всегда был кто‑то из других детей. Возрастной ценз для секса со взрослыми повышен, но, возможно, французские поцелуи не в счет? Но задать этот вопрос я не осмеливаюсь.
Я не знаю, откуда вдруг появляется эта странная книга.
Она выглядывает из кучи старой одежды, которую требуется выбросить, и я с любопытством беру ее в руки. «Таинственный сад»[23] — одно только название приводит меня в трепет! Убедившись, что никто не смотрит, я засовываю ее под куртку и убегаю. Сердце в груди бьется, как пойманный воробей.
Отыскав тихий уголок, я открываю книгу. С первой же страницы я влюбляюсь. Литература Системы у нас запрещена, но от такой завораживающей книги я просто не в силах отказаться.
Боясь, что меня обнаружат, я не включаю свет, а читаю при свете солнца, проникающего сквозь пыльное окно на крыше, и погружаюсь в чудесный мир загородных поместий, потайных дверей и секретных ключей.
Живя в коммуне, переполненной детьми и взрослыми, довольно сложно незаметно улизнуть, и проходят дни, прежде чем у меня получается вернуться в свой запретный мир. Но я думаю о нем все время: во время занятий, работы по дому и даже стоя на богослужении. Эта книга даже лучше комиксов о дедушкином доме, которые я перечитывала тысячу раз, или библейских историй, знакомых мне настолько, что разбуди меня ночью, и я легко расскажу их все.
Но «Таинственный сад» — это совсем иное, новое. Это — мой самый первый роман. Каждую сцену из него я проживаю в течение нескольких дней до тех пор, пока не нахожу возможность прокрасться назад и прочитать следующую. Мое тело работает на ферме, на кухне, в классе, но мои мысли тем временем бродят по землям английского поместья. Подобно героине «Таинственного сада» я тоже пытаюсь найти потайную дверь. Но за лианами ипомеи, растущей на заборе Фермы, ничего такого нет.
Мэри — вечное бремя — становится подозрительной и буквально ходит за мной по пятам. Вскоре она ловит меня на чердаке. Услышав скрип ступеней, я засовываю книгу под одеяло, но уже слишком поздно. Уверенная, что я что‑то скрываю, Мэри силой отнимает у меня книгу.
Меня волокут к матери, чтобы я ответила за свое преступление. Она прочитала конец книги и зациклилась на слове «магия».
«Где ты взяла это?» — почти кричит она. Мама более эмоциональна, чем обычно, потому что накануне узнала, что снова беременна.
«Нашла», — буквально шепчу я.
«Я поймала ее, когда она прятала книгу на чердаке!» — ябедничает Мэри с благочестивым выражением лица. Я бы с удовольствием врезала по ее самодовольной морде, если бы не была так отчаянно обеспокоена своей собственной безопасностью.
«Фейти, эта книга о колдовстве! Это — работа дьявола, пытающегося проникнуть в твой разум и повлиять на него. Неужели ты этого не понимаешь?»
«Но, мамочка, эта книга не имеет ничего общего с настоящей магией и заклинаниями. Колина исцеляют природа и физические упражнения. На самом деле, позитивное мышление похоже на молитву…» — я осекаюсь.
«Молчать! — рявкает мать. — Я уже достаточно наслушалась. Дьявол маскирует свою работу, чтобы тебя поглотить. Мы не можем позволить этим мирским влияниям развратить твое сердце. Ты, очевидно, понимала, что поступаешь неправильно, иначе бы этого не скрывала! Я конфискую эту книгу. Если я еще раз застану тебя за подобным занятием, мне придется обо всем рассказать твоему отцу».
«Да, мэм», — киваю я, опустив глаза, чтобы выглядеть подавленной и сожалеющей о своем проступке. По правде говоря, я закончила читать книгу как раз в тот момент, когда Мэри меня застукала. И, конечно, я не хочу видеть плоский конец Жезла Бога отца. Моя мама — не сторонница строгой дисциплины. Ей все это не по душе, в отличие от других взрослых, которые жаждут служить орудием Божьей кары. Но если она посчитает, что нарушение того заслуживает, то позовет отца.
Я ухожу разочарованная, что книгу забрали и я не смогу перечитать ее снова. Где бы раздобыть еще больше романов? Я обнаруживаю, что родители Чинг-Чинг — одной из девочек, живущей с нами, — не такие строгие, как наши. У них есть книга «Лев, колдунья и платяной шкаф» К. С. Льюиса, которую дедушка одобряет, так как это пересказ истории Иисуса. У них есть и другие книги этой серии, такие как «Принц Каспиан», но они не имеют такой очевидной параллели и вызовут подозрение. Поэтому я не беру книги домой, потому что боюсь, что их конфискует более строгий взрослый. Свернувшись калачиком в углу дивана в гостях у мамы Чинг-Чинг — тетушки Хоуп, — я читаю так быстро, как только могу. Эти несколько тонких томов, к сожалению, заканчиваются слишком быстро. К тому времени, когда я ухожу от тети Хоуп, мне уже опять отчаянно хочется вернуться в мир фантазий, созданный для меня книгами. Я должна найти еще, но я понятия не имею, как это сделать.
То, что мне нравится читать, — не единственный источник конфликта между матерью и мной. Она все больше и больше во мне разочаровывается. Ей жалуются на меня взрослые мужчины. «Почему ты не можешь быть более уступчивой? — спрашивает она. — Ты слишком заносчива».
Мое поведение в отношении мужчин резко изменилось после нескольких уроков французского поцелуя. Я притворяюсь, что их не замечаю, делаю вид, что не понимаю их намеков, да и вообще стараюсь никогда не оставаться с ними наедине. Мама не понимает причин такой холодности, и она ее расстраивает.
На ее расспросы я пожимаю плечами и говорю: «Постараюсь быть поласковее». Говорить‑то говорю, но знаю, что не смогу этого сделать. В тот момент, когда какой‑нибудь мужчина начинает со мной любезничать, меня начинает мутить, и я окатываю его ледяным равнодушием, на какое только способна.
Мама называет меня Снежной Королевой.
Представляя лед в своих венах, я чувствую себя немного сильнее, увереннее и в большей безопасности.
Кажется, что по мере того, как я все больше отдаляюсь от матери, Мэри становится все более покладистой.
Однажды днем я встречаю ее в коридоре, и она говорит: «Фейти, нам нужно поговорить. Ты можешь пойти со мной?»
Я исподлобья смотрю на Мэри, пытаясь понять, какую игру она затевает.
«Ладно». Я пожимаю плечами и следую за ней в пустую детскую спальню.
«Ну, чего ты хочешь?» — недоверчиво спрашиваю я. После Джоша Мэри — самый непослушный ребенок на Ферме, но — что еще хуже — она болтушка номер один. Какие неприятности она заготовила для меня на этот раз? Я до сих пор злюсь на нее за
