Повинности, которые возлагались на крестьян западной Шотландии, в целом совпадали с теми, что были приняты на юго-востоке. В хартии 1240 г. лорда Аргайла Юэна МакДугала они названы как «cain, coneveth, feact, slagad et ich».{260} Кейн и конвет нам уже знакомы, feact и slagad означали военную обязанность членов клана, a ich (чаще cobach) — просто дань, вспоможение в пользу вождя. Рента и повинности, кроме военной, имели почти исключительно натуральный характер. Плата за вступление в наследство и за покровительство вождя (calpe) представляла собой «лучшую восьмую часть» скота.{261}
Шотландские гэлы больше полагались не на письменную, а на устную традицию, и нередко соглашения о союзе или о владении землей заключались словесно. На острове Айла, как полагают, это звучало так: «Я, МакДоналд, восседающий в Замке Доналд, дарую тебе право на твою землю отныне и назавтра и на все последующие дни, покуда у тебя достанет яств для великого МакДоналда Островов».{262}
Шотландская клановая система при всей ее прочности не была извечной и вездесущей. Она не распространялась на юго-восток страны, хотя, как было отмечено, знатные роды Лотиана позднее также получили название кланов. Несмотря на то что кланы начали складываться в VI–XI вв., говорить о клановой системе, на мой взгляд, можно лишь в феодальный период, когда она окончательно сформировалась на большей части Шотландии. В XII–XIV вв. эта система была клубком родовых и феодальных связей, которые укрепляли друг друга. По заключению У. Р. Кермака, «хотя теории землевладения, лежавшие в основе двух систем, столь различны, на практике гэльская плановость и феодализм были очень сходны».{263}
Феодализация, проведенная на северо-западе под началом короны, как ни важна она была для упрочения единства страны, оказалась довольно поверхностной. Связи кланов с короной становились все теснее, но первенство по-прежнему принадлежало отношениям внутри клана и между отдельными кланами. В то время как общей тенденцией в Европе было ослабление и распад родовых связей еще в раннее Средневековье, в Шотландии происходило обратное: по крайней мере до XVI в. кланы множились и крепли на основе отношений покровительства и приемного родства. Это выражалось в так называемых «договорах преданности» (bonds of manrent), когда вожди или магнаты предлагали защиту мелким рыцарям или более скромному люду в обмен на их верную службу «против всех смертных, кроме одного лишь Короля Скоттов»; ранний пример такого письменного соглашения известен в клане Лэмонт в 1433 г.,{264} и вряд ли он был первым в условиях извечных межклановых распрей и набегов за добычей.
6. ГОРОДА И ТОРГОВЛЯ
Многие шотландские города (бурги) стоят на месте древних поселений. Недавние, первые по счету, раскопки в Эдинбургском замке отодвинули дату основания столицы с V до I в. н.э. Но если время возникновения английского средневекового города — X–XI вв.,{265} и «Книга Страшного Суда» перечисляет около восьмидесяти городов,{266} ничего, что заслуживало бы такого названия, в Шотландии XI в. еще не было. Необходимый для возникновения и роста городов уровень социально-экономического развития был достигнут только в XII в., когда само понятие «бург» обрело историческую форму и правовое признание в первых королевских хартиях.
Городскому развитию способствовали многие обстоятельства, прежде всего выгоды географического положения. Одни города были центрами плодородной округи (Джедборо, Хэддингтон), другие занимали прекрасную оборонительную позицию (Эдинбург, Стирлинг), третьи имели речную или морскую гавань (Перт, Берик-на-Туиде). Более половины шотландских бургов, в том числе все крупные, были портами восточного побережья, удобного для судоходства, либо находились поблизости от него. Иногда все эти природные достоинства сочетались.
Города XII–XIV вв. отличались от своих предшественников не столько размерами (они были очень невелики и росли медленно), сколько новым торгово-экономическим, административным и юридическим значением. В них имелись замок с королевским дворцом и резиденцией шерифа, судебная палата, собор или большая церковь со школой, один или более монастырей, рынок.{267} Жители занимались главным образом торговлей и ремеслами, хотя и владели скотом и земельными участками. Город становился все более важным местным и государственным центром и вступал в особые отношения с короной или другим сеньором.
