нами и исчез за иззубренной кромкой стены кратера. Я заметил в ней тесную выемку, а через миг «бегемот» грациозно скользнул туда.
На берегу светло-коричневого озера я увидел россыпь бронированных построек. Приближаясь к нему, корабль пошел на снижение. Теперь был отчетливо слышен вой двигателя малой тяги, который не давал шаттлу взмыть в небо.
– Пора на выход. – Квирренбах поднялся с кресла и кивнул в сторону потока людей в вестибюле.
– Куда они все идут?
– К посадочным капсулам.
Я последовал за ним через вестибюль, туда, где по одной из многочисленных спиральных лестниц можно было спуститься на нижнюю палубу. На посадочной площадке уже выстроилась очередь. Люди проходили через стеклянные шлюзы и садились в каплевидные капсулы, которые цепочкой ползли по направляющим. Заполненные капсулы соскальзывали на короткий пандус, торчащий из брюха «бегемота», и, пролетев по воздуху остаток дистанции – две-три сотни метров, – шумно падали в озеро.
– Хотите сказать, что эта штуковина, по сути, не приземляется?
– Ну конечно же нет, – улыбнулся Квирренбах. – Это же рискованно, тем более в нынешнее время.
Наша капсула выскользнула из-под брюха «бегемота». Кроме нас с Квирренбахом, в ней были еще двое пассажиров. Они с жаром спорили о местной знаменитости по фамилии Воронофф, но говорили на норте с таким сильным акцентом, что я понимал лишь одно слово из трех. Все остальное их совершенно не волновало, даже когда мы погрузились в озеро с явным риском не всплыть на поверхность. Но все обошлось. Сквозь стеклянную оболочку я увидел, как справа и слева из воды выскакивают остальные капсулы.
Через озеро уже шагала пара машин, готовых подобрать нас. Это были высоченные скелетообразные треноги, передвигающиеся при помощи целой системы поршней. По одной вылавливая плавающие капсулы приспособлениями, похожими на краны, они укладывали добычу в сетку, которая болталась под брюхом треноги. Операторы в герметичных кабинах лихорадочно работали рычагами.
Затем треноги выбирались на берег и разгружали свои кошелки над лентой конвейера – она ползла к одному из зданий, которые я заметил на подлете.
Там нас доставили в герметичную приемную камеру, где капсулы были сняты с конвейера. Группа рабочих со скучающим видом вскрывали оболочки, а пустые капсулы направляли к посадочной площадке наподобие той, где пассажиры на борту «бегемота» ожидали отправки. Думаю, треножники снова отнесут эти капсулы на середину озера и поднимут повыше, чтобы «бегемот» смог их подхватить.
Мы с Квирренбахом выбрались наружу и присоединились к толпе пассажиров, которая устремилась из приемной камеры через лабиринт холодных, тускло освещенных тоннелей. Воздух был затхлым, словно каждым его глотком до тебя уже успели подышать несколько человек. Но дышать им было можно, а сила тяжести была не намного выше, чем на станциях Ржавого Пояса.
– Не знаю, чего именно я ожидал, но уж точно не столь ненавязчивого сервиса, – сказал я. – Ни пояснительных надписей, ни охранников – куда податься бедному гостю? Где тут хотя бы сектор иммиграционного и таможенного контроля?
– Об этом можете не беспокоиться, – сказал Квирренбах. – Таможню мы только что прошли.
Тут я вспомнил об алмазном пистолете, который отдал Амелии, будучи уверен, что пронести его в Город Бездны нереально.
– Это была таможня?
– Подумайте немного – и поймете, что Город Бездны трудно чем-то удивить. Нет смысла проверять вас на наличие оружия – здесь его столько, что лишняя единица ничего не изменит. Скорее, вам предложат обмен с доплатой за новинку. И нет смысла проверять вас на предмет болезней. Слишком сложная процедура, и вам легче подцепить инфекцию здесь, чем протащить ее в Город. Наоборот, пара милых инопланетных бактерий может принести нам реальную пользу.
– Нам?
– Им. Извините, оговорился.
Мы прошли в залитый светом холл с широкими окнами, выходящими на озеро. «Бегемот» принимал капсулы. «Спинной плавник» космического ската по-прежнему был подсвечен: двигатели малой тяги поддерживали шаттл в положении устойчивого равновесия. Прежде чем вернуться в лоно «бегемота», каждая капсула стерилизовалась, проходя сквозь кольцо лилового пламени. Быть может, Городу было все равно, что в него поступает, но остальную Вселенную этот вопрос все еще беспокоил.
– Полагаю, вы уже знаете, как попасть в Город?
– По сути, только одним способом: «зефир» до Города Бездны.
Не спеша спускаясь по тоннелю-переходу, мы вынуждены были протиснуться мимо паланкина. Вертикальный ящик был украшен черным рельефным узором, изображающим какие-то сцены из славного прошлого Города Бездны. Когда мы обогнали этот медленно ползущий гроб, я рискнул обернуться и встретился взглядом с герметиком. За толстым зеленоватым стеклом маячило бледное пятно, не слишком похожее на человеческую физиономию. У меня мороз пробежал по коже.
Тут же роботы-слуги довольно примитивного вида разносили багаж. Это были не элегантные разумные машины, а неуклюжие механизмы с интеллектом вроде собачьего, которые то и дело ошибались. Похоже, по-настоящему разумные роботы остались только в орбитальных анклавах. Но здесь ценили даже этих тупиц: они напоминали о прежних временах.
И наконец, тут были аристократы – эти не прятались в паланкины, точно святые мощи в раку. Думаю, ни у кого из них не было сколько-нибудь сложных имплантатов, которые могли пострадать от спор чумы. Но и аристократы явно чувствовали себя не в своей тарелке и перемещались группами в окружении роботов-слуг.
Тоннель стал шире и влился в подземную пещеру, тускло освещенную сотнями мигающих ламп на подставках наподобие канделябров. Ровный поток теплого воздуха нес с собой вонь машинного масла.
В пещере нас поджидало нечто огромное и звероподобное.
Машина двигалась на четырех парах рельсов: один путь внизу, другой наверху и еще два по бокам. Рельсы эти поддерживались скелетной конструкцией из скоб и растяжек, а в обоих концах пещеры, где пути исчезали в круглых тоннелях, они крепились прямо к стенам. Помнится, поезда на «Сантьяго» были снабжены подобными комплектами рельсов, которые, впрочем, там служили просто направляющими для индукционных полей.
Здесь было по-другому.
Собственно поезд был построен с четырехсторонней симметрией. В центре торчал цилиндрический сердечник, закругленный на конце, где сиял прожектор, похожий на глаз циклопа. Из сердечника торчали четыре ряда двойных железных колес невероятного размера, каждое имело по двенадцать осей и сцеплялось с одной из пар рельсовой дороги. Три пары огромных цилиндров распределялись вдоль каждого комплекта из двенадцати основных колес,
