живот королевы, полюбил не один только ее живот, но и всю госпожу целиком – страсть поздняя, но тем более бурная… Мысль, что с утра пораньше он должен отправиться за самым молодым, но отнюдь не самым некрасивым из оруженосцев короля, так его огорчила, что он стал спорить:
– А не должно ли, госпожа моя, известить сначала Его Величество о беде, случившейся с дамой де Валькроз? Пусть король и расспросит молодого де Куртене…
Но, на его несчастье, Маргарита в тот день не была расположена вести споры с тем, кто всегда беспрекословно ей повиновался.
– Что вы говорите, сир Бернар? Дама де Валькроз моя крестница, она исчезла, получив письмо, в котором говорилось обо мне, и я должна спрашивать, что думает по этому поводу Его Величество король, мой супруг? Что бы с нами сталось в Дамьетте, если бы я всегда ждала мнения своего супруга?
– Так-то оно, конечно, так, моя госпожа… Но приличия…
– О каких приличиях вы говорите? – разгневавшись, воскликнула Маргарита. – Я напоминаю вам, что сегодня пятница, а каждую пятницу король, как повелел нам Господь, молится, постится, кается и не любит, чтобы его тревожили. Если вы не хотите идти, скажите мне лучше об этом прямо, и я отправлю даму де Монфор или даму де Сержин, что будет, безусловно, совсем уж неприлично, потому что им придется идти в дом, в котором живут одни мужчины!
Д’Эскейрак не ожидал такой бури. Он низко поклонился, пробормотал в виде извинения что-то невразумительное и вышел настолько быстро, насколько позволял ему застарелый ревматизм. Однако неприязнь, которую он испытывал к красавцу Рено, теперь превратилась в откровенное отвращение.
Вернулся он очень довольный, с широкой улыбкой. И привел с собой вовсе не Рено, а Жуанвиля, который был вне себя от счастья, что ему выпал случай побывать у самой королевы. Маргарита прогуливалась по внутреннему дворику с цветущими олеандрами, куда выходила ее опочивальня. На руках она держала маленького Жана Тристана, который гулил, размахивал ручками, а она ему улыбалась. Картина была самая умилительная, и оба гостя стояли и любовались ею с блаженными улыбками на лицах. Зато настроение Маргариты при виде этих мужчин вовсе не улучшилось.
– Мессир де Жуанвиль? Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли навестить меня, но я ждала не вас. И думала, что сир Бернар правильно меня понял.
– Конечно, я вас понял, мадам! – поторопился вступить в разговор радостный д’Эскейрак. – Это не ошибка. Дело в том, что мессира де Куртене не было дома, и мессир де Жуанвиль предложил прийти вместо него и все вам объяснить.
– Что объяснить? – раздраженно спросила Маргарита. – Где шевалье де Куртене?
Жуанвиль сделал два шага вперед и отвесил низкий поклон.
– Он уехал, мадам. На рассвете, как только открыли городские ворота, он получил записку. Приказал оседлать свою лошадь и ускакал.
– Какую записку? Куда ускакал?
– Этого я не знаю, мадам. Он ничего мне не сказал. Он вооружился, взял с собой небольшой багаж, который приготовил ему оруженосец, и последовал за посланцем, который его дожидался.
– Надеюсь, его оруженосец поехал вместе с ним?
– Нет, мадам. В записке, насколько я понял, говорилось, что он должен быть один.
Маргарита застыла в молчании. Нет, ей совсем не нравилось все, что происходило сегодня утром. К ее тревоге за Санси прибавилась еще одна, и она не ожидала, что у нее так больно сожмется сердце. Что-то ей подсказывало, что оба исчезновения связаны между собой, что первое стало причиной второго и что за всем этим не стоит ничего хорошего. Жуанвиль и д’Эскейрак стояли истуканами, не решаясь прервать молчание королевы. Наконец она обратилась к Жуанвилю:
– Вы, по крайней мере, напомнили ему, что он должен уведомить короля о своем отъезде? Или он забыл о законе, который запрещает рыцарю уезжать без разрешения сюзерена?
Гнев вновь трепетал в ее голосе, и она не старалась его обуздать. Он помогал скрыть нарастающую тревогу.
– Он не забыл, мадам. Прежде чем уехать, он просил меня броситься к ногам нашего господина и испросить ему прощение, он добавил, что речь идет о деле чести.
– Ну так пойдемте к Его Величеству, и я пойду вместе с вами. Думаю, что я не буду лишней, раз нам придется потревожить короля во время исполнения им молитвенного долга.
А Рено между тем был уже очень далеко.
Все было так, как рассказал Жуанвиль. Ранним утром мальчишка, босоногий бродяжка, что возникают в восточных городах словно бы из пыли, вручил Рено записку. Этот чисто одетый мальчуган, передав записку, уселся на пороге еще закрытой харчевни и сказал: «Подожду!»
Записка повергла Рено в крайнее изумление. Очень коротко его извещали о том, что даму де Валькроз похитил «эмир, в котором она пробудила страсть» и, если он не хочет, чтобы она навсегда исчезла в далеком гареме, пусть поспешит ей на помощь, следуя за юным посланцем. Ему дано поручение отвести Рено к человеку, который поможет рыцарю ее спасти. Но он должен отправиться в путь один и никому не говорить о содержании записки, которую он должен уничтожить.
Рено в задумчивости мял записку в руках, словно бы надеясь выжать из нее еще какие-нибудь сведения. Что за невероятная история! Санси похищена? Санси пробудила страсть в каком-то эмире? Кто мог ее увидеть и когда? Слово «страсть» в особенности удивило Рено. У него не укладывалось в голове, что его «милая дурнушка» стала той роковой красавицей, что не задумываясь разбивает сердца… Нет, дело, похоже, в чем-то другом… Но в чем? Пока он раздумывал, записка выпала у него из рук, и он заметил потерю только тогда, когда услышал голос Пернона. А тот, прочитав записку, сказал:
– Я слышал, что сарацины не могут спокойно смотреть на женщин с огненными волосами.
– Так ты думаешь, это правда?
– А почему нет? Да, юная дама вовсе не хорошенькая… Но ей это и не нужно. В ней есть нечто другое, более привлекательное…
– Да что ты!
– Вы, должно быть, ослепли, любуясь красотой королевы! Оно и правда, рядом с ней все женщины меркнут. Но не дама Санси! Остается только узнать, – добавил Жиль безразличным тоном, – волнует вас ее судьба или нет. К тому же я не понимаю, почему обратились именно к вам. Возможно, что только для того, чтобы вы покинули Сен-Жан-д’Акр, в этом случае вы можете угодить в ловушку.
– Может, и так. Но я не могу не поехать. Пойди оседлай мне лошадь и собери дорожный мешок.
– Я тоже сейчас соберусь.
– Ты ведь умеешь читать, правда? Я
