с ним, вот и все. Ложь наполняла всю его жизнь. Если бы я честно сказал ему, что он никуда не годится, он бы еще, чего доброго, руки на себя наложил. А мы уже неуклонно приближались к моменту, когда мне пришлось бы ему сказать.
— Выходит, ему крупно повезло, что он взялся торговать пончиками, — задумчиво проговорил я. — Он по-прежнему верит, что способен продолжить славу отца, но ему не приходится этого доказывать — бизнес не дает.
— Так что ты тут не бросайся оскорблениями. «Предатель искусства», скажет тоже! Да я в прошлом году пожертвовал десять тысяч долларов городской оперной ассоциации. — Джино поднял бокал, салютуя воображаемым зрителям.
— Десять тысяч!
— Это мелочи.
Снаружи оглушительно зазвенело пение Ники — он проводил гостей и теперь возвращался домой. Джино произнес шепотом:
— Уходит Джордж Джеффри, появляется Ники Марино.
Ники сунул голову в дверь.
— Весна, друзья мои! Земля возрождается!
— Как бизнес? — поинтересовался Джино.
— Бизнес! Кому интересен этот бизнес? Еще полгодика, маэстро, и я пошлю его к черту! — Он подмигнул и скрылся.
— Так десять тысяч долларов, по-вашему, мелочи? — спросил я.
— Мелочи, — величественно повторил Джино. — Мелочи для владельца половинной доли в самой быстрорастущей пончиковой сети в мире. Значит, еще полгодика? За полгодика он и его пончики успеют сделать для оперы не меньше, чем его отец за всю жизнь. Может, когда-нибудь я и скажу ему. — Он покачал головой. — Хотя нет, этим я испортил бы все удовольствие. Пусть лучше остаток его дней станет интермедией между обещаниями матери о будущем и моментом, когда он действительно займется претворением их в жизнь.
Миллионы Килрейна
© Перевод. М. Клеветенко, 2020
Дымка над остывающей водой и осенняя хмарь окутали полуостров Кейп-Код туманным коконом. На часах было семь вечера. Харбор-роуд освещали только пляшущий фонарик сторожа на лодочной станции, огни бакалейной лавки Бена Николсона и фары огромного черного «Кадиллака».
Автомобиль остановился перед лавкой Бена, мотор, издав благородный рык, затих. Девушка в дешевом пальтишке вышла из «Кадиллака» и ступила на порог лавки. Ее щеки покрывал румянец — верный признак здоровья, молодости и студеной погоды, но держалась девушка очень робко. Даже ступала так, словно извинялась за каждый шаг.
Хозяин лавки сидел рядом с кассовым аппаратом, уронив кудлатую голову на руки. С надеждами Бена было покончено. В двадцать семь он остался ни с чем. Его бакалейная лавка ушла за долги.
Бен поднял голову и безрадостно улыбнулся.
— Слушаю, мэм.
В ответ она что-то прошептала.
— Что-что? Простите, не расслышал.
— Не подскажете, как добраться до коттеджа Килрейна?
— Коттеджа? — переспросил Бен.
— А разве нет? Так написано на брелоке ключей!
— Все верно, — ответил Бен. — Просто звучит непривычно. Хотя, возможно, для Джоэла Килрейна это был всего лишь коттедж. Не представляю, чтобы он согласился жить в местечке поскромнее.
— Господи, неужели коттедж такой большой?
— Девятнадцать комнат, полмили пляжа, теннисные корты, бассейн. Конюшен, правда, нет. Наверное, из-за их отсутствия его и окрестили коттеджем.
Девушка вздохнула.
— А я надеялась на тихий, уютный домик.
— Мне жаль вас разочаровывать, — сказал Бен. — Значит, так: вам нужно повернуть назад, пока не дойдете до… — Он запнулся. — Вы совсем не знаете деревни?
— Совсем.
— Как же тогда объяснить… Коттедж стоит уединенно. Лучше я сам вас довезу. У меня грузовичок есть.
— Мне неловко вас утруждать.
— Все равно я через минуту закрываюсь, — сказал Бен. — Мне тут больше делать нечего.
— Но сначала я сделаю покупки.
— Хорошая новость для моих кредиторов.
Бен оглядел девушку. У нее были обкусанные ногти. И тупоносые туфли на плоской подошве, похожие на форменные — из чего Бен заключил, что девушка служит в богатом доме. Девушка была хорошенькая, но Бену не нравилась ее робость.
— Вы экономка? — спросил Бен. — Она послала вас разведать, чем тут разжилась?
— Кто она?
— Эта, Золушка. Ну, которая сорвала куш, — ответил Бен. — Сиделка на миллион. Как там ее? Роуз?
— А. — Девушка кивнула. — Да, вы угадали. — Она отвела взгляд от Бена и принялась рассматривать полки. — Дайте мне банку супа с лапшой, банку томатного супа, пачку хлопьев, буханку хлеба, фунт маргарина…
Бен выставил продукты на прилавок, сильно стукнув пачкой маргарина по дереву.
Девушка подпрыгнула.
— Я гляжу, вы сама не своя, — заметил Бен. — Это из-за Роуз? Такая привереда? Подай то, подай се?
— Роуз — обычная скромная сиделка, которая еще не осознала, что на нее свалилось, — строго ответила девушка. — А еще она до смерти перепугана.
— Ничего, освоится, — сказал Бен. — Все они одинаковые. Уже следующим летом будет расхаживать с таким видом, словно изобрела порох.
— Мне кажется, Роуз не такая. Надеюсь, что не такая.
Бен усмехнулся.
— Вас послушать, так она просто ангел милосердия. — Он поморщился. — Бога ради, да за двенадцать миллионов я бы и сам за ним ухаживал, а вы разве нет?
— Роуз не знала, что он оставит ей свое состояние, — сказала девушка.
Бен раскинул руки, облокотившись о полки в позе распятого.
— Да будет вам, слушать тошно! Одинокий больной старик в огромной квартире на Парк-авеню, который цепляется за жизнь, умоляя о помощи. — Бен живо представил себе картину. — Ночами Килрейн кричал, и кто приходил на его крик? — Бен выдавил улыбку. — Роуз, ангел милосердия. Роуз поправляла ему подушки, растирала спину, говорила, что все обойдется, давала снотворное. Она заменила ему целый мир. — Бен поднял палец. — Хотите сказать, мысль о том, что Килрейн оставит ей что-нибудь на память, никогда не посещала ее хорошенькую головку?
Девушка опустила глаза в пол.
— Посещала, — пробормотала она.
— Посещала? А что я говорил? И не раз! — Бен торжествовал. — Уверяю вас, она только об этом и думала. — Он выбил чек. — Я ее знать не знаю, но если два года в лавке чему-нибудь меня научили, так это разбираться в людях. — Он поднял глаза. — Два девяносто пять.
И с изумлением увидел, что девушка готова расплакаться.
— Что ж такое! — покаянно воскликнул Бен и коснулся ее руки. — Бог мой, да
