После завтрака Юля рассказала, как приехала, как тепло встретила ее Сильвия, но когда они разложили в холодильнике фрукты, привезенные из Молдавии, землячка произнесла фразу, озадачившую ее: «Сегодня отдыхай, прими душ, а завтра можешь начинать». «Что начинать?» – спросила Юля. «Как что? Или ты не работать приехала, а по музеям и театрам ходить?»
С огромным трудом – потому что с этим невозможно было смириться – Сильвия втолковала бедной девушке, что работа ее будет заключаться в проституции. Ее удивило, что Юля не знала, какого рода деятельностью занимается в Москве Сильвия. Конечно, бабушка не в курсе – зачем волновать старого человека? – но мать была осведомлена и странно, почему не предупредила ни Ольгу, ни Юлю.
– А ты думала, я тут министром работаю с большим окладом, которого хватает и на московскую квартиру, и на родителей, и на бабушку? Чего ты кочевряжишься, ты ведь уже женщина, опыт есть. Я когда приехала, девушкой была, ничего не знала, мне труднее было. Постепенно научилась, привыкла. Главное, сразу наладить хорошие отношения с сутенером…
Долго еще расписывала Сильвия все плюсы и минусы своей профессии, искренне полагая, что Юле повезло, так как у нее есть доброжелательная наставница, которая на первых порах посоветует, подскажет, что и как.
Юля молча слушала, не в силах ничего возразить, и только одна мысль молоточком стучала в голове: «Я пропала! Я пропала!»
Затем последовал второй удар: из соседней комнаты – а квартира оказалась двухкомнатной – выплыли две особы неопределенного возраста, расхристанные, с мятыми лицами, с пирсингом на всех выступающих частях головы – на носу, на губах, на ушах, их голые руки украшали наколки. Ничего более вульгарного и омерзительного невозможно было представить. Сибика стала знакомить их. Девицы оглядели Юлю с ног до головы, грубо и неостроумно попытались шутить, похватали со стола по яблоку, с хрустом вонзая в них крупные, неестественно белые зубы, и удалились, сообщив, что пойдут досыпать.
– Не обращай внимания, – успокоила Сильвия свою гостью, – они хорошие девки, просто вчера ночь была тяжелая, клиент косяком валил.
Бедная провинциалка чуть не потеряла сознание…
А вечером явился за выручкой сутенер, увидел «новенькую», обрадовался «свежему кадру» и нагло и грубо велел ей сдать ему паспорт. Юля, которая к этому времени пребывала в состоянии ступора от свалившейся на нее новости, каким-то чудом вдруг встрепенулась, взвилась и, оберегаемая чувством самосохранения, жестко заявила, что не обязана предъявлять ему паспорт, пока он сам не покажет свои документы и не убедит ее в своем праве на подобное требование.
– Чего?! – взревел он. – Раз явилась сюда, будешь подчиняться мне без всяких возражений! Поняла?
– Я просто привезла фрукты моей землячке и не собираюсь здесь оставаться, – ответила Юля, хотя понимала, что уйти она может только на улицу.
Но сутенер уже успел оценить хрупкую прелесть девушки и не хотел упускать неожиданную удачу.
– Паспорт, я сказал! – рявкнул он, больно дернув ее за руку.
– Что вы себе позволяете! – возмутилась Юля и оглянулась на Сибику, ища защиты, но та сосредоточенно листала какой-то модный журнал, с таким вниманием вглядываясь в каждую страницу, словно собиралась прямо сейчас, немедленно заказывать себе новый туалет.
– Хватит изображать недотрогу. Давай паспорт, пока я добрый.
Юля отвернулась к окну и решила не вступать с ним в пререкания.
Он набросился на нее сзади, схватил за плечи, развернул лицом к себе и больно ударил кулаком в лицо. Юля вскрикнула, опустилась на пол, закрыла лицо руками. Тогда он ударил ее ногой, схватил за блузку, приподнял, разрывая одежду в клочья, и бросил на диван. Взглянул на быстро распухающий глаз, усмехнулся:
– Да-аа… абсолютно нетоварный вид. Теперь не меньше недели будешь в простое, пока не приведешь себя в порядок, а свой убыток я компенсирую за твой счет, так и знай.
Вечером следующего дня, когда все три девицы «работали», а Юля, скорчившись, лежала на кухне в кресле, отгороженная подобием ширмы, которую Сильвия наспех соорудила из двух стульев и простыни, чтобы не смущать клиентов, нагрянула милиция…
– Бедная моя девочка… как же тебе досталось. Так ли необходимо было приезжать в Москву? – Антонина, подавленная рассказом Юли, растерялась, не зная, как утешить ее.
И тогда последовала вторая часть повествования, которая на самом деле была первой: о Нику большом, об их любви, о гибели его, о Нику маленьком и маме, которая осталась без работы.
Юла плакала, повторяя вслух те самые слова, что возникли в голове, когда она поняла, куда ее занесло:
– Я пропала… я пропала…
Антонина Ивановна взяла себя в руки и с привычной собранностью и решительностью наметила последовательность действий, выполнение которых считала необходимым.
– Прежде всего забудь это слово, потому что в нашем доме пропасть может только пластинка, которую второпях или по невнимательности сунули не на свое место. Мы с Алешей тебе пропасть не дадим, можешь не сомневаться. Сейчас самое главное – успокоить маму. Вот телефон, звони ей немедленно, а я пока пойду в свою комнату, чтобы не мешать тебе.
– Но… я не знаю, как сказать ей… как объяснить…
– Очень просто – скажешь, что устроилась с жильем, а работу будешь искать сама, потому что у твоей Сливы нет никаких связей, вернее, есть, даже очень много, только совсем не тех, которые тебе нужны. Вот и все. Очень просто.
– Я никогда не врала маме, мы с ней очень близки… ну, как подруги. Она обязательно спросит, как я устроилась с жильем без денег.
– Не понимаю, где тут вранье. Что подруга не может тебе помочь с работой – правда, что ты нашла, где жить – тоже правда, а что касается оплаты, то расскажешь маме о старушке, которая нуждается в твоих заботах. И это тоже будет правдой, потому что ты мне очень нужна.
– Я вам, правда, нужна? – неуверенно спросила Юля и снова заплакала.
– Вот это уже перебор, – заметила Антонина, сама еле сдерживая слезы. – Звони. Когда закончишь разговор, позови меня, – и она поднялась со своего места, тяжелее, чем обычно, опираясь на палку. Уже в дверях оглянулась: – Да, не забудь продиктовать маме наш телефон.
Когда переговоры с Ольгой закончились, Юля робко спросила:
– Антонина Ивановна, может, мне сделать компресс на глаз?
– Не вздумай учить ученого, я этого не люблю. Никаких компрессов, достаточно вчерашнего. А сейчас бери-ка стул и отправляйся на двадцать минут на балкон.
– На балкон? Зачем?
– Аэрация, аэрация и еще раз аэрация!
– Что это? – растерялась Юля.
– Так всегда говорил мой муж, профессор, академик и все такое, но главное – врач от Бога. А если подробнее, то слово это исходно греческое – aer, то есть воздух. Лечение воздухом, проветриванием, обдуванием, называй как хочешь. Пара дней – и все вернется в прежнее состояние.
