Тем временем Прекрасная Выдра вытащила ложки и вилки и начала прикладывать их к Роминой груди. Ложки и вилки с грустным звоном падали на пол.
– У тебя слабое поле, – резюмировал дедушка Юрика. – У людей с сильным полем они прилипают к телу.
– Можно позвонить? – спросил Рома.
– Телефон в коридоре, – сказал дедушка.
Простых вещей в этом доме не держали. Телефонный аппарат оказался деревянным, с шершавой чурочкой вместо трубки. Рома позвонил Еве. Расчет был на то, что, увидев на определителе незнакомый номер, она все-таки возьмет трубку. Рома не ошибся. Ева взяла трубку после второго гудка.
– Привет.
– Нашел? – спросила Ева.
– Нет.
– А зачем звонишь?
– Узнать, как дела.
– У меня дела плохо. Все думают, что я – воровка.
– Я так не думаю, – сказал Рома.
– Я знаю. Но это все равно… В школу я не вернусь.
– У меня осталось несколько дней, – Рома старался держаться молодцом. – Я его найду! Или ее.
Ева подумала и сказала:
– Ладно, пока.
– Пока.
На кухню Рома пришел грустный.
– Ты в порядке? – спросила Прекрасная Выдра, наливая ему чай.
– Конечно, – ответил Рома.
Дедушка словно угадал его мысли:
– Вор может быть из другого класса. Потешается над вами, хочет рассорить.
– А зачем ему нас ссорить? – спросил Рома.
– Не знаю, – ответил дедушка. – Кто-то кого-то обидел. Кто-то захотел отомстить. Все просто.
– Отомстить? – об этом Рома еще не думал.
Дедушка Юрика тем временем пустился в рассуждения:
– Месть – это легко. А вот заставить себя отказаться от мести – сложная задача.
Рома глотнул чай. На вкус он был как старый халат.
– Этот чай лечебный, – пояснила Прекрасная Выдра.
– Спасибо, – сказал Рома, – я так и понял.
Показ объявили 29 декабря. Макар Семенович вошел в класс во время урока математики, нервно поправил шейный платок космической расцветки и вежливо спросил разрешения сделать объявление. Учительница махнула рукой, она давно привыкла к тому, что в театральной школе точные науки ни в грош не ставились.
Борода сказал, что математика – урок на сегодня последний (ура!) и что далее намечается показ. Что-то типа генеральной репетиции для зрителей.
– А что там у вас, в «Осирисе», будет? – еще раз спросил Рома у Юрика.
– Увидишь, – ответил тот.
Оказалось, что в преддверии показа они и не друзья теперь больше. Вернее, может, и друзья, но задачи у них разные.
Выйдя из класса после урока, Юрик пошел вслед за Нянькиным и старенькими. А Рома остался с Бородой и новенькими.
Рома завидовал Юрику. В пьесе о разнесчастном рыцаре Диего, по его мнению, уж точно не было ничего интересного. Сам спектакль получился многословный, нудный и все шутки там были с бородой, как у Макара Семеновича. Мало того, сам обладатель бороды постоянно требовал у Ромы, чтобы тот «не тянул одеяло на себя»:
– Пойми, вместо твоего бенефиса я хочу увидеть на сцене актерский ансамбль…
Рома согласно кивал головой, а сам думал, что если остальной актерский ансамбль не может играть так же хорошо, как он, пусть смирится с тем, что все аплодисменты достанутся исполнителю главной роли.
Иоффе, Мицкевич, Сенин и Рома тащили книгу. Книга была неподъемной. Огромные прямоугольные листы из фанеры и на месте корешка массивная труба. Книгу эту проклятую придумал Макар Семенович для своего спектакля. Она должна была стоять на сцене. Меняются картины в спектакле, перелистываются страницы книги. На одном развороте – река, текущая от одного угла до страницы другого. На другом – мрачный замок с бойницами, похожими на арбузные семечки. На третьем развороте дракон, удивленно глядящий на пламя, вырывающееся из его собственной пасти…
Книгу Макар Семенович привез на «рафике». Шофер отказался тащить ее в спортзал (и его можно понять). Борода убежал искать Андрея Григорьевича, а Иоффе (роль Шута), Мицкевич (Черный Рыцарь), Сенин (Конь Черного Рыцаря) и Рома (Рыцарь Диего) решили проявить благородную инициативу и оттащить книгу в спортзал. Шофер был не против.
Начали вытаскивать книгу из «рафика».
– А-а-а! – заорал Иоффе.
– Что? – спросил Сенин.
– Мне руку прищемило.
– А ты убирай ее вовремя!
– Я не успеваю, вы дергаете.
– Кто это дергает? – возмутились Рома и Мицкевич.
– Ты приподнимай книгу, – сказал Сенин из глубины «рафика», – тогда ничего она тебе не прищемит!
Вытащили книгу из машины и тут же уронили ее на снег.
