Есть очень добросовестный труд — справочная книга «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», выпущенная Воениздатом в 1964 году. Редактировал ее Маршал Советского Союза В. Д. Соколовский, выдающийся штабист, известный своей скрупулезной точностью и принципиальностью. Так вот, в этой книге фамилия Белова упоминается чаще всех других, на 45 страницах! Второе место у Гудериана — на 22 страницах. Для сравнения: Доватор — на 7, Катуков — на 6, Рокоссовский и Панфилов — каждый на 5. Показательная цифирь. Так что не случайно привлекаю я внимание читателей к не очень-то известному противоборству двух выдающихся полководцев, немецкого «танкового бога» Гудериана и нашего кавалериста Белова. Тут как в зеркале, ход первого периода войны.
И еще одно соображение. Лет через двадцать после того, как отгремели последние залпы, меня пригласили выступить в День Победы в одну из школ Звенигородского района. Обычное выступление ветерана. Увлекся, рассказывая детям, как в моем представлении развивались военные события в Подмосковье. Думалось, хорошо выступил. А в раздевалке случайно услышал разговор. Женщина, вероятно мама, спросила девочку с красным галстуком, на вид пяти- или шестиклассницу.
— Не скучно было про войну слушать?
— Нет, дяденька на доске карту рисовал, потом стрелы — наша стрела на немецкую. Про Сталина говорил, про Жукова, а про войну-то и ничего…
Устами ребенка глаголет истина. Конечно, я излагал события на том уровне, который был мне ближе. Как подметила ленинградская поэтесса:
У каждого была своя война,Свой путь вперед, своя дорога к бою.И каждый был во всем самим собою,И только цель у всех была одна.
Судьба битв и сражений решалась не только замыслами и делами Шапошникова, Сталина, Жукова, других высших руководителей, но и в значительной степени действиями фронтовиков, так называемых генералов поля боя. Позвольте подробнее показать, как это происходило. В тех сложных условиях, когда кавкорпус Белова брошен был под Каширу, навстречу танковой армаде Гудериана.
* * *
Ровно в полночь с севера въехала в Мордвес легковая автомашина. Медленно двигалась она по центральной улице, огибая свежие воронки. Старый маленький городок будто вымер. Ни огонька, ни человеческого голоса. Днем Мордвес бомбили немцы, окна многих домов зияли черными провалами. На перекрестке дотлевали остатки пожарища.
Старший лейтенант Михайлов, адъютант Белова, весь в напряжении. Палец — на спусковом крючке автомата. Тишина обманчива, не наскочить бы на гитлеровцев!
В это же самое время в Мордвес с юга, со стороны Венева, въехала другая автомашина, в которой находились два генерала: командующий 50-й армией Болдин и его предшественник на этом посту, только что сдавший свои дела. Как и было условлено, машины встретились в центре города. Михайлов и адъютант Болдина пошли искать место, где можно поговорить. Ходили от дома к дому, стучали в окна — никто не отзывался. Наконец в небольшом домике им открыли дверь. У хозяйки нашлась керосиновая лампа. При ее тусклом свете генералы разложили на столе карты.
Болдин познакомил Белова с обстановкой. Советские дивизии в районе Венева отброшены и рассеяны, 50-я армия разрезана надвое. У Болдина осталась только охрана и группа связистов. С ними он намерен пробиваться к главным силам армии в полуокруженную Тулу.
Павел Алексеевич хорошо понимал, какую угрозу несет новый рывок Гудериана. Нет сомнений, что фашисты хотят выйти к Оке и захватить переправы через нее, чтобы наступать на Москву. Потерять Каширу — значит лишиться мощной ГРЭС, оставить Ожерельевский железнодорожный узел. А самое страшное — открыть фашистам прямую дорогу к столице. И на всем этом направлении нет сил Красной Армии, способных отразить удар танкового тарана. Никаких сил, если не считать поредевший в боях кавкорпус Белова. Только успеют ли конники, колонны которых растянулись по проселкам в лесных массивах между Серпуховом и Ступино, выйти к Кашире раньше немецких войск? Путь слишком долог, а времени мало. Но даже если кавалеристы и успеют, что смогут сделать они в единоборстве с лавиной бронированных машин?
— Ну, Павел Алексеевич, ваши предложения? — Болдин с надеждой смотрел в усталое, землистое лицо кавалерийского генерала, о боевых делах которого был изрядно наслышан.
Белов задумчиво поглаживал большим пальцем правой руки щетку усов. Ответил негромко:
— Сейчас пошлю делегатов связи к командирам дивизий. Объясню обстановку и потребую использовать все средства, чтобы ускорить марш. Политработники расскажут людям, люди поймут… В первую очередь прикрою мосты через Оку. Это главное. С утра буду в Кашире. А сейчас — спать. Прошлую ночь я не ложился.
