— Я не забываю, что Стояновская у нас пока единственная подозреваемая по делу…
Немирох искоса взглянул на поручика и улыбнулся:
— Я всегда знал, что ты славный парень. Но, признаться, не ожидал, что до такой степени. Ну что ж, прости. Не сердись на старика.
— Пан полковник, да я…
— Ладно. С сегодняшнего дня мы берем тебя под охрану. Круглосуточно, и днем, и ночью. Как крайняя мера предосторожности. Отныне ты не имеешь права самостоятельно даже открывать дверь в собственную квартиру. Выходя из дома, каждый раз оставляй какой-нибудь знак, по которому можно будет потом отметить попытку проникновения к тебе в квартиру. Никаких посещений общественных мест. Ни во что не вмешиваться. Даже если услышишь крики о помощи или увидишь, как хулиган избивает беззащитного старика. Необходимые действия будет предпринимать твоя охрана. Ты — ни в коем случае! Ясно?
— Так точно, все ясно.
— И конечно, ни шагу без оружия.
— Слушаюсь!
— Притом знай: дело тут не в тебе. Дело в раскрытии преступления, раскрыть которое, повторяю еще раз, можешь только ты. В твоих руках все козыри. Хочешь не хочешь, но еще раз проанализируй все свои действия и поступки. Что-то самое важное в материалах дела проходит мимо твоего внимания, поскольку на первый взгляд кажется мелким и ничего не значащим. А меж тем именно этого больше всего опасается убийца Стояновского и потому, вероятно, будет и дальше предпринимать попытки устранить тебя.
— Не думаю, чтобы он посмел рискнуть еще раз…
— Знаешь пословицу: бог троицу любит, а я предпочитаю, чтобы третьего раза не было. Потому и сам поберегись, и мы тебя подстрахуем.
Поручик не воспользовался предоставленной ему свободой. Он не поехал ни на рыбалку, ни любоваться красотами польской осени в Татрах. Ежедневно в урочный час приходил на работу и вновь засаживался за изучение материалов дела. Увы — все впустую.
Не порадовали и результаты исследований, проведенных криминалистами. На книге были обнаружены микроскопические следы искусственной шерсти серого цвета — вероятнее всего, от женского платья — и следы темносиней шерсти с эланом, из какой чаще всего шьют мужские костюмы.
Капитан Лясковский сообщил, что бомба была заряжена обычным порохом, он продается в любом магазине охотничьих принадлежностей, заряд достаточно мощный для того, чтобы убить или, во всяком случае, покалечить. Причем взрыв произошел бы неизбежно: при проведении испытаний после удаления порохового заряда спусковое устройство каждый раз неизбежно разбивало капсюль. Металлическая банка под порох, как и вся книга-сюрприз, были, видимо, тщательно протерты, и никаких следов на них обнаружить не удалось.
Снова засветило солнце
Наступила «золотая польская осень». В Варшаве стояли теплые погожие дни. Женщины опять надели летние платья, мужчины щеголяли в легких светлых костюмах, днем ходили даже в одних рубашках, без пиджаков.
Дело об убийстве Зигмунта Стояновского, увы, не двигалось с места. Прокурор потерял, казалось, надежду на розыск убийцы и все чаще напоминал, что установленный законом срок истекает, а значит, следствие по делу придется приостановить. Полковник Немирох ничего, правда, не говорил, но смотрел так, что Чесельский готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не встречаться с начальством. Очаровательная официантка из кафе «Аида» совсем уже не надеялась на долгожданный телефонный звонок.
Чесельский чуть ли не наизусть выучил все документы следственного дела, но так и не мог понять, почему именно он представлял собой угрозу для преступника и отчего начальник отдела не перестает твердить, что никто, кроме него, дела раскрыть не сможет, ибо «это его дело».
— Великолепный сегодня день, — приветствовал Чесельского Шиманек, приходивший теперь на работу первым. — Пожарче, пожалуй, чем тот, когда ты на Таргувеке предстал перед всеми «женщиной в белом».
— «Женщиной в белом»? — Поручик, удрученный неудачами последнего времени, не сразу понял, о чем идет речь.
Лишь минуту спустя в памяти его всплыл заводской двор на улице Земовита, треск лопнувшего мешка и туча белой пыли, сразу окутавшая тех, кто стоял рядом, с головы до ног. И тут вдруг в сознании его высветился совсем крохотный абзац в одном из документов дела. Абзац, все время казавшийся поручику абсолютно ничего не значащим, сейчас внезапно обретал значение, становясь чуть ли не ключом к разгадке всего дела. Чесельский сунул бумаги в сейф, выскочил из-за стола и бросился к двери.
