Между тем это была не последняя спортивная свадьба в те дни. 11 декабря женился будущий тренер российской сборной по футболу Валерий Газзаев, который в то время был действующим игроком — выступал за столичный «Локомотив». Его молодая жена носила лермонтовское имя Бэлла.
Театр на Таганке продолжает свои гастроли во Франции. После Парижа труппа выступала в Лионе (с 24 ноября), после чего переехала в Марсель (с 7 декабря). Но последняя часть гастролей оказалась самой скандальной. И виновником этого стал Владимир Высоцкий. 8 декабря в советском консульстве был устроен семейный прием, на который были приглашены и артисты. Высоцкий весь вечер тянул джин с тоником, чего делать не стоило бы: вечером ему предстояло играть Гамлета. Тот спектакль он отыграл, но вот на следующий, что называется, забил. Представьте себе картину: полный зал зрителей, вся труппа в сборе, а Гамлета нет. Кто-то прибежал к Любимову и доложил ему, что Высоцкий послал всех на три буквы и уехал гулять в какой-то ресторан. Взяв с собой художника Давида Боровского и режиссера Марсельского театра Пьера, главреж «Таганки» отправился на поиски загулявшей звезды.
Поиски длились недолго. По счастливой случайности Высоцкого в компании его приятеля Михаила Шемякина удалось обнаружить в ближайшем же ресторане. Но актер, увидев Любимова, даже не подумал спешить ему навстречу. Вместо этого они с другом тормознули такси и бросились прочь. Преследователи сделали то же самое: поймали попутку и рванули следом. Беглецов они поймали, и Любимов буквально стал умолять Высоцкого вернуться в театр. Аргументы были убойные: мол, и зрителей полный зал, и КГБ театру никогда этого не простит. И Высоцкий сдался. Далее послушаем очевидцев:
В. Смехов:
«Смирился буйный дух, и «Гамлет» состоялся. Но что это был за спектакль!.. За кулисами — французские врачи в цветных халатах. Жестокий режим, нескрываемая мука в глазах. Мы трясемся, шепчем молитвы — за его здоровье, чтобы выжил, чтобы выдержал эту нагрузку. Врачи поражены: человека надо госпитализировать, а не на сцену выпускать…
За полчаса до начала, когда и зал в Марселе был полон, и Высоцкий с гитарой уже устроился у сцены, Юрий Петрович позвал всю команду за кулисы. Очень хорошо зная, какие разные люди перед ним и кто из них как именно его будет осуждать, он сказал нам жестко, внятно, и голос зазвучал как-то враждебно: «Вот что, господа. Вы все взрослые люди, и я ничего не собираюсь объяснять. Сейчас вам идти на сцену. Соберитесь и — с богом. Прошу каждого быть все время начеку. Врачи очень боятся: Володя ужасно ослаблен. Надо быть готовыми и быть людьми. Иногда надо забывать свое личное и видеть ситуацию с расстояния. Высоцкий — не просто артист. Если бы он был просто артист — я бы не стал тратить столько нервов и сил… Это особые люди — поэты. Но мы сделали все, чтобы риск уменьшить. И врачи, и Марина прилетела… И еще вот что. Если, не дай бог, что случится… Вот наш Стае Брытков, он могучий мужик, я его одел в такой же свитер, он как бы из стражи короля… и если что… не дай бог… Стае появляется, берет принца на руки и быстро уносит со сцены… а король должен скомандовать, и ты, Вениамин, выйдешь и в гневе сымпровизируешь… в размере Шекспира: «Опять ты, принц, валяешь дурака? А ну-ка, стража! Забрать его…» и так далее… ну ты сам по ходу сообразишь… И всех прошу быть как никогда внимательными… Надо, братцы, уметь беречь друг друга… Ну, идите на сцену… С богом, дорогие мои…»
А. Демидова:
«Спектакль начался. Так гениально Володя не играл эту роль никогда — ни до, ни после. Это уже было состояние не «вдоль обрыва, по-над пропастью», а — по тонкому лучу через пропасть. Он был бледен как полотно. Роль, помимо всего прочего, требовала еще и огромных физических затрат. В интервалах между своими сценами он прибегал в мою гримуборную, ближайшую к кулисам, и его рвало в раковину сгустками крови. Марина, плача, руками выгребала это.
