Два снаряда один за другим ударили по колпаку, и на левой стене вырисовалась небольшая, но хорошо заметная трещина.
Янек знал, что это означает близкую смерть, однако в ответ на предложение Густлика отрицательно покачал головой. Затем подошел к амбразуре и посмотрел в поле. На переднем плане пылали «пантера» и самоходное орудие, два столба светлого дыма подпирали ясное небо.
В предохраняющей от паводков насыпи, одной из тех, которые густой вогнутой решеткой лежат на низких полях между Одером и узким рукавом, протекающим по старому руслу и называющимся рекой .Альте-Одер, пехотинцы в течение одной ночи отрыли командный пункт полка, поспешно замаскировав его пучками тростника и увядшими ветками.
В небольшом убежище, имеющем с западной стороны длинную смотровую щель, стояли несколько штабных офицеров и радистов, телефонист и командир полка, который охрипший голосом кричал в трубку:
— Я говорил, что время перед рассветом — твое! А теперь лезь по голой земле, ползи, но к насыпи должен добраться... Что будет потом — мое дело. Вперед, черт возьми! «Барсук» и «Куница» на исходных позициях. Ждем тебя.
Телефонист на лету поймал брошенную трубку.
— Привести советского разведчика и этого босого танкиста.
— Есть! — ответил начальник охраны штаба и вышел, отвернув брезент.
Полковник в бинокль осматривал луга предполья, городские дома, окруженные зеленью и белизной садов, начинавших цвести. Сады тянулись по лесистому откосу Зее-ловских высот. Немного левее, над горизонтом, виднелись два светлых столба дыма и слышен был резкий звук непрерывно стреляющих орудий. В то же время вокруг КП было спокойно — лишь трещали автоматы да вели огонь две или три батареи батальонных минометов.
— Хитрецы, — пробурчал полковник, обращаясь к начальнику штаба. — Мы у них под носом, а большинство орудий молчит.
— Ждут, — кивнул головой майор и добавил: — Дамбы — как ловушка. Если даже танкист говорит правду, то за ночь его друзей могли вытеснить из шлюза.
— Ночью не вытеснили, — усмехнулся полковник и показал рукой на узкие столбы дыма на горизонте. — Однако не знаю, теперь...
— «Барсук», — сказал телефонист, подавая трубку.
— Слушаю... Так... Понял... Ждать, только ждать, пока не будет приказа.
Брезентовый полог приподнялся, и вошли Черноусов с Черешняком, а за ними проскользнул хорунжий из комендатуры и остался у дверей.
Полковник никому не дал доложить. Взял Томаша за руку и подвел к смотровой щели.
— Где ваш шлюз?
— Не видно.
— Там? — спросил со злостью полковник и показал рукой вправо.
— Нет. Примерно там, где вон те два столба дыма. Пора бы, гражданин полковник...
— Не мудри. — Командир качнул головой и, легко оттолкнув его, спросил Черноусова: — Много заграждений на плотинах?
— Нет.
— В зданиях?
— Немного. Но над самой землей в стенах сделаны амбразуры. Есть для стрелков, но есть и большие, для орудий, для стрельбы прямой наводкой...
— Около моста на площади расположена зенитная батарея, — вмешался Черешняк и в ответ на вопросительный взгляд полковника сказал: — Я видел.
— Издалека?
— Совсем близко, — многозначительно произнес тот и добавил: — Был договор, чтобы на рассвете красные очереди...
— Старшина, — сказал полковник, не слушая Черешняка. — Остаетесь при штабе до взятия Ритцена, а там встретите своих. Так я договорился по телефону. Город — как ворота в стене. Когда сорвем их с петель, две армии через них двинутся.
— Есть просьба, товарищ командир полка...
— «Четырнадцатый» из «Росомахи», — доложил телефонист.
— Ну и как? — бросил полковник в трубку и с минуту слушал. — Хорошо. Остальное меня касается, как умершего свадьба. Ты на плотине? На плотине?. Хорошо. Сиди... Что с того, что у вас там пекло! Сделаешь шаг назад — под суд отдам, а кто первым в город ворвется — тому не пожалею награды.
Окончив разговор, он бросил по привычке трубку и приказал начальнику штабной охраны:
— Давай на позицию пулеметной роты, и пусть дадут три длинные трассирующие очереди на те два дыма. Красными. И низко над землей...
— Они уже ждут, — ответил, козыряя, офицер и вышел.
— Есть просьба, товарищ командир полка, — повторил Черноусов.
— Какая?
— Ждать при штабе для того, кто не привык, скучно. Прошу разрешить присоединиться к батальону «Росомаха». Там у меня знакомый сержант, и товарищ полковник говорил...
— Что говорил?
— Насчет медали. Польской пока у меня нет, — показал он на гимнастерку, откидывая плащ-палатку.
