже мой! Фелисия! Простите, мадемуазель Фелисия!
Роман элегантно поклонился ей. Фелисия выглядела очень довольной.
— Вы меня не узнали? Не узнали. Значит, я действительно выросла и сильно изменилась.
Она протянула ему руку.
— Как поживаете, мистер Превест?
Роман поцеловал ей руку.
— Теперь, когда вы здесь, — замечательно. И так как вы уже взрослая, я прошу вас называть меня просто Роман.
— Чудесно. Холлис умрет от досады.
— Э-э, почему? — спросил Роман, судорожно сглотнув.
— Ой, она всегда так важничает из-за того, что она старшая, — ответила Фелисия. — Холлис всех мужчин называет просто по имени, а мне приходится говорить «месье» или «мистер» такой-то.
— Понятно.
Фелисия загадочно улыбнулась.
— И это особенно приятно, потому что вы значительно старше меня.
Роман, очевидно, был испуган, и это смутило Фелисию.
— Ой, простите, я не хотела сказать, что вы старый… то есть…
Она замялась и, не зная, как выпутаться из этого неловкого положения, принялась рассматривать Романа молча. Он был другом ее отца, но она совсем не помнила его.
— Я только хотела сказать, что вы уже не мальчик, и…
Роман рассмеялся.
— Так ты еще больше запутаешься. Начни все сначала и расскажи мне, почему ты опоздала на пикник.
— Ну, Мио заболела, — начала Фелисия, польщенная тем, что общается с хозяином дома. — И она абсолютно уверена, что умрет. Пытается вылечиться дохлыми лягушками и отрезанными головами цыплят. Мама хотела, чтобы она сопровождала Адель, та ведь здесь в первый раз. Я ждала, когда придет доктор Лебо, и чтобы удостовериться, что Мио приняла лекарства, причем правильную дозу, а то она всегда пытается съесть все таблетки и порошки сразу. Ее не убедишь, что этого нельзя делать.
