Столыпина, однако, не было, вызвали в Царское, внеочередной доклад императору; эх, добиться бы права доклада и мне, чтоб не как милость даровалась, а по звонку дворцовому коменданту, раз в неделю, самые последние новости! Не сумел ему продать себя толком, сам виноват, оробел! Надо было б почитать царю, что его сановники про Думу пишут, про министров; у него лицо кроткое, как у женщины, ему сплетни сладостны, а что, как не главная сплетница империи, наша охрана?! Вот тебе и подступ! Верти им потом как хочешь, жми на кнопочки, пугай! Не через Петра Аркадьевича, а - напрямую! Он же слабенький, его надо постепенно приучать, он податливый; я из кабинета, а змеи-завистники нашептали, ша-ша, шу-шу, вот он и стал отворачиваться да в окно смотреть, словно я табурет какой, а не человек...
- Когда ждете Петра Аркадьевича? - поинтересовался Герасимов; голос его в секретариате знали, поэтому не боялись отвечать правду.
- Видимо, поздно. Он изволил отправиться вместе с господином министром иностранных дел.
- Давно?
- С час тому назад, Александр Васильевич.
- Что-нибудь срочное?
- Да. Вам курьер повез личный пакет, неужели еще не доставил?
- Я звоню с перепутья. Благодарю. Сейчас же проверю. До свиданья.
Дав отбой, назвал барышне телефон адъютанта; тот сообщил, что личный пакет премьера "за сургучом" получен.
- Вскройте, - сказал Герасимов. - И прочитайте.
- Хорошо, Александр Васильевич. Соблаговолите подождать чуток, возьму ножницы...
Зажав трубку ладонью, Герасимов озорно крикнул Азефу:
- Хорошо слышно?
Тот наконец сменил гнев на милость, усмехнулся:
- Вот бы в ЦК эту отводную трубку поставить, цены бы мне не было, конец Бурцеву.
- Алло, Александр Васильевич, - адъютант вернулся к аппарату. - Я не знаю, возможно ли такое читать по телефону.
- Что-нибудь связанное с "номером семь" (так в охранке говорили о Николае). О нем?
- Именно.
Герасимов поджался, поразившись догадке, мелькнувшей в голове:
- Связано с маршрутом?
- О дополнительных мерах предосторожности,
- Хорошо, благодарю вас.
Герасимов положил трубку на рычаг, похожий на рога оленя, усмехнулся вошедшему Азефу:
- Ну? Так кто же шеф политической полиции? Я, милый Евгений Филиппович, я.
- Глядите, - ответил Азеф миролюбиво. - Моя информация абсолютна. Я говорю только в том случае, когда уверен. Я за это золотом плачу. Проверьте еще и еще раз. Если вам ничего не скажут, значит, у вас появились могущественные враги.
- Кто вам поведал об этом вздоре? Это сказал ваш враг, Евгений Филиппович, - Герасимов ответил ударом. - Назовите мне его.
- Нет, - Азеф покачал головой. - Не назову. Это мой коронный осведомитель. Он надежен. И не враг мне. Но и не друг. Он - болтун. Фанаберится. А я ему в винт проигрываю... О нем в ЦК только Виктор знает. И Натансон. Назови я его мне гибель. Ваши филеры сей момент засветятся, провокаторы начнут к нему с идиотскими вопросами приставать - вот и конец мне, он все сразу поймет: значит, решит, один из нас троих - провокатор. Лидер партии провокатором быть не может. Натансон - теоретик, он прокламации пишет и газету ведет, от террора далек. Кто остается? Я остаюсь.
- Но ведь коронный осведомитель отдал вам фальшивку! Как должен был царь идти в Ревель на "Штандарте", так и идет! Какая "чугунка"?! Это же безумие по нынешним временам! Вам, бомбистам, подарок! Какой идиот это санкционирует? Я? Увольте! Столыпин? Да ни в коем разе!
...В полночь позвонил премьер-министру; тот пригласил на чай; о том, что маршрут следования государя изменен, и слыхом не слыхал:
- Это сказки какие-то, Александр Васильевич, чушь... От кого к вам пришла информация?
- Из окружения эсеров.
- Источник надежен?
И Герасимов - впервые в беседах с премьером - уверенно солгал:
- Проверяем, Петр Аркадьевич, проверяем...
- Такого агента надо сажать. Или гнать взашей, - нахмурился Столыпин. Заведомо вводит вас в заблуждение.
Ночью Герасимов не мог уснуть, ворочался на тахте, вспоминал жену, сбежавшую к сукину сыну Комиссарову; чего им, бабам, не хватает? Меня ей не хватало, ответил он себе; я параллельно ей жил, как игрок: она рядом - ну и хорошо! Куда ей от меня деться?! А сам весь в интригах, ноздри раздувал, за генеральским золотом спешил, дуралей, бабу в упор не видел, вот и ушла... Возвращался то и дело к Азефу: почему "чугунка"? Неужели начал двойную игру?!
