безошибочной продуманной простоте и прямоте.
Я пришёл на репетицию грустный. Оставалось ещё много дней, которые стоило провести впустую. Я не собирался никуда вкладывать деньги, потому что их не было. Люди отваживались, немедленно ехали в Москву, трудно находили продюсера, понимал я это, но всем было насрать, кроме меня. Мы раз за разом насиловали одни и те же песни, и почти каждый раз Эдик и клавишница ошибались. Какая ещё реклама, какая ещё мегапопулярность. Я даже заплатил деньги владельцу сайта со списком Саратовских рок-ансамблей, чтобы он вписал наш Оргазм.
Большевик был небольшого роста, возможно поэтому у него также не получалось с девушками, как и у меня из-за россыпи угрей. Но он был очень сильно начитан, цитировал русских классиков, особенно меня трогало когда он декламировал прозу несравненного гения слова Никиты Капернаумова. Эти строчки были цветочным нектаром для услады слуха. Никита являлся широко признанным Боддхисаттвой, и он был совершенно спонтанен, как и полагает истинному мастеру. В одной из его выдержек мне на котелок свалился самый величайший коан, до которого мог долететь современный разум: кончить без рук. Откликом было бездонное молчание, но я продолжал, предавался размышлениям. Я хотел, чтобы Эдик откровенно рассказал про свою жену, но было очень явно, как он её берёг и лелеял, скрывал единственную и неповторимую избранницу сердца от постороннего мужского запаха или даже намёка на него. Эдик знал, что я был совершенно безумен и неукоснительно соблюдал осмотрительность, скрытничал, вяло отвечал на вопросы. Он просто слушал всё, что я выплёскивал из своих заполненных духовных пустот.
Я продолжал напрасно думать над Коаном: как кончить без рук и параллельно с углублением активнее овладевал французским, за несколько месяцев уверенно преодолел начальный уровень. Это был уродски елейный язык с каким-то нелепо усложнённым произношением. До какой степени тяжести докатились те люди, что додумались сочинять слова с буквами через нос. И ещё песни умудрялись петь через нос. У меня были все соматические признаки такого звоночка от вялотекущей шизофрении, как искажение сексуальной воли. Большевик на перекурах между парами охотно рассказывал, как занимались любовью его знакомые при очередной попойке. Он преподносил это со смехом и иронией, но я ему не верил ни грамма, он завидовал тем героям своих пережитых сборищ, где все выпивали, а парни грезили о пьяненькой легковхожей девчуле.
Я предавался мечтаниям, как какая-нибудь мокрая большая сука из моей группы вдруг ко мне прыг. Это были моменты ненужного, но проходящего внутреннего разделения: реальность одна: никто никому не нужен, а я думал наоборот; о себе думал одно, а про остальных другое. Утрата уникальной целостности, излишний отход от центра.
Состоялся день памятной встречи пранкеров и Японского Деда: это важнейшее событие для нашей немногочисленной, но колоритной субкультуры юных любителей телефонных бесед во всех жанрах: боевик, кибертехно. Одними из самых нектарных тем были звонки гопникам. До чего же это были примитивные создания: они все неизменно отвечали защитною агрессией, смешанной со страхом, чем сильнее быдло трусило, тем оно громче гавкало. Известные мастера даже добивались, чтобы праведные жертвы приезжали в другие города и вставали под взломанной уличной камерой. Мастер клал трубку, а тот бешеный остолоп метнул сотовый в стенку и чуть ли не раздирал на себе кепочку когда реально осознал, что облапошили с адресом. Так вот встреча с Японским Дедом закончилась просто изумительно: он пригласил их войти в квартиру, как если они были его детьми. Весёлые парни наделали фоток Японца держащим трубку, прямо при них ему звонили другие пранкеры, но дед при высокопоставленных гостях не особо лютовал. Японский Дед дал мне прозрение. Он надсаждался в проклятиях и оскорблениях звонящего, ибо в глубине понимал, что только так ему будут снова звонить, уделять живое внимание хотя бы так, когда родные внуки уже считай тайно похоронили при жизни.
Мой всегдашний студенческий распорядок: подъём в 12 с копейками. Я растягивал могильный сон максимально долго, лучше побыстрее перекушу и замажу прыщи, зато подольше посплю. К обеду в академию, вечером домой, ужинал и сразу падал дрыхнуть, продирал глаза, шёл лежать в ванне, гонял кружки крепкого чая с большим количеством сахара. Перед сном внимательный просмотр комедии ровно в 22:00. До двух лежал слушал пранки и иногда готовился по учебникам.
Мой одногруппник — сын полковника всегда отвечал, что не готов. В нашей группе были две сочные девки: дочки мажоров, все из себя. Они почему-то считали таких, как я полными ничтожествами. Я же был бюджетник, а для них главное, что снаружи. Но у одной было такое довольно массивное, но при этом органичное и пропорциональное тело. Такие здоровые упругие ляжки и задница гармонична с ногами. Она была ростом почти с меня. Парень у неё был типа спортсмен-профессионал. Она даже кольцо обручальное носила, хотя они не расписывались. Такая девушка и если она голая, если она с тобой и для тебя, то это два человека, при этом она делала все первые шаги. Но у таких, как она, да и у всех девушек нет извращения воли, а есть только тело, как главный актив и есть выгодные предложения, только выбирать ей, где больше перепадёт. Разведённые родители таких нежных трогательных канареечек с младенчества не разрешали им якшаться с молчаливым, замкнутым лошьём вроде меня. Что я мог ей преподнести, у меня уже не было даже самого себя.
Я никогда не читал книг, за исключением домашки. О том, чтоб писать самому не могло быть и речи, всё это пересказы пересказанного, да и литература больше никому не интересна при более удобных и быстрых современных методах передачи информации. Один мой придурковатый знакомый даже опубликовал похабную книгу Умри во мне в каком-то зачуханном столичном издательстве, но её вскоре удалили из-за описаний бездуховной нетрадиционной любви, а это оказалось самое опасное, самое вредное, преступное для общества и осуждаемое явление. Все ему говорили, чтобы он так не рисковал и лучше бы описал привычные духовные массовые убийства людей, родителей, детей, их пытки, членовредительство, мучения, уничтожения домов, городов, стран вместе с живым населением, ибо это всё особо приветствовалось и одобрялось не только в книгах, но даже в наглядном в деталях изобразительном кино. За это авторы получали государственные премии, денежные награды и всенародную любовь, ведь именно от всего этого люди и хотели создавать семьи, ещё больше плодиться и размножаться. А от ужасных и чудовищных описаний нестандартных отношений у человека происходил гормональный сбой, менялась генетика и код ДНК, он начинал