По роду вассальной зависимости бурги делились на королевские, церковные и баронские. Инициатива в создании бургов из старых поселений и основании новых принадлежала королям, начиная с Дэвида I. Еще до коронации Дэвида в одной из его хартий первыми в качестве бургов названы Берик-на-Туиде и Роксборо (ок. 1120 г.).{268} Ко времени смерти Дэвида в 1153 г. их стало семнадцать, в том числе пятнадцать королевских.{269} Вслед за короной и с ее одобрения патронами городов выступили духовные и светские сеньоры. Церковные бурги зарождались при соборах (Сент-Эндрюс, Глазго, Брихин) или аббатствах (Келсо, Арброт). Подчас положение города менялось с переходом к новому владельцу. Данди возник как бург короля около 1180 г., к 1195-му был дарован Уильямом I своему брату Дэвиду и оставался за его преемниками, но в 1327 г. привилегии Данди как королевского города были подтверждены.{270},[71] Изредка два разных по статусу бурга существовали бок о бок: Кэнонгейт, зависевший от августинского монастыря Холируд, примыкал к Эдинбургу — королевской резиденции. Оба имели хартии от короны и слились лишь несколько веков спустя. К 1400 г. в Шотландии образовалось 70 бургов, включая 45 королевских, 14 баронских и 11 церковных.{271} В Англии веком раньше было уже 278 городов.{272}
В западной Шотландии города долгое время отсутствовали по ряду причин. Сказались и скудость ресурсов, и невысокая плотность населения, и господство натурального хозяйства, и удаленность от европейских торговых путей. Тем важнее были немногие бурги, основанные короной для управления гэльскими областями. На юго-западе Уигтон был призван держать в покорности неспокойное лордство Гэллоуэй. Далее на север грозные крепости Дамбартон и Инвернесс словно клещами охватывали Нагорье. Первый стал коронным бургом в 1222 г., второй — уже в середине XII в. и с тех пор считается столицей Хайлендс.{273} Еще западнее королевский замок Тарберт охранял узкий перешеек между полуостровом Кинтайр и Нэпдейлом. В 1320-х гг. Роберт I возвел Тарберт в ранг королевского бурга и порта.
Для привлечения жителей в свои бурги король или другой сеньор предлагали благоприятные условия, в первую очередь защиту и покровительство, что обеспечивалось непременным наличием замка. Но это влекло и обратную обязанность: самим заботиться о своей безопасности. Правда, обычный для Англии побор на содержание городских стен (murage) не был принят в Шотландии. В XIII в. каменные стены опоясывали только Перт, прочие города были окружены лишь валом, рвом и частоколом, да и то не всегда. Города Шотландии, не исключая и ведущих (Берик, Перт, Эдинбург, Эбердин, Данди), имели весьма скромные размеры: даже в конце XIII в. население первого из них, Берика, оценивается примерно в 1500 человек.{274} После его захвата англичанами первенство перешло к Эдинбургу, где в XIV в. было около четырехсот домов и, возможно, до трех тысяч жителей; известный франко-фламандский хронист Фруассар описывает его как шотландский Париж, хотя величиной он был скорее сравним с родным для Фруассара Валансьеном.{275},[72] Вторым шел Эбердин (около 2000 человек), а большинство насчитывало лишь по несколько сотен.{276} К 1400 г. население одного Лондона (до 50 тысяч){277} почти равнялось всему городскому сословию Шотландии.
При устройстве на новом месте горожанам давалось право (kirset) безвозмездного проживания и пользования своими участками в течение одного года или более. В таких отдаленных и менее привлекательных для поселения местах, как Дамбартон и Дингуолл, срок «свободного сидения» доходил до пяти и даже десяти лет.{278} По прошествии года и одного дня ни один лорд не мог требовать возвращения своего бывшего держателя, перебравшегося в город, и крестьяне стекались туда со всей округи. Это удостоверяет правовая норма конца XII в., по которой крестьянин (rusticus), даже живший вне города, мог иметь в нем участок.{279} Сельские черты в облике бургов различимы в названиях улиц: Cowgate («коровья дорога») в Эдинбурге и др.
