не знаем! Всего лишь второй день, как мы знакомы! Да, между прочим, полковник, родом-то вы откуда?! Неужели из самой Франции, почему тогда служите в нашей армии?!
– Ошибаетесь, мэм! Я – стопроцентный американец третьего поколения, родился и вырос в Луизиане!
– Я так и предполагала! Тем не менее, в языке у вас прослушивается какой странный и непривычный моему уху акцент! Он уж очень похож на французский прононс! Извините, полковник, что я прервала ваш рассказ! Продолжайте мне рассказывать, я вас очень внимательно слушаю, полковник!
– Ай-ай, мэм! …
– Что это такое полковник?! Кажется, мы только что разговаривали на нормальном языке …
– Почему же, мэм, вы меня тогда постоянно называете полковником! Вот я вам и начал отвечать на армейском языке!
– Ну, тогда, Валери! Вы уж меня извините за мой предыдущий солдатский жаргон! Боже мой, полковник, вы все-таки своего добились, и я стала вас называть Валери! Еще немного и я начну вам признаваться в любви!
За подобным шаловливым разговором, очень походим на флирт, время операции пролетело стремительно, я и не заметил, как операция подошла к завершению. Поэтому очень сильно огорчился, когда услышал слова Янины о том, что она закончена.
– Но, Валери, эту ночь тебе придется провести на койке в одной из палат нашего университетского госпиталя под присмотром нашего медперсонала и приборов.
Ассистент Мартин ей помог перебинтовать мою правую руку, чтобы не было бы кровотечения, но никакой боли я так и не почувствовал. Затем я услышал, как доктор Еджимски приказала своему ассистенту:
– Мартин, этого пациента отвезите на четвертый этаж госпиталя в палату номер тринадцать! Медперсонал этажа предупредите о том, что наш пациент нуждается в постоянном наблюдении! – И немного подумав, доктор Еджимски добавила. – Перед уходом с работы я Валери, возможно, и сама его навещу!
Да, между прочим, даже вовремя столь увлекательного разговора с доктором Еджимски, я этого ассистента старался не упускать из поля зрения. Парень прекрасно справлялся со своей работой ассистента, Янина ни единого раза его ни в чем не упрекнула и ни разу не подогнала в работе. Но этот его запах меня будоражил, заставлял держаться настороже! Один только единственный раз в поле моего зрения вдруг попали его руки в синих операционных перчатках. В тот момент мне почему-то показалось, что Мартин по своей основной профессии все же наемный киллер и никакой он не ассистент. Проще говоря, этот парень – душегуб, его руки привыкли работать с удавкой, отправляя людей на тот свет!
Палата оказалась небольшим, но очень светлым и по-домашнему уютным помещением. По непонятной причине перед своим уходом Мартин мне посоветовал:
– Сэр, доктор Еджимски меня попросила вам передать, чтобы вы до утра следующего дня не поднимались бы со своей койки и не подходили бы близко к окну!
При этом в его голосе прозвучал металл приказа, а не совета или просьбы. На эти его слова я и бровью не повел, словно они меня совершенно не касались. Потоптавшись на пороге палаты, Мартин все же ее покинул, а я вздохнул с некоторым облегчением. Уж очень его странный запах мое сознание будоражил! Как только дверь палаты за ним захлопнулась, то я тут же поднялся на ноги и принялся ее обследовать. На моей прикроватной тумбочке лежала библия, как было принято во всех больницах и игрушечный пистолетик. Ничего другого особо интересного я так и не обнаружил, тогда попросту включил настенную радиолу, чтобы послушать музыку. Я никогда не был большим знатоком музыки, плохо знал композиторов и их произведения, но очень любил негромкую и мелодичную музыку.
В этот момент послышал стук в дверь, я не успел сказать, чтобы входили, как дверь открылась. Совсем молоденькая медсестра в мою палату вкатила тележку-каталку, доверху загруженную чем-то медицинским.
– Сэр, я вам должна сделать пару уколов и поставить капельницу с физраствором! В это связи, сэр, не могли бы вы перевернуться на живот и оголить ягодицу для уколов!
Я несколько замешкался, оказавшись захваченным врасплох этой пигалицей-малюткой. Давненько мне не приходилось оголять задницу перед столь юными девицами. Пигалица стояла с совершенно невозмутимым видом, но я же хорошо видел, как в ее больших глазах заиграли, запрыгали веселые чертенята! Ей явно было приятно этого громилу увидеть перед собой с голой задницей! Я уж совсем собрался эту малютку попросить процедуру перенести на более позднее время, как за в дверях палаты послышался хорошо знакомый голос сержанта Карла Уоррена:
– Ну, что, полковник, как мне показалось, то ты стыдишься свою тощую задницу продемонстрировать этой красивой малютке?! Не бойся, переворачивайся на животик, а я присмотрю за тем, чтобы она тебя не изнасиловала!
Сестричка весело рассмеялась на столь забавные слова этого старого армейского сержанта. Я же перевернулся на живот и свои спортивные трусы спустил ниже колен. Два раза меня что-то кольнуло в задницу и не так уж, чтобы особенно больно, терпимо, так что зря я боялся этих уколов. Я совсем уж собрался перевернуться на спину, как меня снова остановил голос Фомича:
– Валери, ты уж не торопись с переворотом! Сначала трусы натяни на свои чресла, а не то малышку напугаешь!
Юная медсестра и на эту шутку старого сержанта ответила всплеском веселого и здорового хохота. Этот ее хохоток как бы всем говорил, что и она в жизни успела многое повидать и ее трудно чем-либо удивить! Мы, мужики, очень часто глубоко ошибаемся, полагая, что женщины – это нечто хрупкое, неприкасаемое, их можно только на руках носить. Почему-то мы все забываем о том, что именно женщины воссоздали наш мир и очень скоро они будут в этом мире и своей работе без нас, мужчин, обходиться! Одним словом, пока Фомич всеми способами развлекал юную медсестру я успел трусы натянуть и снова укрыться под тонким больничным одеялом.
В тот момент, когда медсестричка ставила мне капельница, время от времени своими бедрами прижимаясь к моему плечу, Фомич раскладывал на столе свои гостинцы для больного друга. Одним словом, для всех троих в палате было весело и непринужденно, каждый из нас наслаждался своим делом. Я получал огромное удовольствие от прикосновения женских бедер. Медсестричка же веселилась от души, подразнивая меня, ощущая свою женскую власть над таким громилой, как я. Фомич же раскупорил бутылку Столичной и в рот себе он уже успел отправить немного водки для поддержания здоровья. В этот момент дверь палаты снова распахнулась и на ее пороге возникла доктор Еджимски.
Секунду она помолчала, видимо, разбираясь во всем в том, что в данный момент