Утром, приняв холодный душ, тщательно поправил бороду и отправился в Царское, к Дедюлину.
Тот отчего-то заюлил, начал угощать чаем с черничным вареньем, говорил все больше о пустяках, анекдотами сыпал, слезливо умилялся тем, как смышлен наследник, а когда Герасимов в упор спросил, не будет ли перемен в маршруте государя, ответил:
- Только вам, и никому другому, Александр Васильевич... Белено держать в секрете, но ведь все равно вам, именно вам придется ставить охрану в пути следования... Так вот, ее величество третьего дня гадала с Аннушкой Вырубовой, та ей на ночь выбросила карты, что-то много пик легло на раннюю дорогу, и поэтому поступило августейшее указание поменять фрегат на императорский поезд... Это должно быть сделано в самый последний момент... Вы уж порадейте, мой друг, не сочтите за труд, и поймите меня верно: я не имел права сказать вам об этом в телефон, как замечательно, что вы сами ко мне приехали... И еще: государыня сказала, что она намерена принять приглашение Бенкендорфа. Так что она - вместе с английским родственником - посетит имение графа близ Ревеля... Об этом тоже велено таить, сказать лишь в последний момент... Убежден, вы и там обеспечите надежную охрану...
- В скольких верстах от Ревеля находится имение графа?
- Всего двадцать пять, Александр Васильевич.
- Где дорога проходит?
- Сначала через город, потом по лесу, дивный тракт, желтый песок, корабельные сосны...
- Вот из-за корабельных сосен-то и жахнут бомбу, - скрипуче ответил Герасимов. - Я на себя такую ответственность не возьму.
- Но, Александр Васильевич, ее величество дружна с семьей Бенкендорфов! Старинный русский дворянский род! И жена его чудно гадает по кофейной гуще! Совершенная; именно так, совершенная угадываемость ближайшего будущего! Вы же знаете, как государыня верит в это...
- Этот дворянский род Пушкина укокошил, - по-прежнему скрипуче заметил Герасимов. - Для господ бомбистов прекрасный повод поставить акт именно на пути следования августейшей семьи к наследникам первого русского жандарма... А что касается гаданья, то пусть графиня Бенкендорф сама пожалует на царский фрегат и там ворожит на гуще, охрану гарантирую...
- Вы чем-то раздражены, Александр Васильевич? - мягко, но с металлическими нотками в голосе осведомился Дедюлин. - Возможно, я могу помочь вам?
Не отрывая взгляда от ордена Святого Владимира, красовавшегося на груди дворцового коменданта, - получил за "разоблачение заговора бомбистов на священную особу государя императора в Царском Селе", - Герасимов подумал: "Разоблачил"? Не ты разоблачил несчастного Наумова, а я поставил спектакль с виселицами... Можешь ли помочь? Конечно, можешь, как не можешь... Порадел бы, чтоб не только тебе и Спиридовичу ордена повесили, но и мне б по заслугам дали. А ведь обошли, легко обошли, на повороте! Да и погоны мои где?! Отчего не жалуют генералом?! Эх-хе-хе, не умеют в империи ценить тех, кто верен и умен, ценят тех, кто без мыла влазит и в ушко нашептывает..."
- Нет, благодарю вас, в помощи не нуждаюсь... Что касается раздражительности, то ведь сплю мало - дела... Врачи настаивают на том, чтоб лечь в клинику или поехать на воды... Как полагаете, стоит прислушаться к эскулапам?
И Дедюлин дрогнул:
- Конечно, конечно, Александр Васильевич, ваше здоровье надобно беречь, только, бога ради, после высочайшего визита в Ревель! Не бросайте нас со Спиридовичем, на вас надежда...
- Да разве во мне дело? - чуть нажал Герасимов. - Трусевич - директор департамента полиции, тайный советник, полный генерал, - огромная власть в руках, сотрудники разбросаны по всей империи, куда мне с ним в квалификации равняться?
Дедюлин на это ответил, положив ладонь на левую руку Герасимова, которой тот прижимал к столу бумаги, чтоб не смело сквозняком:
- Я обещаю, что предприму необходимые меры - в случае, если визит в Ревель пройдет благополучно, - для безотлагательного жалования вас генерал-майором, Александр Васильевич.
- Благодарю, - ответил Герасимов. - Тем не менее на поездку в замок к Бенкендорфам я накладываю табу. Иначе не смогу гарантировать, что высочайший визит пройдет благополучно. Лучше продолжать службу полковником с чистой совестью, хоть и без наград, чем генералом, повинным в трагедии империи.
Дедюлин снял ладонь с его руки, пожал плечами, но сказать ничего не сказал; расстались холодно.
Вернувшись в Петербург, Герасимов сразу же вызвал Азефа.
- Господин начальник охранного отделения, милостивый государь Евгений Филиппович, - грустно пошутил он, приглашая провокатора к столу, сервированному с особым изыском, - а ведь вы у нас мудрец, не чета доверчивому Герасимову... Ваша взяла... Все верно - поезд. Где намерены проводить акт?
