— Интересно, а за что наказывают ИксИксИксИкс? — гнул своё казначей.
— За дело, казначей, наверняка за дело, — отозвался Чудакулли. Он кивком указал на него остальным волшебникам. — Ни в коем случае не позволяйте ему есть конфеты и фрукты.
На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском воды за дверью, шелестом переворачиваемых страниц да бессвязным бормотанием казначея.
— Как утверждает Уоспорт в «Жызнях Незамечательных Людей»… — Главный философ прищурился, разбирая крошечный шрифт. — Так вот, однажды он встретил старого рыбака, который утверждал, будто на том континенте зимой с деревьев опадает кора, а листья остаются.
— Это всё выдумки, — возразил Чудакулли. — Призванные поддержать интерес читателя. Кто станет тебя читать, если всё, что ты можешь сообщить по возвращении из экспедиции, это что ты потерпел кораблекрушение и целых два года жрал всяких морских гадов? Нет, надо обязательно сдобрить рукопись рассказами о людях, которые ходят на одной большой ноге, о Стране Большой Сливы и прочим из серии бабушкиных сказок.
— Нет, вы только послушайте! — воскликнул профессор современного руносложения. До сих пор он молчал на своём конце стола, погруженный в изучение большого тома. — Здесь говорится, что жители острова Слякки всегда ходят голыми и что женщины у них несравненной красоты.
— Должно быть, кошмарное местечко, — чопорно поджал губы заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
— Здесь есть несколько гравюр.
— Вряд ли кто из нас заинтересован в их изучении. — Чудакулли обвёл взглядом присутствующих и, уже громче, повторил: — Я СКАЗАЛ, что НИКОМУ из нас это НЕ ИНТЕРЕСНО. Декан! Вернись на своё место и подними уроненный тобой стул!
— ИксИксИксИкс упоминается в «Змеях Всех Времён и Нородов» Вренчера, — сообщил завкафедрой беспредметных изысканий. — Тут говорится, что на этом континенте очень мало ядовитых змей… О, здесь ещё сноска. — Его палец скользнул по странице. — «Их практически уничтожили пауки». Как странно…
— Ого! — снова изумился профессор современного руносложения. — А вот я ещё прочитал. «Абитатили острава Пердю так же прибывают в первосбитном састоянии… — с трудом продираясь, сквозь древний текст, продекламировал он. — Ани атличны добрым здравьем и статностью и ивляют сабой пример… самых стаячих дикарей».
— Дай-ка взглянуть, — нахмурился Чудакулли. Книгу по цепочке передали ему. — Тут пара букв затерлась. «Настаячих», то бишь «настоящих». По-моему, эти гравюры со Слякки дурно на тебя повлияли, руновед.
— А на гравюре с Пердю этот дикарь выглядит… очень даже стоячим.
— Руновед, это у него посох, — покачал головой Чудакулли. — Может, тебе казначеевых пилюль дать?
— А он довольно ДОЛГО принимает ванну, вам не кажется? — через некоторое время нарушил молчание декан. — Я и сам люблю потереться мочалкой, но мы ведь здесь не шутки собрались шутить.
— Да уж, что-то он расплескался… — заметил главный философ.
— Пляж, волны плещут… — безмятежно улыбнулся казначей.
— Кстати… в этих звуках определенно присутствует некий чаячий компонент.
Чудакулли поднялся, приблизился к двери в ванную и уже приготовился было постучать.
— Но я аркканцлер или кто? — вдруг грозно вопросил он, опуская кулак. — Я могу открыть любую дверь, которую пожелаю, так что…
И он повернул ручку.
— Вот, — торжественно сказал он, махнув рукой в открытую дверь. — Видите, господа? Совершенно заурядная ванная комната. Мраморная ванна, медные краны, пробка, смешная мочалка в форме утёнка… Самая что ни на есть заурядная ванная комната. А не какой-нибудь, позвольте подчеркнуть, тропический пляж. В этой ванной нет ничего даже отдалённо похожего на тропический пляж.
Потом он ткнул пальцем в открытое окно, за которым зелёные волны под слепящим синим небом томно набегали на обрамлённый зеленью берег.
— Потому что тропический пляж — вот он, — победоносно заключил аркканцлер. — Убедились? Абсолютно ничего общего.
После сытного обеда, содержавшего массу незаменимых, но довольно-таки шустрых аминокислот, витаминов и минералов, а также, к сожалению, имеющего вкус, человечек с надписью «Валшебник» на шляпе занялся домашними делами — насколько это было вообще возможно в условиях полного отсутствия дома.
Домашние дела состояли в обстругивании деревянного чурбана каменным топором. Чурбан на глазах превращался в короткую и широкую досточку, и скорость, с которой это происходило, наводила на мысль, что человечку такая работа не внове.