Полковник посмотрел ему в глаза, крепко пожал руку и только потом сказал:
— Хорошо.
Черноусов, козырнув, сделал поворот кругом. За ним вышел Черешняк, а за Черешняком, как тень, — хорунжий. Они молча двинулись к передовой, а затем, пригнувшись, побежали по открытому месту. Только в траншее офицер придержал Томаша за плечо:
— Рядовой, вы куда?
— Со старшиной.
— За каким чертом?
— Чтобы поближе... Там товарищи остались, — показал он рукой в сторону шлюза.
В нескольких десятках метров в стороне, с соседнего укрытия, вырытого в насыпи, закудахтал басом ДШК — крупнокалиберный пулемет. Плоской дугой, словно железный прут, раскаленный в огне, перечеркнула небо длинная трассирующая очередь.
ПОЛОВОДЬЕ
Снаряды повредили бетонное перекрытие блиндажа. Трещина на левой стене увеличивалась с каждым попаданием и наконец разошлась настолько, что образовалась длинная щель с рваными краями, через которую пробивался рассвет, грязный военный рассвет с задымленным небом.
Густлик взглянул вверх красными от пыли глазами, вздохнул и прошептал:
— Не дождемся мы этого сигнала...
Дал очередь из автомата по немцу, приподнявшемуся бросить гранату. Немцев было больше десятка. Прячась за остатками стены и в руинах дома, они ловили мельчайшую оплошность обороняющихся. «Рано или поздно кто-нибудь из них попадет в амбразуру — и тогда конец, — думал Елень, — если только перекрытие раньше нам на голову не свалится».
Два танка и самоходное орудие методически выпускали снаряд за снарядом. К счастью, с фронта амбразуру прикрывали развалины, и снаряды, падая в плоское перекрытие под острым углом, рикошетом отскакивали и с воем, как бы злясь, падали на минное поле за шлюзом, взрываясь вместе с насыщенной тротилом землей.
Густлик снова посмотрел в щель и в первое мгновение не поверил своим глазам, он даже потер ладонью лоб и глаза, — бурую голубизну неба прошили рыжие полосы трассирующей очереди.
— Красная! — закричал он, перекрывая треск пулемета и разрывы снарядов.
Ему не ответили ни стреляющий из пулемета Григорий, ни Янек, притаившийся со своей снайперской винтовкой.
За те несколько десятков минут, которые прошли после того, как была разбита гармонь Черешняка, бой изменил их до неузнаваемости: Саакашвили до крови разбил раненую щеку о бетон, висок Янека, прикрытый чалмой из мокрого полотенца, стал фиолетовым. Оба почернели от
дыма, смотрели глубоко запавшими глазами, жадно ловили ртом воздух. Они то отскакивали, то снова приникали к амбразурам, пошатывались, оглушенные непрерывным грохотом и пьяные от порохового смрада.
Гильзы густо устилали пол, звеня при каждом движении ноги.
Кос прицелился и выстрелил. Граната с выдернутой чекой выпала из руки немца, закатилась в кирпичи и с сухим грохотом разбросала их во все стороны.
Один из танков двинулся с места, подполз поближе, стараясь выбрать удобную позицию, с которой он мог бы всадить снаряд в амбразуру.
— Вторая! — крикнул Густлик, показывая на низкую вишневую полосу, и протянул руку в сторону переключателя.
— Подожди, — удержал его Кос.
— Вот бы успеть! Фрицы чувствуют, что повредили эту коробку. Лезут, как собаки к колбасе.
— А что, если это еще не сигнал?
Они перекрикивались, ни на секунду не отходя от амбразур. Затем послышался треск автоматной очереди Еленя, еще одной очереди из пулемета Григория и звук одиночного выстрела. Они ждали, покусывая губы. Пульсирующая в висках кровь отсчитывала драгоценные секунды.
Янек положил руку на переключатель. Даже если бы в этот момент обвалилось перекрытие или внутрь влетела ручная граната, то он все-таки успел бы, хотя бы последним судорожным движением мышц, повернуть металлический рычаг. И если это в самом деле сигнал, если вода дойдет до Ритцена, когда двинутся войска... Тогда никто не смог бы сказать, что Косу слишком рано доверили командование.
— Третья, — прошептал он, видя, как вдоль шерохова того края расколотого бетона проносятся одна за другой красные ласточки, протягивая запачканную дымом красную ленточку.
— Третья! — крикнул он охрипшим голосом.
Все заулыбались, и Кос, облегченно вздохнув, повернул ключ детонатора. Это мгновение придало смысл всей их борьбе. Они глубже натянули шлемофоны. Янек прижал ладонями мокрые обрывки своей повязки к ушам. Еще какое-то мгновение они ждали взрыва, а потом на их лицах застыла гримаса полного разочарования.
