Глупость какая-то, все эти страшные знамения, орды чудовищ, таинственные Вестники, способные подавлять любую магию. Точнее, любую, кроме столь же таинственной и непонятной Силы Мира, почему-то доступной лишь двум людям, смахивающей на заботливо подложенный в мышеловку сыр. Да еще темные, неясные изречения Богов. Честное слово, как в дешевом и безвкусном балагане…
Значит, люди нужны. Вроде бы их на что-то хотят спровоцировать. По крайней мере, лет пять назад мне доводилось казнить невинных в непокорной области, провоцируя восстание. Державе Атаргов оно помогло одним махом расправиться со всеми недовольными, а мне удалось обвинить в подготовке мятежа нескольких недругов. У иномировой Силы цели наверняка иные — просто провоцировать нас на мятеж против Храмов и государств, используя такие силы, как-то пошло, а главное, нерационально. Тогда зачем весь балаган? И почему кажется столь важным понять это? Ясно, почему: если не знаешь, чего хочет враг, не сможешь ему и противостоять. В том, что там, в Земле Ночи, упорно лезет в наш Мир враг, я давным-давно не сомневаюсь…
Размышления прерывает таинственное мерцание посреди камеры. Сначало едва заметное, оно становится все отчетливее. Нежно-зеленое, как солнечный свет, просвечивающий сквозь молодую листву. Интересно, откуда здесь, в Салванге Одиннадцатого месяца, молодая листва — не говоря уж о солнце.
Но это не листва. Посреди камеры плавно материализовывается Жаклин: когда сияние опадает, девчонка подходит ко мне, что-то делает… и кандалы с оглушительным лязгом падают на пол.
— Не волнуйся, — усмехается девчонка. — Они ничего не слышат.
У меня глаза лезут на лоб. От нее, «благой богини», я такой подлянки не ждал.
— Так ты их…
— Я — не твой Владыка, — отвечает девчонка и демонстрирует влажный розовый язычок. — Он бы и впрямь сотворил с вояками что-нибудь. Просто… Слышал одну забавную историю, как Аргелеб кружил головы рыбачкам?
Не удерживаюсь, хрюкаю со смеху. В Таваллене ходит легенда, что однажды Аргелеб пришел в мир, воплотился в простого человека. То есть, не совсем простого: с малых лет отличался силой, храбростью и красотой, спасал тавалленцев от разных неприятностей вроде распоясавшихся демонов и всемирного потопа, а когда Таваллену стала грозить засуха, пробил в скальной стене брешь, чтобы воды Эсмута вытекли на равнину. Естественно, все девчонки-рыбачки по нему сохли. На одном из праздников он сделал так, что каждая думала, будто с ним танцует именно она. Каждой сестре по серьгам. По-настоящему влюбился лишь в одну — эрхавенку Лауру, которая, надо же такому случиться, оказалась одним из воплощений Исмины. Кто не знает эту сказочку? Каждый год в городе Аргелеба вершатся костюмированные представления на эту тему, а уж сколько песен сочинили — жуть…
— Конечно, знаю. И что?
— Каждый из них сейчас думает, что к нему пришла женщина, которую он любил больше всего в жизни, и предложила руку и сердце. От такого и про устав, и про субординацию забудешь…
— А не услышат?
— Каждый будет слышать только Ее слова, а видеть лишь Ее. И так, пока мы не выйдем к Северным воротам.
— Но почему твоя магия действует, а наша нет?
— Не забывайте, что вы только пользуетесь Силой, а я — ее источник и ее повелительница. Где я — там Сила. Поэтому я и не могу пойти с вами: если со мной что-то случится, магии Исмины в Мире больше не будет. Спешите, здесь трудно держать заклинания даже мне.
— Другие тоже свободны? А Толлардо?
Нельзя сказать, что я так уж беспокоюсь за судьбу полковника, но он пытался нам помочь, да и вообще мужик ничего. Если можно убить врага — убей, но и если можно спасти друга — спаси.
