— Смит, каких много. Копал землю, таскал тяжести. Сейчас без работы. И даже пособия по безработице уже не получает. Срок вышел. А у нас дети. Он болен, не может встать.
— Поднимем.
— Да покарает вас бог за такие слова!
— Карать будет не меня, мэм. Давайте сюда своего мужа! Стаскивайте с постели, не то мои молодцы сделают это без вашей помощи!
— Я здесь. Я сам встал,— послышался слабый голос из коридора. В двери показался человек со впалыми глазами на бледном лице.
— Мне нужно от вас полное признание. Чистосердечное. Где вы взяли эту штуку? — И шериф показал на лежащую рядом с сахарницей вынутую из нее ампулу.
— Я нашел ее, сэр. Кто-то обронил. Если бы я знал, что она представляет ценность, то непременно отнес бы в полицию.
— Так. Кто-нибудь бывал у вас в квартире после хищения ампулы?
— Шериф? Это вы? Я не узнал вас в этом костюме. Ко мне заходили приятели посмотреть находку.
— Да? А где ты ее нашел? В пакгаузе?
— Может быть, сэр. Я случайно забрел туда... в поисках работенки. Помочь там... или что.
— Так что же, она валялась под ногами? Отвечай и не виляй!
— Под ногами, сэр.
— Она валялась внутри свинцового контейнера!
— Ящики были рядом, сэр. Это точно.
— Так. Ну и зачем ты показывал ампулу приятелям?
— Они сказали мне, что в ней дорогое лекарство, сэр. А у моей жены рак. Видите, как она выглядит. Двое детей. Работы нет, а лечиться надо.
— Теперь и тебе самому надо будет лечиться. Собирайся в тюрьму!
— За что, сэр? Я же нашел эту дрянь!
— Нашел, нашел, не спорю. Внутри свинцового контейнера, который ломом вскрывал. Где он, твой лом? Куда ты его забросил?
— Мы найдем его, господин шериф,— заверил частный детектив так рьяно, словно радиометр был его собственностью.
— Что ж, давайте наручники!
— Не нужно, сэр. Право, не нужно,— вежливо попросил инженер со счетчиком.
— Как так не нужно? А закон?
— Он прав, господин шериф. Парень этот долго не протянет,— заметил мистер Дэвидсон.
Отто толкнул меня локтем в бок:
— Вы понимаете, что будет с беднягой, Джим?
Я мрачно кивнул.
Инженеры отвели шерифа в сторону, что-то горячо объясняли ему.
— Ладно! — громогласно возвестил шериф. — Надо найти его приятелей, что рассматривали ампулу. Всех — сразу в госпиталь! А тебя,— он ткнул пальцем беднягу-вора,— оставляем здесь. Но выходить из квартиры не позволим. Пока не вынесут!
— Что вы такое говорите, сэр? — вмешалась женщина.
— То, что мне разъяснили господа инженеры, а они свое дело знают... Ваш муж украл в пакгаузе такую штуку, которая, считайте, уже отправила его к праотцам! Пусть передаст им привет от местной власти!
— Это же лечебное средство, сэр! — подал голос похититель.
— Лечебное,— усмехнулся шериф,— против такой болезни, как твоя неудачная жизнь, негодяй.
— Я умру? — побледнел Смит. — А моя семья?
— И семья тоже.
— Сэр! — запротестовала несчастная женщина. — А как же дети? Вы не имеете права так шутить! — и она заплакала.
Мы ушли.
Так и брели в «марсианских костюмах» по городу, распугивая прохожих, готовых поверить, что красные уже напали на бедную Америку, спрашивали нас, где же им прятаться.
Полисмен в скафандре остался сторожить дом, другие отправились по адресам — забирать неудачников — приятелей Смита.
— В первый раз случается такое! — доверительно говорил нам шериф, снимая защитный костюм на скамейке какого-то сквера. — Преступник, выходит, сам себе вынес приговор и привел его в исполнение!
Мы с отвращением сбросили дьявольское одеяние я, не прощаясь, оставили инженеров одних.
Через два дня Отто снова позвонил ко мне на почту. Сказал, что все так или иначе попавшие под облучение, когда бедняга Смит нес похищенную ампулу, или погибли, или тяжело заболели. Железнодорожная компания убытков не понесла. Ампула использована по назначению.
Я пока жив, но теперь уже не так здоров, как прежде. После этого случая я тотчас распорядился, к удивлению своего поверенного, продать по любой цене все свои акции. Но он продал их по биржевому курсу, профессиональная этика не позволила взять номинал.