— Немцы близко, — предупредил Болдин. — Может появиться разведка.
— Утром появится, — ответил Павел Алексеевич. — По ночам они не воюют, если мы их не вынуждаем. Да и холодно, в избах сейчас отсиживаются. На всякий случай шофер подежурит во дворе возле машины.
— Останусь и я! — решился Болдин. — На ногах засыпаю, а лень завтра трудный, ох и трудный! — вздохнул он.
Утром, напившись крепкого чая из хозяйского самовара, Павел Алексеевич вышел на улицу. До рассвета было еще далеко. Морозец настолько крепок, что перехватывало дыхание. Сыпался мелкий, едва приметный снежок, причем сыпался, наверно, давно — все вокруг было белым и чистым.
Генерал Болдин отправился на запад. Павел Алексеевич выехал в Каширу. После его отъезда не прошло и часа, как в Мордвес ворвались немецкие танки. Не задерживаясь в городе, они двинулись дальше. Дорога на север была пустынна. На свежем снегу виднелись только следы колес, оставленные машиной Белова.
* * *
Деревня Пятница вытянулась вдоль шоссе двумя рядами старых, почерневших от времени домов. Лишь немногие крыты жестью или дранкой, на остальных — черная, улежавшаяся солома. Гнулись под ветром гибкие ветви ветел. В овраге, куда полого сбегало шоссе, намело уже небольшие сугробы.
Павел Алексеевич вышел из машины, огляделся. Нет, здесь не особенно выгодное место для обороны. Да и до Каширы далековато: километров семь-восемь.
— Поехали дальше, — сказал шоферу.
Было уже совсем светло. Справа вдали виднелась красная черепичная крыша в деревне Чернятино. Скорее всего, школа. Промелькнул небольшой голый лесок. Перевалили гребень, и дорога снова пошла вниз, спускаясь в просторную глубокую долину, промытую ручьем Мутенкой.
«Препятствие для танков, — подумал Павел Алексеевич. — Мост деревянный, взорвать или разрушить немедленно. Пусть повозятся фрицы. С северного ската хороший обзор и обстрел, далеко просматривается дорога. Окапываться надо вон там, чуть повыше. А Кашира за гребнем. Ока и мосты тоже. Немцам не видно… Тут и станем. А второй рубеж — на гребне…»
Машина поравнялась с приземистыми постройками, похожими на свинарники. Павел Алексеевич удовлетворенно хмыкнул: как раз в том месте, где он наметил первую линию, вправо и влево от дороги тянулись зигзаги окопов с ячейками для стрелков, с пулеметными площадками. Видны были даже несколько дзотов. Все запущено, присыпано снегом. Но главное — не нужно будет долбить мерзлую землю! Спасибо жителям — не зря потрудились.
Из-за построек выскочили пятеро в гражданской одежде, с винтовками. Пальто подпоясаны ремнями с подсумками. Противогазы через плечо. Парни молодые, допризывного возраста. Лишь командир постарше. Видно, учитель.
— Предъявите документы! — потребовал он. Павел Алексеевич вытащил удостоверение. Учитель прочитал, моргнул удивленно несколько раз, козырнул неумело.
— Кто вы такие? — спросил Белов.
— Бойцы каширско-ступинского истребительного батальона, — сказал учитель и добавил не без гордости: — Все добровольцы!
— Регулярные части в городе есть?
— Не знаю… Зенитчики, кажется… Тюренков, что ты говорил о зенитчиках?
— Четыре пушки в садах стоят, сам видел.
Павел Алексеевич вырвал из блокнота лист, положил на планшет, написал приказание зенитчикам: немедленно выдвинуться к ручью Мутенке на городской оборонительный рубеж и приготовиться к отражению немецких танков. Мост уничтожить. Об исполнении донести генерал-майору Белову на каширский почтамт не позже 10:30.
— Товарищ боец, — повернулся генерал к пареньку в мохнатой ушанке и больших растоптанных валенках, которого называли Тюренковым, — Быстро эту записку — зенитчикам!
— Сделаю! — У паренька перехватило от волнения голос. Глотнул воздуха: — Я пулей!
И помчался по целине, высоко вскидывая ноги. Белов пожалел его: перестарается, запалится парень. Кто-то из ребят напряженно засмеялся:
— Во нарезает Колька!
— Недаром лучший бегун в классе!
— Шапку не потерял бы. У младшего братишки шапку-то взял.