— Толлардо я освободила первым. Он должен переговорить с однополчанами. Мне кажется, они помогут. Надо, чтобы открыли Северные ворота, приготовили сани с упряжкой, сложили продовольствие, стрелы, снадобья. Вместо дров будет горючая жидкость. Ее нужно куда меньше… В общем, сейчас вы все идете к Северным воротам, ваши вещи принесут.
— А если будет погоня?
— Я прикрою. На это сил хватит…
Как всегда в минуту опасности, мгновения словно растягиваются, я успеваю сделать все, что никогда бы не успел в обычном состоянии: пробежать мимо говорящего с фантомом стражника, с ловкостью бывалого карманника стянув висящую на поясе связку ключей, не мудрствуя лукаво, открыть остальные камеры (какие именно, безошибочно указывает Исмина), и вскоре мы все в сборе. Хлопает, открываясь, дверь, в лицо впивается холод, мы вываливаемся в ранние зимние сумерки, наполненные сонной тишиной и падающим с серо-синего неба пушистым снегом.
Темнеет быстро. Снегопад все усиливается, нам на руку — и меньше риска быть замеченными, и быстрее заметет следы. Правда, и нам будет непросто сориентироваться в снежной пелене. Но меня не тянет убивать этих дураков. Тем более не тянет погибать от их мечей или на от топора «коллеги»-палача. Не знаю, как исминианцам и Крейтону, а мне, Палачу Лиангхара, оскорбительно лишиться жизни от рук мелкого ублюдка-заплечника, у которого мозгов не больше, чем у клопа. «Коллега»!
— Пошли, — командует Жаклин. Мы беспрекословно ее слушаемся. Даже злючка Сати, на умственные способности которой я не надеялся.
— Сюда! — слышу сквозь завывание вьюги (не удивлюсь, если ночью будет буран) голос Толлардо. Бывший полковник высовывается из двери караулки перед воротами, оттуда слышатся голоса нескольких солдат. Наверняка однополчане, да не просто однополчане, а те, с кем служил не один год. Другие нарушить приказ бы не осмелились. Счастлив человек, у которого есть такие друзья. — Переодевайтесь быстрее. Нет ничего теплее ствангарских армейских плащей, а померзнуть предстоит, как мало кому доводилось…
— Нам?
— Я не хочу назад в камеру.
— Не помешало бы, — серьезно произносит Неккара. — Улик у Бланмениля никаких, а у тебя против него — есть, и немалые. До трибунала Бланмениль дело не доведет, уверяю. Добьется перевода на юг, в захлолустный гарнизон, и все.
— Где я благополучно состарюсь? — смеется полковник. — Спасибо, переживу. Лучше помочь друзьям, которые меня дважды спасли, один раз — вместе с полком. Вы бывали в Поле? А я бывал, и не раз. Все Поле Последнего Дня по службе изъездил. Хоть зимой, хоть летом — до Саггарда доведу. Да и не даст жизни Бланмениль — по любому. Слишком много я про него знаю. Кирпичом по башке — и в ущелье…
Надеваем плащи, валенки — они теплее армейских сапог, всепогодных, но на такие морозы не рассчитанных, шапки-ушанки. Толлардо прав — если едешь в такие края, как Поле, одеваться нужно, как местные. Ствангарцы живут там не первый век, знают, что к чему. Теперь открыты, считай, только глаза, да и те прикрывает верх капюшона. Никакой снег не задует, никакой ветер не долетит. А Толлардо с могучим сержантом берут бочку с чем-то жидким и несут на улицу. Небольшую, странного вида печку, вместо дверцы сбоку небольшое отверстие с раструбом. Следом отправляются несколько увесистых солдатских вещмешков, которые перетаскиваем все вместе. В них — припасы, походный котелок, снадобья на случай ран и болезней, и прочие вроде бы мелочи, без чего в Поле не выжить. Мы проведем посреди снежной пустыни месяца четыре, а то и больше, все это время будем под открытым небом на невиданном в остальном Мирфэйне морозе. Случись что — надеяться нужно лишь на себя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
