«Интересно, — размышлял Фрэнк Фринк, сидя в захламленной холостяцкой квартире, — кто еще в эту самую минуту испрашивает совета у Оракула? И какой получает ответ? Неужели такой же безрадостный? Неужели и для него обстоятельства столь же неблагоприятны?..»
Глава 2
Как раз в эту минуту Нобусуке Тагоми сидел в просторном кабинете, раскрыв священную Пятую книгу конфуцианской мудрости, много веков известную под названием «Ицзин», или «Книга Перемен». Дело в том, что в полдень у него возникли опасения по поводу Чилдэна, которому он назначил встречу на два часа.
Офис Тагоми находился на двенадцатом этаже «Ниппон Таймс Билдинг» на Тэйлор-стрит. Сквозь стеклянные стены виднелись залив и мост Золотые Ворота, под которым то и дело проходили суда. Как раз сейчас от Алькатраза шел сухогруз, но Тагоми не обращал на него внимания. Подойдя к стене, он опустил бамбуковые жалюзи. Солнце перестало слепить глаза, а главное — такой свет не мешал размышлять.
«Какую бы диковину ни принес Чилдэн, вряд ли мне удастся угодить клиенту, — подумал он. — Но, как бы там ни было, у него не возникнет причин для недовольства. Мы выберем самый лучший подарок».
До посадки в аэропорту Сан-Франциско новейшего немецкого ракетоплана «Мессершмит-9Е», которым летел клиент, оставалось совсем немного времени. Тагоми ни разу не доводилось путешествовать на подобном лайнере, но он дал себе слово встретить Бэйнса с самим невозмутимым видом. «Надо потренироваться», — сказал он себе и, подойдя к большому зеркалу, принял холодный, скучающий вид. «В них такой шум, мистер Бэйнс! Не почитаешь в дороге. Правда, быстро: от Стокгольма до Сан-Франциско всего сорок пять минут…» А может, упомянуть о частых авариях немецких машин?.. «Вы слышали, по радио сообщили подробности мадагаскарской катастрофы? Все-таки самолеты с поршневыми двигателями куда надежнее…»
«И ни слова о политике, — напомнил себе Тагоми. — Когда ничего не знаешь о взглядах и убеждениях собеседника, давать волю языку опасно. А вдруг Бэйнс сам заговорит о политике? Хотя он швед, нейтрал… но сюда прибывает на ракетоплане Люфтганзы, а не САС[29]. Это любопытно…»
«Мистер Бэйнс, говорят, герр Борман серьезно болен, и нынешней осенью партия изберет нового рейхсканцлера. Думаете, слухи? Увы, Тихоокеания и Рейх помешались на секретах».
В одной из папок, хранившихся в столе, лежала вырезка из «Нью-Йорк Таймс» с недавней речью Бэйнса. Тагоми достал ее, уселся в кресло. Из-за слабых контактных линз ему приходилось читать, сильно сутулясь.
В своей речи Бэйнс призывал попытаться — наверное, в девяносто восьмой раз — отыскать на Луне источник воды. «Мы в состоянии решить эту набившую оскомину проблему! — утверждал он. — А пока наша ближайшая соседка пригодна только для военных целей». «Sic![30] — мелькнуло в голове Тагоми латинское словечко, которым любят блеснуть аристократы, — Вот он, ключик к клиенту. На военных этот швед смотрит косо».
Тагоми нажал кнопку селектора.
— Мисс Эфрикян, будьте любезны, зайдите ко мне с диктофоном.
Дверь кабинета отъехала в сторону. Вошла Эфрикян, высокая армянка с каштановыми волосами. Ее прическу украшали голубые цветы.
«Сирень», — отметил Тагоми. Когда-то на родном Хоккайдо он был профессиональным садовником.
Эфрикян поклонилась.
— Вы готовы?
— Да, мистер Тагоми. — Она уселась в кресло и включила диктофон.
— Я спросил у Оракула: будет ли толк от моей встречи с мистером Чилдэном? — начал Тагоми. — И получил, к моему смятению, зловещую гексаграмму «Переразвитие великого»: «Стропила прогибаются. Все неустойчиво, слишком велик вес в середине. Несомненно удаление от Дао».
Еле слышно шелестел диктофон. Тагоми задумался. Секретарша выжидающе посмотрела на него и нажала «паузу».
— Пожалуйста, пригласите мистера Рамсея.
— Да, мистер Тагоми. — Она положила диктофон на стол и, мягко постукивая каблучками, вышла из кабинета.
Появился улыбающийся Рамсей в ковбойке и синих джинсах в обтяжку, за которые любой стиляга, не задумываясь, отдал бы душу. На шее безукоризненно повязанный галстук-шнурок, под мышкой — палка.
— Здравствуйте, мистер Тагоми, — сказан Рамсей, — Прекрасный денек сегодня, сэр.
Тагоми отвесил поклон. Юноша вздрогнул и поклонился в ответ.
— Я решил кое о чем посоветоваться с Оракулом, — сообщил ему Тагоми, когда Эфрикян вернулась в кресло и взяла диктофон.
— Как вам известно, вскоре нас посетит гость, мистер Бэйнс. В отношении традиционной культуры Востока он, по всей видимости, придерживается нордической идеологии. Можно попытаться изменить его взгляды с помощью китайской каллиграфии или керамики эпохи Токугава, но наша задача не в этом.
— Понимаю, — кивнул Рамсей. На его красивом, по-кавказски смуглом липе застыло сосредоточенное выражение.
— Поэтому мы преподнесем ему какой-нибудь недорогостоящий предмет американской культуры.
— Ясно.
— Вы по происхождению американец, сэр, но почему-то постарались сделать свою кожу более темной. — Тагоми внимательно разглядывал юношу.
— Это загар от кварцевой лампы, сэр, — смущенно пробормотал Рамсей. — Говорят, от него повышается содержание витамина D. — Японец молча наблюдал за ним. — Уверяю вас, сэр, я… вовсе не порвал с культурой моего народа, я поддерживаю связи с родней…
— Продолжим, пожалуй, — сказал Тагоми секретарше, и та включила запись. — Обратившись к Оракулу, я получил гексаграмму двадцать восемь. Да-го. Хочу обратить особое внимание на неблагоприятную пятую черту. Комментарий гласит:
«На иссохшем тополе вырастают цветы.
Старая женщина получает служилого мужа.
Хулы не будет.
Хвалы не будет».
Оракул вполне определенно указывает на то, что мистер Чилдэн не предложит нам ничего подходящего. — Тагоми помолчал, — Посмотрим правде в глаза. Я не отношусь к знатокам американского искусства и не могу полагаться на свой вкус. Вот почему… — Он замялся, подбирая слова. — Вот почему — надеюсь, вы не в обиде на меня, мистер Рамсей, — нам нужна помощь туземца. Вы согласны помочь?
Как Рамсей ни пытался, он не смог скрыть боль, обиду и гнев.
— Я задал Оракулу еще несколько вопросов, — продолжал Тагоми, не дожидаясь ответа, — но для этого ваше присутствие было не обязательно. — Рамсею это следовало понимать так: «Вам, бледнолицым „буратино“, ни к чему быть в курсе всех наших дел». — Должен сказать, что на один из вопросов я получил весьма загадочный ответ, заставивший меня призадуматься — Рамсей и Эфрикян ловили каждое его слово. — Вопрос относился к мистеру Бэйнсу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