Мне пришлось выйти на пенсию. Но и она оказалась урезанной в связи с увеличением федеральных расходов на оборону, то есть на гонку вооружений, приносящую держателям акций, одним из которых я так недавно был, бешеные дивиденды.
Получив тяжелый жизненный урок, я вспоминаю теперь автомобильные испытания, которые раньше обожал за лихость драйверов, несущихся в автомобиле на толпу зрителей, чтобы затормозить прямо перед ними за ярд до катастрофы.
И безумный драйвер, мчащийся в американском автомобиле на трибуны зрителей, представляется мне теперь нашим президентом, сидящим в каре, мощность двигателей которого измеряется не лошадиными силами, а всеми ядерными мегатоннами Америки. А за легким барьером, который можно сдуть как соломинку, находится все человечество.
Вот я и думаю теперь, хватит ли у этого драйвера ума, чтобы затормозить в последнюю секунду.
Поэтому я поехал в Нью-Йорк, чтобы участвовать в антиядерном митинге.
Там протестовал миллион человек!
Я был одним из них. Я значу мало. Но миллион таких, как я,— большая сила!
Циклон
Записки полярного летчика Окончание. Начало см. в № 7 за 1984 год.
II. УСТЬ-ТАЙМЫР НЕ ОТВЕЧАЕТ
Шел двенадцатый час полета. На карту маршрута наносились цветные условные знаки: ромбы, треугольники, квадраты, кружки, стрелы, обозначающие возраст, то-росистость, крепость льдов, их сплоченность, направление дрейфа. По этим картам капитаны ледоколов поведут свои караваны, а ученые Арктического института попытаются разгадать тайны движения Таймырского массива.
Погода улучшилась. Облачность поднялась до ста метров, видимость достигала одного-двух километров, но заряды мокрого снега время от времени обрушивались на самолет — и тогда все скрывалось в белой пелене. Похоже, циклон медленно смещался на восток и самолет входил в его тыловую часть с более благоприятной погодой. На меридиане острова Андрея обозначилась долгожданная западная кромка массива. Дальше по курсу пошел семи-восьмибалльный лед из обломков полей. Маленький, неприметный островок Андрей с небольшой полярной станцией, почти вплотную примыкавший к материку, быстро вышел на радиосвязь и этим самым дал нам возможность выйти на него по радиокомпасу. За ним, к югу, поднимались высокие горы Таймырского полуострова, закрытые низкой облачностью. Поблагодарив зимовщиков за отличную вахту и сбросив им почту, мы взяли курс на Русский остров, пошли так, чтобы ломаными маршрутами осмотреть льды пролива Вилькицкого, одного из самых трудных участков Северного морского пути. Сюда чаще выносит лед из северной части Карского моря, более старый и крепкий. Пролив был забит девяти-десятибалльными льдами, которые широкой, могучей рекой уходили на восток, разрежаясь при выходе в море. Наше внимание привлек одинокий огромный айсберг — он как остров возвышался над ледовыми полями. С обрывистыми «берегами» лазурного цвета айсберг двигался, подобно ледоколу, раздвигая и взламывая льды.
— Вот это махина! Но какие же силы двигают этот гигант? — с восхищением воскликнул Григорий Кляпчин. — А поверхность? Прямо готовый аэродром. Я такого в Арктике еще не встречал...
Двигали его, конечно же, глубинные течения. Помню, как айсберг значительно меньшего размера, всю зиму простоявший в замерзшей бухте Тихая на Земле Франца-Иосифа, неожиданно в штиль вдруг двинулся. Взломал наш ледовый аэродром, увлек за собой остальные льды. Да так энергично, что вся бухта сразу очистилась. К счастью, мы с Михаилом Васильевичем Водопьяновым успели спасти свой самолет, вытащили его на берег.
— Как же вам удалось тогда вырваться с Тихой? Ведь других аэродромов там не было,— спросил Черевичный.
— Примерно так же, как сегодня из Тикси. С трехсотметровой естественной полосы под обрыв в бухту. Другого выхода не было. Москва ждала результатов нашего высокоширотного перелета для принятия решения по высадке экспедиции Ивана Дмитриевича Папанина на Северном полюсе... Оторвались над водой. Ты же знаешь летное мастерство Водопьянова.
— Злые языки болтали, что после взлета вы от испуга говорить не могли? — вступил в разговор Чечин.
— Тогда, Виктор, нам было не до разговоров. Самолет одномоторный, сухопутный, а под нами — открытое Баренцево море. Из всех курсовых приборов был только магнитный компас. И все же мы задание выполнили...
— Мыс Челюскина запрашивает, когда будем над ними и есть ли им почта,— прерывает наши разговоры бортрадист.
