Ладно, хватит. Стараясь сразу не заводиться, я начал:
– У меня такое ощущение, что по этой дороге вообще никто не ез…
Она сжала мою руку, а через миг из шорохов дождя вынырнул звук мотора.
А еще через несколько секунд я впервые за два часа отпустил ее руку.
По дороге промчался черный «мерин». Черный, блестящий от дождя и с легким, но отчетливым пурпурным отливом. Две тугие волны брызг окатили обочины, над дорогой повисла пелена – туманные смерчики из крошечных брызг.
Я поднял к глазам бинокль.
В стене, возле серых ворот, выступал стеклянный эркер проходной. За стеклом проступило бледное пятно, но, прежде чем я успел рассмотреть лицо, оно уплыло обратно в глубину, а ворота пошли в сторону, обнажая блестящий рельс поперек дороги.
«Мерин», чуть притормозив, пока ворота открывали достаточный проезд, шмыгнул внутрь, и ворота тут же пошли обратно.
– Ну что, теперь доволен? – спросила Катя.
Я все переводил взгляд с ворот, за которыми скрылся пурпурный «мерин», на крыши за ней. Столько людей… Как эта чертова сука может жить здесь?
– Уснул? Пойдем. – Она пихнула меня в бок. – Ничего интересного больше не будет.
Я вздохнул, стал подниматься.
– Здесь… – начала Катя. – Нет, подожди.
Показалась еще одна машина. Красная «мазда». За лобовым стеклом мелькнул женский силуэт, я едва успевал ловить машину в бинокль. Она стрелой летела по пустой дороге. Не сбавляя скорости, шла на ворота, будто собиралась взять их на таран.
– Ого! Редкий случай… Сами хозяева сюда почти не ездят, – сказала Катя. – Это какая-то седьмая вода на киселе, должно быть…
Машина летела прямо на ворота – в расчете, что ворота откроются. Но ворота не открывались.
«Мазда» затормозила в самый последний момент. Даже до нас донесся визг шин. Когда лужи сойдут, на дороге будет различим след из пережженной резины.
– Царица мира приехала… – пробормотала Катя.
Едва затормозив, «мазда» раздраженно затявкала.
За стеклом проходной опять появилось лицо. Мужское. Несколько секунд он пялился на машину удивленным рыбьим взглядом. Будто не верил, что видит это наяву. Будто раздумывал, не спит ли он все еще.
Дамочка не привыкла ждать. Жала и жала на клаксон, пока охранник не выглянул из будки. Не один из пурпурных, а какой-то мелкий, худенький тип в черной униформе с желтыми нашивками. Медленный, заспанный, пришибленный какой-то…
Клаксон опять нетерпеливо затявкал, подгоняя его, но он как шел неспешно, так и брел к машине. Гудок смолк, только когда охранник сунулся к окошку.
Но если он думал что-то услышать, то не на ту напал. Девушка приосанилась. Даже словом не удостоила – лишь царственный взмах руки в сторону ворот. То ли из-за ее профиля, то ли из-за прически, а может быть, из-за огромных свисающих серег и длинной, тонкой шеи, но было в ней что-то индюшачье. С гордо вздернутым подбородком. Индюшка на параде.
Охранник поглядел на нее, поглядел на ворота, снова на нее и пожал плечами. Что-то сказал.
На него наконец-то изволили взглянуть. Окатили презрением. Потянулись куда-то в сторону, к боковому сиденью – сумочка у нее там лежит? – и что-то достали. Сунули в руку охранника с таким выражением, словно это не рука, а комок дождевых червей.
Охранник невозмутимо изучал. Какая-то пластиковая карточка. Пропуск, наверно. Или права. Черт его знает, с такого расстояния не видно.
Наконец протянул обратно. Дамочка двумя пальцами – аж вся сморщилась – осторожно, только бы не коснуться его рук, взяла карточку и убрала обратно.
Нетерпеливо постукивая пальцами по рулю, дождалась, пока охранник вернется в будочку. Едва ворота разошлись в стороны, она газанула и влетела в поселок, оставив за собой туманный след из поднятых брызг.
Да. Все-таки по этой дороге ездят, и не только ее слуги.
– Ладно, пойдем… – сказал я.
Хотя не понимаю, как она может жить здесь… Паучиха – прямо в скоплении людей…
Я отлип от ствола, но теперь уже Катя схватила меня за руку:
– Ну уж нет. Притащил меня сюда, а теперь хочешь уехать, не посмотрев самого интересного?
– Чего?
– Подожди, надолго это не затянется.
– Что именно?
– Пять минут терпения.
– И что потом?
– Самое интересное…
– Кать…
Я изо всех сил старался не заводиться, но эта партизанка кого хочешь выведет из себя!
– Как она здесь живет, вот чего! Ого, быстро же… Сегодня у нашей гривастенькой препарши-ивое настроение…
– Да что…
– Смотри! – Она указала на дорогу.
