затем она подошла и встала рядом. Девушка взглянула на равнину, и у нее вырвался судорожный вздох.
– Что сказал тебе Повелитель Ненависти, Аратан? – после долгой паузы спросила она.
– «Он настолько глуп, что, боюсь, мое сердце разорвется».
– И все?
Аратан кивнул.
– Готос говорит… будто открылись врата.
– Да, путь в королевство мертвых. И Худ намерен им воспользоваться.
– Чтобы вести свою безнадежную войну. – Кория вздохнула. – Как может не разорваться сердце при виде подобного, Аратан?
Они стояли рядом, глядя на равнину, где в ответ на призыв Худа собрались тысячи мужчин и женщин.
«Нет, даже не тысячи. Десятки тысяч. Яггуты, телакаи, песьегоны… потерянные души, скорбящие души, все как один. И прибывают все новые. Знал ли ты, Худ? Мог ли хотя бы вообразить подобный отклик?»
– И Готос больше ничего не говорил?
Аратан покачал головой.
«Но когда я снова нашел его, сидящего в кресле, то увидел, что он плачет. Дети легко ударяются в слезы. Однако слезы старика – совсем другое дело. Они способны разрушить мир ребенка, как ничто другое. А сегодня утром я снова стал ребенком».
– Нет, – ответил он. – Ничего.
Эпилог
Я не шел среди них, Рыбак Кельтат, и теперь жалею об этом. Он поднял знамя скорби, и подробность сия лишь подтверждает мои намерения, но повелитель Аномандер в тот момент не был готов его увидеть. Они были слишком далеко, поглощенные собственной жизнью и преследуемые множеством неумолимых обстоятельств.
Но задумайся: под подобным знаменем не будет конца тем, кого привлечет под него не тяжесть поражения, но проклятие выживших. Против самой смерти, сделав ее своим врагом, может выступить лишь один легион, и он состоит из живых.
Взгляни же на это войско. Оно обречено.
И все-таки даже слепец не может не заметить, как блестят твои глаза, друг мой. Ты пылаешь поэтическим жаром, представляя себе это собрание, такое молчаливое и полное решимости, столь лишенное надежды и столь… прекрасное.
Отдохнем же пока от этого повествования.
Думаю, у двоих стариков будет достаточно времени, чтобы поплакать.