— Я знаю, что не могу им следовать, а потому и не притворяюсь, что на это способен, — ответил Фрайгейт, — но меня беспокоит, что есть люди, заявляющие, что у них подобные идеалы есть и что они живут согласно им. Когда я указываю на то, что это далеко не так, они начинают приходить в раж.
— Естественно, — хмыкнул маленький мавр. — Твоя критика угрожает разрушить их представление о себе. А если оно будет разрушено, то уничтожатся и они сами. Во всяком случае, им так кажется.
— Это я тоже знаю, — отозвался Фрайгейт. — Вот почему я перестал заниматься такими делами уже давно. Еще на Земле я научился держаться подальше от критики ближних. Кроме того, эти люди так злились, что угрожали мне даже физическим насилием. А я не переношу ни злобы, ни насилия.
— Но ты сам очень яростный человек. И я думаю, твое отвращение к насилию проистекает из того, что ты опасаешься проявить свой яростный нрав. Ты был… ты боишься причинить боль другим людям. Вот почему ты подавляешь в себе стремление к насилию.
Но как писатель, ты можешь выразить это словами. Вот почему описания насилия у тебя получаются весьма впечатляющими. Когда же ты встречаешься с людьми лицом к лицу, ты от насилия воздерживаешься.
— Это все я и сам знаю.
— Но тогда почему ты не пытаешься исправиться?
— Я пытался. Я прибегал к разным лечениям, учениям и религиям. Психоанализ, дианетика, сайентология, дзен-буддизм, трансцендентальная медитация, нихеренизм, групповая терапия, Христианская наука и фундаменталистское христианство. У меня было даже искушение стать католиком.
— Почти обо всех этих вещах я даже не слыхивал, — сказал Нур, — да и, откровенно говоря, не желаю знать, что они собой представляют. Беда-то в тебе самом, невзирая на то, действенны эти средства или нет. По твоему собственному признанию, каждое из этих средств ты применял очень недолго. Ты не давал им шанса сработать.
— Это получалось потому, — ответил Фрайгейт, — что, начав в них разбираться, я тут же обнаруживал их слабые места. А кроме того, у меня была возможность увидеть, что происходило с людьми, которые пробовали применить эти средства на практике. Большинство этих религий и учений оказывали какое-то благотворное действие на тех, кто ими увлекался. Но это было очень далеко от того, что они обещали. А те, кто пробовал их на себе, дурачили себя, воображая, будто результаты куда как велики.
— Ну а я полагаю, у тебя на самом деле не было такой уж острой нужды в них, — задумчиво сказал Hyp. — Я думаю, это происходило оттого, что ты сам в глубине души очень боялся измениться. Ты жаждал изменения, и ты же его опасался. И страх брал верх.
— Это я тоже знаю сам, — сказал Фрайгейт.
— И тем не менее не сделал ничего, чтоб побороть страх.
— Ну, не так уж совсем ничего. Но мало.
— И недостаточно.
— Да. Однако по мере того, как я мужал, я стал делать больше успехов. А здесь я приобрел еще больше.
— И все же недостаточно?
— Нет.
— Но что хорошего в самопознании, если нет воли к действию?
— Не много, — отозвался Фрайгейт.
— Тогда тебе надо найти дорогу, чтоб заставить свою волю преодолеть ее нежелание действовать.
Hyp помолчал, улыбаясь, его маленькие черные глазки ярко блестели.
— Конечно, ты скажешь мне, что все это тебе известно. И тут же спросишь, не смогу ли я указать тебе такой путь. А я отвечу, что сначала ты должен разрешить мне показать его тебе. А пока ты еще не готов, хоть и думаешь, что уже. А может, ты и никогда не будешь готов, что достойно сожаления. У тебя есть возможности.
— У всех есть возможности.
— В одном смысле это так, в другом — нет.
— Может, разъяснишь?
Hyp почесал свой огромный нос тонкой рукой, а затем швырнул окурок через всю палубу за борт. Потом взял свою бамбуковую флейту, поглядел на нее и положил рядом.
— Когда придет время, если оно, конечно, придет. Он искоса поглядел на Фрайгейта:
— Ты чувствуешь себя отверженным? Да, я знаю, что ты особенно остро реагируешь на отказ. И это одна из причин, по которым ты всегда стараешься избегать ситуаций, в которых можешь оказаться отвергнутым. Вот почему для меня полная тайна, почему ты решил стать писателем-фантастом. Впрочем, так ли это? Ты решил продолжать трудиться в избранной тобой области, невзирая на то, что тебя отвергли. Хотя, согласно твоим же собственным рассказам, ты делал длительные перерывы перед тем, как предпринять следующую попытку. И все же ты стоял на своем.
Впрочем, как бы там ни было, это ты сам должен решать, потерять ли тебе мужество из-за того, что я отказал тебе сейчас, или нет. Попытайся попозже еще раз. Когда будешь сам уверен, что ты — подходящий кандидат.
Фрайгейт надолго замолк. Hyp поднес флейту к губам, и из нее поплыл странный стон, то затухающий, то усиливающийся. Hyp никогда не расставался со своим инструментом, когда бывал свободен от вахты. Иногда он довольствовался коротенькими темами, вероятно лирическими. В другое время он садился, скрестив ноги, на баке и сидел так часами, закрыв глаза и держа в руках безмолвную флейту. В такие часы все уважали его просьбу не мешать ему. Фрайгейт знал, что в это время он погружался в нечто вроде транса. Но пока, за все время плавания, Фрайгейт спросил его об этом только один раз.
— Тебя это не касается. Пока, во всяком случае, — ответил Hyp.
Нурэддин ибн Али эль-Халлак (Свет Веры сын Али Брадобрея) очень интриговал Фрайгейта. Hyp родился в 1164 году н. э. в Кордове, захваченной мусульманами в 711 году н. э. Мавританская Иберия была почти что апофеозом сарацинской цивилизации, которую Hyp застал во всем ее блеске. Христианская Европа, в сравнении с блистательной культурой мусульманского мира, все еще пребывала в Темных Веках. Искусство, наука, философия, медицина, литература, поэзия процветали в крупных центрах исламских государств. Города Запада — иберийская Кордова, Севилья, Гранада и города Востока — Багдад и Александрия не имели себе соперников. За исключением далекого Китая.
Богатые христиане посылали своих сыновей в университеты Иберии получать образование, недоступное в Лондоне, Париже или Риме. Сыновья бедняков отправлялись туда же и ради учения просили милостыню. Из этих школ христиане возвращались домой, чтоб сложить то, что они приобрели, к ногам одетых в мантии господ.
Мавританская Иберия была удивительной и великолепной страной, управляемой людьми, сильно различавшимися между собой по характеру религиозных и догматических взглядов. Некоторые из них были нетерпимы и свирепы. Другие мыслили широко и были настолько веротерпимы, что делали христиан и евреев своими визирями, покровительствовали искусствам и наукам, приветствовали чужестранцев, надеясь почерпнуть у них знания, и были мягки в религиозных вопросах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