– Быстрей поднимаем! Быстрее! Сейчас вся краска с нее слезет!
Поднатужились, поставили книгу вертикально. На снегу остались цветные разводы, и обложка с надписью «Книга Странствий» немного смазалась.
«Рафик» тем временем уехал.
– Давайте Бороду подождем, – спокойно сказал Мицкевич.
– Вы чего, слабые, что ли? – возмутился Сенин. – Здесь тащить-то осталось…
Стали заваливать книгу и уронили ее на Иоффе.
– Он сам виноват, надо держать было, – сказал Сенин.
– Что-то он молчит… – забеспокоился Рома.
Иоффе лежал под книгой тихо, как муха под прихлопнувшей ее газетой. Мицкевич присел на корточки.
– Йося, ты жив?
– Жив, – послышался негромкий голос.
– Дышать можешь?
– Пока могу.
– А чего ты не кричишь? – вмешался Сенин.
– А смысл? – ответил Иоффе из-под книги.
«Действительно, – подумал Рома, – а смысл»?
– Не бойся, мы сейчас тебя вытащим, – сказал Мицкевич.
Взялись за углы книги. Поднатужились. Книга еле шевельнулась.
– Надо всем с одного конца. На раз, два, три, – сказал Сенин.
– Хотите, я вам считать буду, – предложил из-под книги Иоффе.
– Лежи, мы сами, – сказал Сенин.
Взялись с одного конца.
– Раз, два, три!
Край книги пошел вверх.
– Давай! – крикнул Сенин. – Пошел!
Мелко перебирая коленями по снегу, Иоффе выполз на белый свет. В стороне завалился на бок, тяжело дыша.
– Тебе плохо?
– Мне хорошо!
Книгу снова уронили на снег.
– У стареньких, я знаю, вообще декораций нет, – сказал грустно Мицкевич.
Также у них нет дурацких костюмов с круглыми плечами, подумал Рома, и наверняка они не бьют нелепые поклоны под старинную музыку.
Когда прибежавшие Макар Семенович и Андрей Григорьевич подняли книгу со снега, рисунок на ее обложке напоминал картину абстракциониста-дальтоника. Название «Книга Странствий» расползлось и читалось теперь то ли как «Нога Странная», то ли как «Нога Страшная».
Фанерная книга стояла на сцене, опасно наклонившись. Размытую мокрым снегом страницу решили не показывать зрителям. Книгу раскрыли, и от этого она потеряла половину своей устойчивости. Занавес недавно опустили.
Участники спектакля из средневековой жизни бродили по сцене с похоронными лицами. По сути дела, за занавесом, не видимый никем, шел спектакль «Тихая паника перед прогоном». Сенин и Иоффе столкнулись лбами и, о чудо, извинились друг перед другом. Девушки впервые надели сценические головные уборы, колпаки с притороченным тюлем, и сразу стали на полторы головы выше мальчиков.
Макар Семенович тоже сильно нервничал. Он по одному отлавливал полуживых исполнителей и повторял им актерскую задачу, оплевывая с ног до головы.
– Заряжаем реквизит! – говорил он драматическим шепотом время от времени. – Реквизит заряжаем!
«Зарядить» – это означало положить на свое место, чтобы потом, во время спектакля, не топтаться по сцене на глазах у зрителей в поисках какого-нибудь меча.
Макар Семенович положил руку Роме на плечо:
– Роман, пожалуйста, четче произноси текст.
И тут Рому словно молнией ударило. Текст! Ему же нужно будет произносить ТЕКСТ!!!
Рома разом вспомнил свой жуткий сон.
А после он сделал ошибку, которую никогда бы не совершил опытный артист. Рома попытался вспомнить разом весь свой текст. Опытные лицедеи никогда не станут повторять роль перед самым спектаклем. Они наверняка знают, что это бессмысленно. Даже если они неважно выучили реплики. Если ты четко знаешь, что на сцене делать, текст роли вспоминается сам собой. В конце концов, если ты точно знаешь, что делать, ты можешь придумать свой текст. Современные артисты часто это делают. И тогда Гамлет говорит Офелии:
– И чо?
Рома был неопытным артистом. Его первый показ следовало бы назвать «Комедией ошибок».
Когда в зал вошли преподаватели, сопровождающие исполненного важности папу Катапотова, и все старенькие, Макар Семенович громко крикнул:
– Можно начинать!
Старенькие (и Юрик) немедленно положили ноги на спинки впереди стоящих кресел. Но, поймав на себе строгий взгляд Нянькина, тут же ноги убрали.
На фонограмме заиграла лютня. Рома за кулисами окаменел. Спектакль начинался с его выхода. Ему следовало встать в центре сцены и произнести:
– Давным-давно жил на свете благородный Рыцарь Диего…
Затем надо было, сняв шляпу, поклониться и продолжить:
– Однажды он отправился на поиски Прекрасной Дамы…
