— Ну, не так уж и много...
— А они в самом деле волшебники? — Она мягко улыбнулась:
— В основном это люди, которые отыскали в руинах какие-то талисманы. Обычно они могут делать что-то одно. Например, Жан Ильманд, он сейчас стал уважаемым торговцем, может вызывать Стража... Правда, только в солнечные дни, но этого достаточно, чтобы его караваны могли проходить даже через Золотые Пески, где всё еще разбойничают люди Дэна...
— А если дождь? — Она посмотрела с уважением.
— На этом он и прогорел. Рискнул, но разбойники не все попрятались от грозы. Заметили караван и... разграбили. С той поры Ильманд всегда сверяется с погодой. А перед опасным местом старается убедиться, что небо будет ясным. Сейчас он уже в доле с купцами, сам выбирает, с кем идти, Страж у него один...
— Богатый у вас город, — согласился я. — Хоть археологическими древностями, хоть деловой хваткой...
Она насторожилась, внезапно побледнела. Вид у нее был такой, словно наконец-то стряслось несчастье, которого давно ждала, но всё равно сделать ничего не может.
Я услышал далекие голоса, выскочил из-за стола. Перед домом бурлит толпа горожан, настоящее народное возмущение, но почему-то пахнуло настолько знакомым, что на миг я ощутил головокружение, будто перенесся в свой прежний мир... а затем обратно.
Так вот когда еще зародились эти технологии «тюльпановых», «оранжевых» и «картофельных» революций. Эти люди не сами пришли, их привели солидные финансовые вливания некой сильной, богатой и весьма заинтересованной стороны. Слишком уж все одинаковые как по возрасту, так и по сложению, даже по одежде. И лица у всех ликующе-радостные, как у людей, которым на халяву свалились хорошие деньги, а нужно всего лишь побузить, поорать и разве что поломать какой-нибудь забор или бросить камни в окна. Это всегда с удовольствием, ломать — не строить...
Я торопливо подошел к окну. Амелия уже стоит на верхней ступеньке крыльца, голос ее звучит громко и решительно, но я уловил в нем панический страх и безнадежность:
— Вы зачем сюда пришли?.. Кто позволил ломать в моем дворе?
В ответ слышался хохот, улюлюканье, морды довольные. Как сладостно чувствовать себя ублюдком, вести себя, как последнее говно, и прекрасно знать, что ничего тебе за это не будет.
Кто-то заорал весело:
— А нам нравится здесь ходить!
— А неча закрывать дорогу к морю!
— А мы прямые дорожки топчем!
— А мы всё здесь разнесем, если будете нам препятствовать!
Я смотрел, слушал, всё это знакомо, и видел тысячи раз: из зарубежных благотворительных организаций поступают денежные суммы «на культуру и образование, на свободные выборы», и вот начинаются бесчинства, называемые «шелковой» революцией. А эти вот, подогретые неожиданно свалившимися деньгами и разогретые дармовым вином, сперва выкрикивают, как водится, лозунги, затем начинают бить витрины, поджигать автомобили, грабить магазины, оскорблять и насиловать женщин, избивать тех, кто попытается их остановить...
А здесь будут не только избивать, напомнил я себе. Чего заниматься такой ерундой, как избивать, если можно сразу нож под ребро? Или топором по дурной башке. Демократия не сразу научилась носить костюмы и галстуки.
Я благоразумно не показывался, еще неизвестно, кто организовал, выйду сдуру, а в толпе могут оказаться и подготовленные для одной-единственной цели люди. Если это от Вильда, которого обидел на глазах его людей, — одно, если от Адальберта — уже серьезнее и намного опаснее.
Издали слышен треск: гуляки сломали забор, окружающий сад, и устроили пикник. Для костра рубили яблони, десятка два крепких мужиков быстро и умело расчистили полянку, куда прибыли бродячие торговцы горячим мясом, вином, свежеиспеченным хлебом. Веселье разгорелось с новой силой.
Амелия в полной беспомощности рыдала, глядя, как эта науськанная кем-то толпа с большим удовольствием, даже с наслаждением, разоряет ее сад, топчет клумбы с цветами. Народ, привлеченный слухами, прибывает и прибывает. Подлым людям нравится смотреть на чье-то падение, это вызывает смех и злорадство, а в разрушении участвуют даже те, на кого бы никогда не подумали, глядя, как они поучают детей жить правильно.
Я в личине исчезника давно вышел из боковой двери и сразу увидел, как в сад прямо на коне въехал Вильд. За ним еще двое конных. Вильд оглядел хозяйским оком веселящуюся толпу, кивком подозвал одного из конных.
— Скачи к нашим, — велел он, — пусть приведут еще человек двести.
— Будет сделано!
— Направишь их ближе к дому, — распорядился Вильд. — Пусть эта сучка увидит, кто здесь настоящие хозяева.
— Сделаю... Вина им выдать?
Вильд заколебался на миг, кивнул нехотя.
— Они уже и так разогреты, но... всё окупится. Выкати им одну бочку и скажи, что сюда, в сад, прикатят еще две.
Всадник захохотал:
— Да они здесь всё разнесут за такое угощение! — Вильд мрачно улыбнулся:
— Что нам и надо. Через два-три дня здесь будем только мы!
Всадник унесся, Амелия плакала, заламывая руки. Я слышал, как Гансик, не по-детски серьезный, спросил:
— Мама... а не уйти ли нам отсюда? — Она ответила в слезах:
— Куда? Это наш дом, здесь наш сад.
— Нас растопчут, мама.
— Не растопчут, — ответила она, хотя со всей ясностью понимает, что да, растопчут. Что-то странное здесь происходит. Похоже, весь город или немалая его часть хочет отнять у нее этот дом и сад. А что она может предъявить, кроме бумаги, что это ее земля? Никто ее и не отбирает. То, что пьяные горожане нечаянно забрели в ее сад и сломали пару веток, так что с пьяных возьмешь, и не такое случается... Тем более когда всем заправляет Бриклайт, сын которого сейчас ясно сказал своим подручным, что выживет хозяев. И сказал нарочито громко, чтобы слышали все и пересказали ей.
Затаившись рядом с домом, я прикинул, что в саду пирует около тысячи горожан. Уже без всякой надобности рубят плодовые деревья и бросают в костер. Не столько для того, чтобы что-то поджарить или чтобы пламя выше, а просто приятно рубить то, что другой любовно взращивал долгие годы. Это как расписать стены в лифте, разбить зеркало и выломать плафон.
Надо отдать должное Вильду, он нашел способ выжить Амелию и отобрать землю, не прибегая к крайним мерам. Эти вот сотни демократов не догадываются вовсе, что сейчас они не почтенные горожане, а простые ублюдки, и воюют за него не хуже наемников. А то и лучше, потому что у беснующихся сейчас в саду горожан репутация в целом не криминальная, нормальные граждане. Они как бы не способны ничего делать противопоказанного, в отличие от головорезов Вильда.
Прибыла еще одна группа, у этих с собой уже заранее заготовленные дубинки. И разогреты вином тоже загодя. Я поспешно отступил в дом, надо что-то предпринять, но ничего умного в череп не лезет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