Ворота опять открывались.
Показалась округлая красная морда. «Мазда». Та же самая, что въехала всего пару минут назад. Только вот за рулем…
Сначала мне показалось, что это совершенно другой человек. Но нет, это была она. Та же расфуфыренная молодка с длинной, тонкой шеей и огромными сережками. Только…
Выехав из ворот, она съехала на обочину и остановилась. Постояла пару секунд – и снова тронулась. Рывками, то дергая вперед, то останавливаясь, будто первый раз за рулем. И совсем встала.
За лобовым стеклом я видел ее глаза – глаза вырванной из постели маленькой девочки. Лицо вроде бы то же, что и пару минут назад: маленький подбородок и тонкий носик, слишком яркие губы и слишком темные веки. И все-таки другое. Что-то там, под этим лбом с завитками выбеленных волос, переключилось, и сильно переключилось… Переключили.
Уже не индюшка на параде. Мокрая курица.
Она нахмурилась. Огляделась, будто только проснулась. Она совершенно не понимала – ни как оказалась в этой машине, ни что она тут делает. Огляделась по сторонам, посмотрела назад, на забор и открытые ворота… Что-то в ее лице прояснилось.
Она решительно стиснула руль и тронулась. Прочь от ворот. Сначала рывками, вихляя из стороны в сторону, но постепенно выровнялась, увеличивая скорость, и скоро уже мчалась прочь так же целеустремленно, как пять минут назад ехала сюда.
Охранник у двери проходной безмятежно провожал ее взглядом, словно так и надо. А может, в самом деле так и должно быть. Уж он-то, наверно, знает, как теперь здесь должно быть. Ведь и в его коротко стриженной голове что-то переключили, гораздо раньше и куда сильнее…
Он развернулся и ушел в проходную.
А я все глядел на забор, на огромные крыши домов за ним. Невольно прикидывая, сколько же их там, но на самом деле я не хотел этого знать…
И я думал, что я знаю изнанку мира?.. Думал, что знаю?..
Да, я видел мальчишек, которых эти чертовы суки берут для того, чтобы вспороть под козлиными мордами. Черт возьми, да я сам… Я оборвал эту мысль. Загнал ее обратно. Поглубже. Туда, где ей и место.
Да, про мальчишек я знал… Знал про слуг, которых они могут держать при себе. Про одного-двоих слуг, которые нужны для того, чтобы чертовы суки могли с комфортом жить в глуши. Там, где им никто не будет мешать… Правда, Диана потихоньку выжила три соседние деревни, чтобы оттуда в ее лес случайно не забредали… Но, по большому счету, те деревеньки были и без того вымершие, там мало кто жил. Дом Дианы – такая же глушь, как и те места, где мы отлавливали наших местных, смоленских чертовых сук. Маленькие домики на отшибе.
Но здесь…
Вот так просто влезть в поселок, где живут сотни людей… могли бы жить сотни людей, если бы она не гоняла их отсюда, как бродячих кошек, стоит им сунуться сюда. Приехать в свои же собственные дома…
– Она что… – Я сглотнул. Голос был как чужой. – Она что, совсем ничего не боится?..
– А чего ей бояться? – Катя посмотрела на меня. Взяла из моих пальцев бинокль, с досадой насадила крышки на объективы. – Ладно, пошли.
Когда мы добрались до дома Карины, уже стемнело. Фары «козленка» высветили черную морду «ауди», каменную арку.
– Сразу за мной не выезжай, – попросила Катя. – Дай мне пятнадцать минут.
Я кивнул. Я уже не удивлялся, что она относится ко мне в прошлом времени. Как к уже пойманному, распотрошенному и прирученному.
Может быть, не так уж она и не права…
Катя уже взялась за ручку дверцы, когда я решился:
– У тебя есть карта поселка?
Она вздрогнула. Медленно сняла пальцы с ручки, опустилась в кресло. Повернулась ко мне:
– Ты сумасшедший.
– Это значит – да?
Она молча глядела на меня. И…
Не уверен, что она считала меня сумасшедшим. Кажется, в глубине глаз мелькнуло что-то теплое. Она ждала, что я это сделаю. Надеялась. Несмотря на все слова и собственные же доводы.
– С собой? – спросил я. – На мотоцикле?
– Нет. – Она мотнула головой.
Жаль…
– Ее можно где-то найти? Чтобы быстро?
Она вздохнула. Потерла пальцы, глядя себе в колени. Покрутила кольцо на правой руке, на безымянном пальце. Тонкое серебряное колечко, в котором вдруг вспыхивали и тут же гасли звездочки чистейших цветов… Крошечные бриллианты? Несколько крупинок, по всей длине кольца.
– Быстро… – пробормотала она и вздохнула. Посмотрела на меня. – Я приеду завтра. Привезу тебе карту.
