В общем, человек устал и еле дополз до подушки, уснув сразу, едва лег. И самым бессовестным образом проспал бы до утра, если бы не появление колдуна и наши активные действия.
Пентаграмма должна была сработать по принципу мышеловки, заперев внутри лича. Но, как я уже говорил, справиться с этой разновидностью нежити очень сложно. Колдун проскочил через пентаграмму, которая сработала с опозданием. Вспыхнул мертвенно-желтый свет, запахло вереском и гарью. Получивший магический разряд в спину, лич зашатался и рухнул на нас с Зимовитом, протягивая дрожащие руки вперед:
— А-а-а! Вот я тебя-а-а!
Бедный Зимовит! Он только-только задремал, а тут на тебе — на него падают посторонние мужики и орут благим матом! Спросонья не разобрав, что к чему, студент выматерился, размахнулся и от души врезал личу по уху.
Колдуна смело. Отлетев назад, он рухнул на активированную пентаграмму и отчаянно задергался и завопил так, что уши заложило. Ему вторили перепуганная бабка — шутка ли, мертвые колдуны по избе скачут и орут дурными голосами! — и Марджет, которая, вместо того, чтобы начать начитывать нужное заклинание, принялась визжать.
Естественно, защита пентаграммы без заклинания не сработала, и колдун вскочил на ноги. От его савана и одежды разило гарью, он весь дымился, местами обгорел, а кожа лопалась и отслаивалась, обнажая тухлое мясо. Но и Зимовит тоже разозлился.
— Меня будить! — взвыл он, схватил свой меч и, в нарушение всех инструкций, ринулся на нежить с оружием наперевес.
— Стой! Куда?
Но было поздно. Лича не убить обычным оружием, и меч студента только кромсал мертвую плоть, оставляя длинные зарубки. Колдун пытался уворачиваться, пробовал колдовать, но, поймав защитным амулетом первый разряд боевой магии, парень не упал навзничь, а только разозлился еще больше.
— Да я ж тебя… Пор-рву гада!
Нервы — или что там оставалось у мертвеца — не могли этого выдержать. Марджет наконец вспомнила о своих прямых обязанностях и начала начитывать заклинание, заново активируя пентаграмму. Исполосованный мечом колдун — будь живой человек, кровь хлестала бы ручьями — не мог выдержать двойной атаки и, с легкостью прорвав защитный круг, ринулся бежать.
Он побежал, как самый обычный смертный, закрывая голову руками и голося так, что по всей деревне отозвались воем собаки. Рыча от ярости, впавший в азарт Зимовит преследовал его по пятам.
Я еле успел протиснуться в дверь за пару секунд до того, как из избы стрелой вылетел лич. Где его похоронили, нам узнать не удалось, деревенские обещали показать нам местный могильник при одном условии: если мы согласимся остаться там навсегда, под тремя соседними холмиками. Посему требовалось как можно скорее перекрыть мертвяку пути к отступлению.
Уже под покровом ночи мы с тем же многострадальным Зимовитом обошли деревню и кое-где на заборах и стволах деревьев намалевали защитные знаки, используя для этого лошадиную кровь. Открытым оставался только один проход. Там заранее был привязан мой мерин.
Избиваемый студентом лич был уже близко, когда я добрался до места и от души полоснул ножом по конской шее, оставив на темной шкуре длинную царапину.
Мерин у меня серой масти, в ночи кажущейся белой. Кровь из царапины тягучими темными каплями повисла на шее, конь пронзительно заржал, и лич отпрянул, словно налетев на невидимую стену.
— Властью, данной мне, — начал торопливо начитывать я, — светом и тьмой, ночью и днем, призываю тебя…
— Не-е-ет!
Лич дернулся в сторону. Он был в ловушке — защитные знаки тут и там не давали ему уйти.
Привлеченные шумом, в домах закопошились люди. Послышались голоса, за высокими заборами загорелись факелы. Надо было кончать с личем как можно скорее, пока он не кинулся на людей.
— Огнем его!
Из избы выскочила Марджет, держа в одной руке книгу, а в другой — горшок с углями из печи. Увернувшись от очередного взмаха меча Зимовита, колдун в два прыжка добрался до колодца, сруб которого торчал посреди деревни, и головой вперед приготовился сигануть вниз.
— Лови!
Бросив меч, Зимовит в прыжке попытался настигнуть свою жертву и схватил его за ноги. Колдун завыл, ныряя в колодец, и мы с девушкой кинулись спасать парня, пока его не утянуло в иной мир. Я — за одну ногу, Марджет — за другую, упираясь, сопя и пыхтя, ибо колдун оказался неожиданно тяжелым.
Наконец внизу что-то хрустнуло, Зимовит задергал ногами, вырываясь из рук спасателей, и мы кое-как перевалили его через край колодца, сами упав рядом. Студент лежал на спине, уставившись взором в видневшееся между деревьями звездное небо.
— Ушел, гад! — энергично высказался он, добавив пару крепких выражений. Мне захотелось тоже выматериться, так скверно я давно себя не чувствовал. Утешало одно: все-таки личи действительно непобедимы. А мы заставили его удирать!
— Ничего, — следующие слова Зимовита прозвучали бодрее, — он меня надолго запомнит! Да и я его подарочек — тоже.
К груди парень трепетно прижимал пару сапог.
— Это что такое?
Студент сел, при свете звезд внимательно осмотрел находку.
— С колдуна свалились, — объяснил он. — Я так крепко за них держался, что он из сапог вывалился и ушел, а вы меня вытянули… А хорошие сапоги! Почти новые, с подковками. От земли отчистить — и носить можно. Как раз мой размерчик! — Он приложил подошву одного из них к своей собственной обуви.
— Это крайне опасно и безответственно! — заявила Дорис-Марджет, садясь рядом. — Отдай немедленно! У покойников ничего никогда нельзя брать, особенно у таких. Ты что, лекций не слушал? Верни, кому сказала!
— Фигушки! — Зимовит всерьез начал переобуваться. — Во-первых, такие новые сапоги покойнику все равно без надобности. Во-вторых, это не подарок, а честно добытый боевой трофей. А в-третьих… в-третьих, я ему свои отдам, на память!
И действительно швырнул свои сапоги в колодец.
Девушка задохнулась от возмущения и обратила на меня горящий праведным негодованием взор. А что я? Из домов потихоньку начали выглядывать лопушане, и шестое чувство подсказывало мне, что снятые с покойника сапоги могут оказаться нашим единственным гонораром, едва местные жители узнают, что теперь плавает в их колодце.
Тем временем где-то…
В замке наступили нерадостные дни. Заболела Бланка.
Девушка так и не сумела полностью оправиться от потрясения, которое испытала, обнаружив покойницу в своей постели. То есть от померещившейся ей покойницы, ибо, когда на ее крики сбежались люди, в спальне никого не было. Но Бланка с тех пор твердила о мертвой женщине, которая лежала рядом с нею. Не помогали ни увещевания матери, ни угрозы отца, ни насмешки брата. К вечеру у нее начался озноб и жар. Ее так трясло, что леди Анна опасалась самого худшего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