— Что тебя укусило? — вскинул брови Шиманек, удивленный, что приятель не интересуется даже результатами его вчерашней операции.
Чесельский остановился у порога:
— Теперь я знаю, кто убил Стояновского или, во всяком случае, мотивы убийства и где надо искать убийцу.
— Кто?!
— Не скажу.
— Почему???
— Ты скажешь, что я спятил, и будешь, пожалуй, не так уж далек от истины.
— Похоже, ты и впрямь спятил.
— Возможно. Но зато я знаю, кто убил, хотя против этого человека у меня нет никаких улик. Если я скажу, как пришел к этому выводу, вы все лопнете со смеху.
— Куда тебя несет?
— Сначала домой. А потом в отдел криминалистики. За уликами.
— Будь осторожен. Не забывай, что приказал полковник.
— Да брось ты, — отмахнулся Чесельский, — за мной и так везде шляется этот цербер. Сыт я им по горло.
— А сейчас, когда в черепке у тебя что-то прояснилось, тем более будь осторожен.
Этих предостережений поручик уже не слышал. Он выскочил из кабинета и спустя минуту мчался на машине к своему дому. Дома тщательно завернул в газету «улику» и тут же отправился в отдел криминалистики.
— Это нужно срочно, — убеждал он майора, специалиста по микроследам. — Дело не терпит отлагательства.
— Торопливость нужна лишь при ловле блох. — Майор никак не реагировал на чрезмерные эмоции Чесельского. — Результаты исследования вы получите, как только они будут готовы — не раньше и не позже. А сделаны они будут, как только до них дойдет очередь.
— Но поймите, майор, это действительно очень срочное дело.
— У нас все дела срочные. Других нам и не присылают. Вам всем кажется, что мы тут вообще бездельничаем — заглянем в микроскоп, просветим ультрафиолетом — и готово. А вы отдаете себе отчет в том, что от результатов нашей работы зависит порой жизнь человека? — Майор сел на любимого конька. — Вы там в своей офицерской школе в Щитне наслушались всяких сказок, вот теперь всякий раз и мчитесь сюда как ошпаренные.
— Да нет, поверьте, это в самом деле крайне важно. Дело об убийстве. Иначе разве я посмел бы настаивать…
— Ну ладно, хорошо. — Майора явно смягчила покорность поручика. — Сделаю для вас исключение, пропущу вне очереди. Результаты получите послезавтра. В четырнадцать часов. Придете сами или отправить в управление?
— Только послезавтра в два?.. — ахнул Чесельский.
— Ну хорошо, в десять утра. Раньше нечего и думать, коллега. Здесь вам не пекарня.
— Большое спасибо. Я сам приеду за результатами.
Полтора дня показались Чесельскому целой вечностью.
Он снова листал материалы дела, и все больше разного рода деталей начинало выстраиваться в определенную версию, первоначально казавшуюся маловероятной.
Уже в восемь утра поручик был в отделе криминалистики. Майор встретил его сухо: «Я сказал, в десять — значит, в десять, и ни минутой раньше».
Наконец стрелки часов дотащились до этой вожделенной цифры. В приемную, где нетерпеливо ерзал на стуле Чесельский, вошла миловидная сотрудница и вручила ему плотный желтый конверт.
— Вот, пожалуйста, готово. Распишитесь в получении.
Поручик кое-как расписался и нетерпеливо вскрыл конверт. Анализ оказался именно таким, какого он и ожидал.
В руках Чесельского появилась первая хотя и не очень веская, но все же улика. Эта бумажка с несколькими строчками машинописного текста обретала решающее значение. Она свидетельствовала, что следствие после целой серии неудач сдвинулось наконец с мертвой точки.
Окрыленный удачей, поручик пулей влетел в кабинет начальника, даже не спросив у Кристины разрешения. Полковник Немирох при виде его возбужденного лица сразу понял:
— Ну, что там у тебя? Вспомнил наконец? Рассказывай!
Вместо ответа поручик протянул полковнику заключение криминалистов.
Немирох внимательно его прочитал и недоуменно пожал плечами:
— Что-то я не очень понимаю… В чем тут дело?
— Ну как же, — заторопился Чесельский. — Пыль на моих брюках идентична микроследам, обнаруженным на гире, которой убит Зигмунт Стояновский, а пыль на брюках — из кооператива «Строитель».
— Да, — согласился полковник, — это действительно факт существенный.
