на улицах, телеграмму «Молния» возят на старом пароме и есть лишь один старый пароход, который подарила Америка России еще до советской власти. Все это должно восприниматься в «Волге-Волге» не как объекты сатиры, но как нечто второстепенное — просто развлекательное (юмор). В «Карнавальной ночи» таких моментов уже нет вовсе.
Так чем же характеризуется главное — сатирическое — пространство этих комедий? Герой в сатире идет по пути безудержного самоутверждения в своей субъективной претензии (в «Волге-Волге» это особенно видно в постоянном самоутверждении Бывалова — «мой водовоз», «моя система», «благодаря моему чуткому руководству» и — совершенно уже абсурдное: «Какое там может быть несчастье, если я здесь?!»). Но, идя к самоутверждению, герой приходит к полному самоотрицанию. Главным героем сатирического произведения является сатирический герой — бюрократы Бывалов в «Волге-Волге» и Огурцов в «Карнавальной ночи», а все остальные находятся в другом — героическом, но родственном сатире пространстве. В этом пространстве фиксируется новый образ, который хочет принять власть. Можно сказать, что советская сатирическая комедия фиксирует единственно этот момент переодевания власти. Главное ее событие — это стриптиз власти.
Только юмор чужд патетике героико-сатирического мира. Вот почему мы видим процесс постоянной деградации и редукции юмора к развлечению, от него — к сатире и от сатиры к патетической героике. Этот механизм абсолютно буквально и поэтапно раскрывается в сцене с клоунами в «Карнавальной ночи», когда по требованию Огурцова клоунская сценка становится вначале несмешной, а затем сводится к патетическому жесту, превращается в героический тезис.
Бывалов, который не верит, что в его городе есть народные таланты, даже когда ему письмоносица поет оперную арию, заявляет: «Чтобы так петь, двадцать лет учиться нужно». Действительно, письмоносица-композитор написала песню о Волге, где, в частности, есть слова о том, что «раньше в песнях тоска наша пела, а теперь наша радость поет». Срок — двадцать лет — оказался пророческим: после Октябрьской революции прошло именно двадцать лет до «Волги-Волги» и еще двадцать — до «Карнавальной ночи»; за эти годы сложилась советская радостная песня — танцуя, веселясь и смеясь, ее исполняло советское искусство в карнавал-театре на сцене советской власти. Оглушительный успех «Карнавальной ночи», одного из очень немногих фильмов, популярность которых сохранилась по сей день, говорит о торжестве возродившейся после Сталина городской культуры над популистским примитивом и способности казалось бы разучившегося смеяться общества выйти из состояния анабиоза, в который погружает его умертвляющий госсмех — этот продукт тоталитарного китча и инструмент репрессивной политической культуры.
Примечания
1
Soviet Humour: The Best of Krokodil. Kansas City: Andrews and McMeel, 1989. P. 3.
2
Паперный З. Homo ludens: Сб. воспоминаний, документов. М.: Новое литературное обозрение, 2019. С. 282.
3
Сарнов Б. Сталин и писатели. Кн. 3. М.: Эксмо, 2009. С. 788.
4
Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному. М.: Изд. Я. М. Когана, 1925. С. 196.
5
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5-е. Т. 45. М.: Политиздат, 1970. С. 112.
6
Надточий Э. Друк, товарищ и Барт. Несколько предварительных замечаний к вопрошанию о месте социалистического реализма в искусстве ХХ века // Даугава. 1989. № 8. С. 115.
7
Калинин И. Нам смех и строить и жить помогает (политэкономия смеха и советская музыкальная комедия, 1930-е годы) // Russian Literature. 2013. Vol. 74. № 1–2. С. 120.
8
Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости // Беньямин В. Учение о подобии: Медиаэстетические произведения. М.: РГГУ, 2012. С. 226.
9
См.: Добренко Е. Формовка советского читателя: Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб.: Академический проект, 1997; Добренко Е. Формовка советского писателя: Социальные и эстетические истоки советской литературной культуры. СПб.: Академический проект, 1999.
10
Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. С. 229.
11
Там же.
12
Там же. С. 330.
13
См.: Fitzpatrick S. Tear off the Masks! Identity and Imposture in Twentieth-century Russia. Princeton, NJ.: Princeton UP, 2005.
14
Мандельштам О. Слово и культура. M.: Сов. писатель, 1987. С. 74–75.
15
Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984. С. 204.
16
Вершина В., Михайлюк А. Смех в контексте несмешного // Докса. Сб. научных работ. Вып. 5. Логос и праксис смеха. Одесса: Одесский национальный университет, 2004. С. 128.
17
Владимир Микушевич, цит. по: Столович Л. Философия. Эстетика. Смех. СПб.; Тарту, 1999. С. 261.
18
Столович Л. Философия. Эстетика. Смех. С. 290.
19
Козинцев А. Г. Смех и антиповедение в России: Национальная специфика и общечеловеческие закономерности // Смех: Истоки и функции. СПб.: Наука, 2002. С. 168.
20
Герцен А. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954–1966. Т. 13. С. 190.
21
См.: Bremmer J., Roodenburg H. Introduction: Humour and History // A Cultural History of Humour: From Antiquity to the Present Day. London: Polity, 1997. P. 3; Rüger J. Laughter and War in Berlin // History Workshop Journal 67 (Spring 2009).
22
Halliwell S. Greek Laughter: A Study of Cultural Psychology from Homer to Early Christianity. Cambridge UP, 2008. P. viii.
23
Burke P. Overture: the New History, its Past and Future // New Perspectives of Historical Writing / Ed. P. Burke. London: Polity Press, 1992. P. 23.
24
Gatrell Vic. City of Laughter: Sex and Satire in Eighteenth-Century London. London: Atlantic Books, 2006. P. 5.
25
См.: Gantar J. The Pleasure of Fools: Essays in the Ethics of Laughter. Montreal: McGill-Queen’s UP, 2005; Gatrell V. City of Laughter: Sex and Satire in Eighteenth-Century London. London: Atlantic Books, 2006; Halliwell S. Greek Laughter: A Study of Cultural Psychology from Homer to Early Christianity. Cambridge UP, 2008; Beard M. Laughter in Ancient Rome: On Joking, Tickling, and Cracking Up. Los Angeles: University of California Press, 2014.
26
