студентки, так как на заднем плане стоял письменный стол. Когда она увеличила фотографию, то увидела на столе неглубокую коробку с надписью Faber-Castell Soft Pastels, которую Робин приняла за художественные принадлежности, а не за сладости.
Теперь она обрезала фотографию до лица девушки и вставила ее в приложение.
Появился ряд более многообещающих изображений: снимки рыжеволосых молодых людей, некоторые из которых выглядели профессионально сделанными, другие — откровенными. Робин медленно продвигалась по снимкам, внимательно изучая каждое лицо, пока примерно на шестнадцатой фотографии не остановилась.
На ней была изображена та же девушка: те же глаза, те же скулы, та же длинная грива рыжих волос. Теперь очень взволнованная, она щелкнула по фотографии. Она была взята из Instagram. Робин перешла на страницу и громко сказала “Да!.
Девушку звали Николь Кристал. Пролистав фотографии на ее странице, Робин увидела, что она учится в Школе искусств Глазго. Страница была заполнена примерами ее работ, которые даже на неподготовленный взгляд Робин казались свидетельством огромного таланта. Однако иногда там появлялись селфи, и одно из них заставило Робин приостановиться, слегка смутившись. Красивый светловолосый молодой человек в обрезанной черной футболке обнимал Николь сзади, прижавшись губами к ее щеке. Пройдя дальше, Робин увидела еще несколько фотографий того же мужчины, на одной из которых было нарисовано сердце.
Знал ли этот человек, что его девушка часами разговаривала в игре с Викасом Бхардваджем? Что она посылала ему провокационные фотографии?
Робин кликнула на подписчиков Николь, проверила их на наличие имени Викаса, но не нашла его.
Тогда она открыла Твиттер и поискала Николь Кристал. Появилось несколько аккаунтов, но она без труда нашла нужный: Николь использовала свою фотографию и полное имя, а ее местонахождение было указано как Глазго, но, похоже, она пользовалась Twitter гораздо реже, чем Instagram. Ее последнее сообщение, которое было ретвитом аккаунта под названием Женское Искусство, было сделано более десяти дней назад, до того, как было найдено тело Викаса.
Робин снова нажала на подписчиков и после нескольких минут поиска нашла то, что искала. Настоящий аккаунт Викаса Бхардваджа следовал за аккаунтом Николь.
Робин настолько погрузилась в свои открытия, что звук звонка мобильного заставил ее подпрыгнуть. Это был офисный номер, который переадресовывался на мобильные Страйка или Робин, если оставался без ответа. Предположив, что Страйк вернулся на Денмарк стрит быстрее, чем она ожидала, она взяла трубку и ответила на звонок.
Шепот заговорил ей в ухо, каждое слово было тщательно выверено.
— Я… собираюсь… убить… тебя.
Телефон замолчал.
Глава 93
Моя одежда промокла, а зубы сжались,
И путь был труден и долог…
О, подними меня над порогом, И впусти меня в дверь!
Мэри Элизабет Кольридж
Ведьма
Нога Страйка теперь болела так сильно, что он остановился отдохнуть на пятьдесят минут на скамейке на вокзале Виктория. Сказав себе, что нога чувствует себя гораздо лучше и что стоять в очереди за такси будет так же обременительно, как и продолжать путешествие на метро, он, прихрамывая, вернулся в подземку и пропустил два поезда, потому что ему нужно было дать отдохнуть своей культе, прежде чем просить ее снова выдержать его вес. Когда он вышел на станции Тоттенхэм-Корт, уже наступила ночь, и он едва сдерживался, чтобы не произносить вслух “черт” на каждом шагу. Теперь ему казалось, что в его культю впиваются осколки стекла, и он уже не мог понять, от чего они — от судороги мышц или от раскаленного подколенного сухожилия. Горько сожалея о том, что не взял с собой трость, и потея от усилий, прилагаемых для того, чтобы идти вперед, он мысленно предлагал выгодные условия Богу, в которого совсем не был уверен, что верит. Я похудею. Я брошу курить. Просто позволь мне вернуться домой. Клянусь, я буду лучше заботиться о себе. Только не дай мне рухнуть на этой гребаной улице.
Он боялся, что его культя вот-вот снова не выдержит и ему придется пережить унижение, рухнув на публике. Такое уже случалось, и он прекрасно знал, каким будет продолжение, потому что он не был хрупкой старушкой, которой незнакомые люди инстинктивно предлагают помощь: угрюмые, громоздкие, сорокалетние мужчины ростом метр восемьдесят три не вызывали автоматического доверия у публики; предполагалось, что они пьяны или опасны, и даже проезжающие мимо таксисты обычно закрывали глаза на крупных мужчин, судорожно жестикулирующих из сточной канавы.
К своему облегчению, он вышел из вокзала Тоттенхэм Корт Роуд, все еще держась на ногах. Теперь он прислонился спиной к стене, глубоко вдыхая ночной воздух и поддерживая весь свой вес на здоровой левой ноге, пока его пульс замедлялся, а процессия счастливчиков с двумя полностью функционирующими ногами бодро шагала мимо него. Он испытывал искушение дойти до “Тоттенхэма”, но это было бы лишь временной передышкой: ему нужно было вернуться на Денмарк-стрит, и если ему удастся проползти три лестничных пролета, в холодильнике будут пакеты со льдом, в шкафу — обезболивающее, и он сможет снять протез, удобно устроиться в трусах и материться так громко, как ему захочется.
Чисто для того, чтобы оправдать необходимость постоять еще несколько минут, и решив не курить, он достал из кармана мобильный, взглянул на него и, к своему небольшому удивлению, увидел сообщение от Робин.
Есть хорошие новости. Позвони мне, когда сможешь.
Он не мог бы объяснить почему, но ему показалось, что он сможет идти более комфортно, если будет одновременно разговаривать с Робин, поэтому он нажал ее номер, затем оттолкнулся от дружелюбной стены и начал хромать по Чаринг-Кросс-роуд, прижимая телефон к уху.
— Привет, — сказала она, ответив на втором гудке.
— Какие хорошие новости? — спросил он, стараясь не скрипеть зубами.
— Я идентифицировала Папервайт.
— Что? — сказал Страйк, и на несколько шагов боль в его ноге, казалось, действительно уменьшилась. — Как?
Робин объяснила, и Страйк заставил себя сосредоточиться, а когда она закончила говорить, он сказал с таким энтузиазмом, на какой только был способен при такой боли:
— Чистое, блядь, великолепие, Эллакотт.
— Спасибо, — сказала она, и он не заметил, как ровно она говорила, потому что сосредоточился на том, чтобы не дышать слишком тяжело.
— Мы могли бы послать Барклая поговорить с ней, — сказал Страйк. — Это его район, Глазго.
— Да, я тоже так подумала, — сказала Робин, которая, как и ее партнер, изо всех сил старалась звучать естественно. — Эээ… только что произошло кое-что еще.
— Прости? — сказал Страйк, потому что мимо