На ветку соседнего дерева приземлился какаду. Ринсвинд бросил на попугая подозрительный взгляд.
Добившись желаемого уровня гладкости, Ринсвинд встал на дощечку одной ногой и, покачиваясь в неловком положении, угольком нарисовал на плоской поверхности контур стопы. Повторив процедуру со второй ногой, он возобновил обстругивание.
Прятавшийся в водоёме наблюдатель понял, что его подопечный изготавливает себе деревянное подобие обуви.
Затем Ринсвинд извлёк из кармана бечёвку. Её он сделал из шкурки одного пресмыкающегося, правда перед этим было и несколько неудачных попыток: сначала большей частью попадались пресмыкающиеся, никак не желавшие отдавать свои шкурки, зато щедро делившиеся своим ядом, от которого по всему телу шла жуткая алая сыпь. Но, пережив несколько видов сыпи, Ринсвинд наконец поймал искомую тварь.
Так вот, если просверлить в деревянной подошве отверстие и продеть туда бечевку в форме петли, то получится нечто вроде урских сандалий. Конечно, шаркая в таких сандалиях, начинаешь походить на какого-нибудь Прародителя Рода Человеческого, но имеются и некоторые плюсы. Во-первых, если при ходьбе издавать мерное «хлоп-хлоп», то любому опасному существу покажется, что идёт не один человек, а двое. Безопасных существ в этой пустыне Ринсвинд пока не встречал. И во-вторых, хоть бежать в таких сандалиях нельзя, зато выпрыгиваешь из них в мгновение ока, так что, пока разъярённая гусеница или жук недоуменно разглядывают твои сандалии, гадая, а куда, собственно, подевался второй человек, ты уже успеваешь превратиться в пыльную точку на горизонте.
Ринсвинду приходилось много убегать. Каждый вечер он изготавливал новую пару сандалий, а на следующий день оставлял свою обувь где-то в пустыне.
Покончив с работой, он извлёк из кармана свиток тонкой коры. К ней ящеробечёвкой крепилась драгоценность — карандашный огрызок. В надежде, что это хоть как-то поможет, Ринсвинд начал вести дневник. Он просмотрел недавние записи.
«Наверна фторник: жара, мухи. Ужин: мидовые муравьи. Жестоко пакусан мидовыми муравьями. Падение в водяную яму.
Кажется среда: жара, мухи. Ужин: кустовой изюм, очень пахожий на кенгуровые катышки, или наабарот. Пачемута за мной погнались ахотники. Падение в водяную яму.
Четверг (может быть): жара, мухи. Ужин: ящирица с синим языком. Ящирица с синим языком аказаласъ сильно кусачей. Разные ахотники опять за мной гонялись. Упал с обрыва, влетел в дерево, был аписан страдающим недержанием серым медвежонком, приземлился в водяной яме.
Пятница: жара, мухи. Ужин: корневища, на вкус чем-то больные. Сыкономил массу времени.
Суббота: жарче абычного, мух тоже больше. Оч. хочется пить.
Воскресенье: жарко. От жажды и мух стал бредить. Насколька хватает глаз — сплошное ничево с кустами. Решил умиретъ, упал на землю, покатился вниз по склону, очнулся в водяной яме».
Старательно, как можно более мелкими буковками, он вывел: «Понедельник: жара, мухи. Ужин: мотыльные личинки». Прочитал написанное. Добавить, по сути, было нечего.
И почему его здесь так не любят? Встречаешь небольшое местное племя, всё очень мило, запоминаешь имена, заучиваешь слова и разговорные выражения, можешь уже поболтать о погоде — и вдруг ни с того ни с сего за тобой уже гонятся. Но ведь погода — это самая распространённая тема для разговоров!
Раньше Ринсвинд считал себя склонным к бегству от реальности. Он постоянно убегал, а реальность постоянно за ним гналась. Но потом он узнал истинное значение этого словосочетания и понял, что тут больше подходит термин «человеконенавистник». Он был человеком, которого ненавидело множество людей. Хотя с чего — непонятно. Допустим, сидит он, Ринсвинд, у костра, завязывает мирный разговор, а собеседник вдруг выходит из себя и гонится за ним, яростно размахивая палкой. Разве это нормально — так злиться из-за невинного вопроса типа: «Что-то дождя давно не было, правда?»
Вздохнув, Ринсвинд палкой взбил клочок земли — свою сегодняшнюю постель — и улёгся спать.
Во сне он вскрикивал, а ноги его время от времени конвульсивно подергивались, как будто, куда-то бежали, из чего можно было заключить, что ему снится какой-то сон.