Володя тогда мог умереть каждую секунду. Это знали мы. Это знала его жена. Это знал он сам — и выходил на сцену. И мы не знали, чем и когда кончится этот спектакль. Тогда он, слава богу, кончился благополучно…»
Два дня спустя Театр на Таганке вернулся на родину. Но та встретила труппу негостеприимно. Аукнулись депеши, которые все гастроли слали в Москву новый директор «Таганки» Коган и «люди в штатском» из числа сопровождающих: в них сообщалось, что Любимов ведет себя вызывающе, раздает нехорошие интервью, а некоторые из артистов встречаются с отщепенцами (так, Вениамин Смехов был в гостях у писателя Виктора Некрасова). В итоге в Шереметьеве «Таганку» стала усиленно трясти таможня. И у нескольких ведущих актеров была найдена «компра» — валюта и антисоветская литература (последнюю они не покупали — ее специально разложили в гостиничных номерах хозяева, надеясь, что кто-то клюнет). Вот как описывает эти события В. Смехов:
«В Москве таки наш театр был встречен на таможне как группа преступников. Двенадцать фамилий громко объявили, и всех бдительно обыскали. Два с половиной часа наглядного урока любви и благодарности к театру-«пропагандисту». Не скрывая своей сопричастности, рядом со «шмоном» стояли Бычков («человек в штатском». — Ф. Р.) и Коган-директор. Трофеи КГБ были богатейшими: у Зины Славиной лежали неистраченные франки (нельзя ввозить валюту в страну девственного рубля); у Б. Глаголина — общепопулярные журналы с неприкрытой любовью к женскому телу на обложке; у меня — авторучки, купленные… в киоске советского посольства в Париже (в протоколе обыска сказано: «изъяты две а/ручки с а/художественным оформлением); у Рамзеса Джабраилова — книжки «а/советских» авторов… Чекист открывает чемодан Рамзеса и сразу глядь — книжки. Обалдел офицер: почему не спрятано, почему искать не надо, почему на видном месте ТАКОЕ? Рамзес честно признался: «В Париже времени не было, привез, чтобы дочитать, разве нельзя?» Впоследствии Ю. Любимов мощно отыгрался «на ковре» в ЦК, описав и гастроли, и «благодарный шмон» в Шереметьеве, и крупный улов КГБ — в виде комичного «библиотекаря» Рамзеса Джабраилова.
Но я пережил тяжелые часы, глядя на «работу» лейтенанта с моими вещами… И пока он обшаривал сувениры — побрякушки да детские колготки, — я молил бога, чтобы пронесло. Причина моего страха: Виктор Некрасов вручил мне увесистую коробку с драгоценными лекарствами — другу в Питере, со страшной болезнью. Лекарства из Швейцарии, очень дорогие — все это должно быть, конечно, изъято, но главное: я поленился перепаковать коробку. Так и красовалась надпись, сделанная рукой Вики… Вика — не Татищев, они в надписи не соблюдал конспирации… Мол, Веня, отвези другу милому в Питер, скажи ему то-то и то-то, что я живу хорошо вдали от Советов и дай вам Бог держаться… И слово «Бог» было с большой буквы. И почерк Некрасова скорее всего им известен. Да и «наводчики» стоят рядом… Однако пронесло…»
Кстати, антисоветскую литературу из Парижа привезли не только актеры, но и рабочие сцены. Но они оказались хитрее: спрятали ее в трубе, на которой крепился занавес, а после шмона в Шереметьеве сложили в мешок и в таком виде спустились в метро. Но там на них обратил внимание постовой милиционер. Он их тормознул и отвел в дежурку. Там содержимое мешка обнаружилось, и рабочим грозило суровое наказание. Но тем удалось откупиться.
В Останкине тем временем отсняли очередную финальную «Песню года». В отличие от прошлогоднего выпуска, который был весьма скуден на песни (всего 16 штук), на этот раз песен звучало гораздо больше — 30. И хотя подавляющая часть из них не имела никакого отношения к настоящим хитам (на которые приходят мешки писем), но прогресс был налицо — последний раз такое изобилие песен было отмечено в 1973 году, когда в финальном выпуске прозвучало 33 произведения. Между тем дебютантами передачи в том году стали две популярные исполнительницы: Алла Пугачева и Анна Герман. Причем в отличие от последней, Пугачева стала популярной всего-то ничего — два года назад, но в «Песню года» ее не пускал сам председатель Гостелерадио Лапин, который считал певицу вульгарной. Однако постоянно игнорировать Пугачеву было нельзя, в итоге она пробилась-таки в финал с двумя песнями: «Не отрекаются любя» Марка Минкова и Вероники Тушновой и «Волшебник-недоучка» Александра Зацепина и Леонида Дербенева.
Что касается Анны Герман, то и она удостоилась чести спеть сразу два шлягера: «Эхо любви» Евгения Птичкина и Роберта Рождественского и «Когда цвели сады» Владимира Шаинского и Михаила Рябинина. Но если последнюю песню Герман согласилась исполнить без всяких уговоров, то с «Эхом» заупрямилась. Она казалась ей слишком печальной, драматичной для новогоднего исполнения. И редактору передачи Татьяне Коршиловой пришлось приложить максимум старания, чтобы переубедить певицу.
Между тем эту песню Герман должна была исполнять не одна, а дуэтом с Львом Лещенко. И обязательно под фонограмму. Последнее обстоятельство тоже не удовлетворило певицу, но здесь ее уговорили быстрее: сказали, что концертная студия не приспособлена для оркестра (хотя оркестр там был!), а также отметили, что они с Лещенко не смотрятся рядом — Герман была выше, — из-за чего их придется развести по разные стороны сцены: он будет стоять в глубине ее, а она с краю. Короче, эту песню сняли на пленку. Но Герман всё происходящее продолжало не нравиться, и она сделала попытку записать «живьем» вторую песню — «Когда цвели сады». Она позвонила Шаинскому и стала уговаривать его позвонить «кому следует», чтобы те разрешили спеть песню «живьем». Шаинский поначалу отбрыкивался: мол, вы зря думаете, что я имею такое влияние на «верха». Но потом согласился. И его миссия удалась — фонограмму песни заменили живым исполнением. После чего случилось чудо: Герман исполнила «Сады» так вдохновенно, что стала единственной артисткой в передаче, кто исполнил песню на бис. Но в полную версию передачи этот эпизод не вошел. Кроме названных двух песен, в «Песне-77» прозвучали следующие произведения:
