— Не научишь, — проговорил Одик.
Все-таки что-то случилось с Илькой. После того, что произошло, еще учить плавать? Нет, в этом было что-то не то…
— Илька, догони! — крикнул из пены и волн Костя.
— Раздевайся же! — почти приказал Одику Илька. — Ну? Значит, не хочешь научиться?
— Хочу.
— Ну так что же ты?
Ну как мог Одик раздеться и демонстрировать этим мальчишкам, по-рыбьи ловким, насмешливым, свою беспомощность и абсолютную сухопутность!
— А ты что-нибудь слышал тогда? — вдруг быстро спросил Илька, приблизив к Одику лицо.
— Когда? — спросил Одик.
— Да когда меня сцапал этот куркуль…
«А что это его так интересует?»
— Слышал, как он у тебя требовал…
Лицо у Ильки чуть посерело, стало чутко-тревожным.
— Чего требовал? Ты все подробно слышал? Все, да? — Илька оглянулся и посмотрел на купающихся.
— Кое-что слышал…
— Вот мразь! — сказал Илька. — Негодяй! Такого повесить мало.
Здесь Одик даже нашел нужным вступиться за Карпова:
— Ну, это ты чересчур… За что его вешать? Он ведь нищий…
Илька резко вскинул голову:
— Кто? Это он? — и принужденно засмеялся. — Всем быть бы такими нищими — рай был бы на земле!
— Скажешь тоже! — вдруг озлился Одик. — Он одноклеточный, и настоящее богатство не в доме, не в саде… Федор Михайлович сказал…
— Ого, ты уже и с ним познакомился! — крикнул Илька.
— Немножко.
— Когда успел?
— Недавно… Шел я с Олей…
— Слушай, — прервал его Илька, — неужели ты и вправду не умеешь плавать? Давай раздевайся, и живо! Скажи, ты когда-нибудь летал на вертолете?
— Нет, — ответил Одик и вспомнил, как Виталик хвастался, что летал с отцом и еще каким-то полярным капитаном, который пригласил их.
— Могу взять тебя с собой… Давай слетаем?
— Не знаю, — замялся Одик и подумал, что мама может не пустить его, да и вообще с какой это стати он полетит на Илькины деньги — ведь стоит-то, наверно, недешево?
— Ты знаешь, где я живу? — спросил вдруг Илька. — Нет? Хочешь, сегодня прямо отсюда зайдем ко мне? Покажу тебе большущих высушенных крабов и рыбу-иглу и еще кое-что такое, — Илька многозначительно подмигнул ему, — чего ни у кого больше не увидишь… И кроме того, одного краба могу даже подарить.
Натиск Ильки немножко обескуражил Одика.
— Хорошо, только не сегодня… Сегодня мы в кино собрались, — соврал он.
— Ну тогда завтра.
— А кто твой папа? — вдруг спросил Одик.
— Мой? — Одику показалось, что Илька на мгновение смутился. — Он работник общественного питания… Ну давай раздевайся…
Одик стал отнекиваться.
— Ну, как знаешь! — Илька красиво бросился в воду и вынырнул далеко от берега.
— Он у нас герой, — сказал Вася, выходя на берег. — Его Краб в тюрьму засадил, а он ни слова и совсем не сдрейфил! И даже опять подговаривает нас напасть на него.
— Подговаривает? — воскликнул Одик. Нет, в это просто нельзя было поверить!
— Да-да, и знаешь когда? Завтра… Завтра в час ночи. Только чтоб никому. Ясно? Мишка не знает ничего. Нечего ему знать… Ух как он крыл Катрана за этот набег и за то, что тот хотел попросить тебя перерезать провода!.. Сказал, что дисквалифицирует Ильку и не пустит на Дельфиний мыс, а ведь через два дня у Ильки еще одна попытка…
«Так вот в чем дело! — чуть не вскрикнул Одик. — Вот почему Катран оказывал ему знаки внимания и даже взял в бухту Амфор!..»
— Ты чего не купаешься? Идем! — И Вася, раскинув руки, спиной упал в налетевшую от глиссера волну.
Одик посмотрел в море и стал искать среди купающихся Ильку. Все было бы ясно, все было бы ничего, если бы не эта клубника…
На следующий день Одик с некоторой дрожью ждал вечера. Он, конечно, понимал, что Вася болтун — никто бы другой, наверно, не выдал ему этой тайны, ему, живущему в доме Карпова, и в то же время Одик был благодарен Васе за доверие. Пусть другие, более сдержанные и сильные ребята, не сказали ему, а только он, Вася, сказал, но это тоже ничего. Теперь Одик знает, что надо делать: он должен помочь ребятам, хотя они и не просили его об этом.
Глава 19
ДИВЕРСИЯ
В этот день Одик долго бродил по саду, незаметно разглядывая проводку. Он не знал, где лучше ее перерезать. Надо, конечно, в таком месте, чтобы нигде не горел свет — ни возле дома, ни в отдаленных уголках сада, где растет клубника и виноград, где живут индюки. Одик не знал, чем лучше перерезать проводку и не убьет ли его током, если он будет без резиновых перчаток.
Больше всего мешала Пелагея. Она временами появлялась и сновала по саду, сновала бесшумно и, казалось, возникала одновременно в разных местах.
Одик так и не смог найти места, где находился выключатель. Проволоку он решил перерезать за сараем — это было самое глухое место, — и перерезать перочинным ножом отца.
Время летело быстро. Карпов еще не вернулся с работы, Виталик куда-то исчез, Лиля гладила в комнате, и нужно было торопиться…
Одик достал с полки настенного шкафчика нож, сложил в полоску клеенку — чтобы не ударил ток, обмотал ручку ножа и выскользнул из дому. Возле сарая остановился, осторожно огляделся: окна дома не выходили сюда, — это он бессовестно наврал Мише, будто выходили. Потом, весь мокрый от страха, беспрерывно оглядываясь, подтащил лежавший у двери сарая ящик, встал на него — ящик скрипнул под его тяжестью — и стал резать, пилить ножом провод. Ящик громко скрипел в такт его движениям. Одик быстро прошел верхнюю и резиновую изоляцию, но металл был крепок и не поддавался.
За домом послышались голоса.
Одик спрыгнул с ящика, оттащил его на старое место и лег за кустами крыжовника. Он часто дышал, почти задыхался. Лежал он минут пять, но дышал все так же тяжело, словно и не прекращал работы. Голоса утихли, участок будто вымер, а он все не решался подняться. Потом встал, осмотрелся и опять подтащил ящик. Он представил: ночь, ребята забрались в сад, Карпов проснулся, услышал, выскочил из дому и бросился к выключателю, повернул его, а в саду темнота, хоть глаза выколи: попробуй поймай хоть одного!
Провод становился все тоньше. Только бы успеть. Только бы не помешали!
Кровь отлила от поднятых вверх рук, и Одик не чувствовал их…
Готово — перерезал!
Одик стал оттаскивать ящик. И вдруг подумал: нельзя так! Ведь стоит кому-нибудь случайно поднять голову — увидит торчащие концы обрезанного провода. Он опять ринулся к ящику и заметил Пелагею: она шла своей обычной косоватой походкой — левым плечом чуть вперед — и глядела на него из-под платка.
— Что ты такой мокрый, детка?
Неужто видела?
— Жарища… — нарочно заныл Одик и повторил мамины слова. — Я плохо переношу жару.
— Умеренности не знаешь, детка, вон как раскормили. Был бы похудей — и солнца не боялся бы.
Значит, не видела. Одик чуть успокоился.
Но целых полтора часа он ожидал: ходил и наблюдал за домом и старухой, чтобы устранить свою оплошность. Наконец он подправил палкой провода так, что не был заметен обрыв.
Вечером к Карпову стали сходиться люди — их было человек пять. Одного из них Одик узнал — сторож из «Северного сияния», — видел, когда Виталик в день приезда водил их к отцу. Эти люди не были похожи на гостей, потому что пришли одни мужчины, и не было обычных в таких случаях шуток и смеха, и хозяин не показывал сад и дом. Скорее всего, это были служащие дома отдыха: Виталик то и дело подходил к одному, к другому и говорил: «Дядь Вить, вам нужно будет поправить сток возле крана — плохо пригладили цемент» или: «Петя, не забудь принести нам семян…» — и шло какое-то сложное латинское название.
Мама хлопотала на террасе с ужином. Оля рисовала цветными карандашами, а отец углубился в «Мертвую зыбь», кажется впервые со дня приезда. Неожиданно Одик заметил, как от сарая в дом прошел Карпов с двумя бутылками «Столичной» — по бутылке в руке. Скоро из-за стены донеслись громкие голоса и смех, и можно было подумать, что собирались закадычные друзья директора. Они долго не расходились. Мама уже заставила Олю лечь, намного раньше сестры улегся отец. Одик сидел на ступеньках террасы, смотрел на зажигавшиеся звезды и слушал голоса. Когда совсем стемнело, голоса за стеной чуть стихли, но никто не уходил.
Одик был весь на взводе.
Через полчаса должна быть атака на твердыню Карпова… Если, конечно, Вася не соврал. Поможет ли его диверсия?
— Одик, спать! — сказала мама, укладываясь.
— Ну еще немножко, мам… Я не хочу спать и все равно не усну.
— Но ты скоро ляжешь?
— Скоро.
Через несколько минут Одик услышал, что мама спит. И вообще все в их комнате и доме спали. Только у Карповых еще продолжался негромкий разговор. Одик поднялся со ступенек, прикрыв дверь, вошел на террасу и присел на низенькую красную табуретку, которые продаются в московском «Детском мире». Отвернув уголок марлевой занавески, стал смотреть во двор, на темные плодовые деревья и редкие проблески лунного моря меж густой листвы.
