— Я займусь этим здесь, в офисе, — сказал он, когда она сделала паузу. — Надо очистить один из столов. Нам не надо переделывать их все сразу, достаточно всего нескольких, чтобы выставить на продажу. — Он поставил в витрине офиса две машинки, которые уже были переделаны. — Вот, две уже готовы.
Она с любопытством наклонилась посмотреть, что с ними сделано. Поэтому он прервал разгрузку и показал ей.
— Ты их испортишь, — сказала она.
— Нет, — сказал он.
Теперь она лучше владела собой. Скрестив руки, глубоко вздохнула и произнесла тихим и напряженным голосом:
— Я наняла тебя, чтобы ты занимался закупками.
Это может означать что угодно, сообразил Брюс.
— Верно, — сказал он. — А когда нанимаешь кого–то что–то делать, то практичнее всего оставить его в покое и позволить выполнять свою работу. То же самое тебе скажут в любой большой деловой организации.
Она смотрела на него с выражением, которое он никак не мог истолковать.
— Именно так президент Эйзенхауэр действовал в Европе, — сказал он.
Чуть позже Сьюзан сказала:
— Может, тебе лучше оставить одну из этих машинок в качестве модели?
— У меня все записано, — ответил он, раскладывая перед ней свои заметки. — Видишь?
— Все равно, оставь одну как образец, — сказала Сьюзан.
— Нам придется подумать о каком–нибудь контракте про повременную оплату, — сказал он.
— Да ну? — пробормотала она таким тоном, который можно было счесть саркастическим. Но он не слишком хорошо ее расслышал, чтобы в точности разобрать.
Пока она стояла скрестив руки и наблюдая за ним, он закончил разгрузку. Никто из них ничего не сказал. Но он, занимаясь своим делом, подумал: она должна признать, что это именно то, для чего она меня наняла. Это моя работа. Я — тот, кто принимает решения.
В тот вечер он работал допоздна, в одиночку переделывая машинки в офисе. Закончил пару, а потом, когда устал, выключил свет и поехал через весь город домой. Сьюзан, конечно, уже легла. Как приятно вернуться домой, подумал он, принимая душ в знакомой ванной. Надев чистую пижаму, он забрался в постель рядом с ней.
На следующее утро он долго спал. Проснувшись, обнаружил, что она уже встала, оделась, поела и ушла. Некоторое время он лежал на спине в постели, наслаждаясь покоем. Потом тоже поднялся. Неторопливо позавтракал, побрился, надел чистую хлопчатобумажную рубашку в полоску, слаксы, повязал галстук, а потом, упиваясь чувством обладания домом, стал бродить по нему, переходя из комнаты в комнату.
Из окна гостиной был виден двор. Трава и розовые кусты. Свернутый садовый шланг.
Чудный вид, подумал он. Простирается много дальше улицы. Мимо с грохотом проехал молочный фургон; он увидел, как тот остановился и из него выскочил водитель. Глядя на молочника, спешащего по длинному пролету бетонных ступенек, он испытывал некое удовлетворение. Приятно видеть, что кто–то еще торопится, решил он. Наблюдать работу мира. У каждого человека имеется своя ниша, и должен сказать, что я не особо разочарован своей собственной.
Конец долгого путешествия, подумал он. Чертовски трудной езды.
Надев пиджак, он вышел из дома, прошел к своей машине, сел в нее и завел двигатель.
Вскоре он ехал по улице в сторону офиса.
У бордюра напротив офиса «Копировальных услуг» был припаркован желтый пикап с опущенным задним бортом. А этот грузовичок мне знаком, подумал он, приближаясь. Въехал в парковочный закуток, остановился и выключил двигатель. Сидя в машине, стал наблюдать за пикапом.
Входная дверь офиса был открыта и подперта кирпичом. Мгновением позже появился парень в рубашке и брюках цвета хаки, толкая перед собой тачку. На нее были погружены коробки. Парень, умело маневрируя тачкой, подкатил ее к заднему борту пикапа, после чего переставил коробки в кузов. Весело спрыгнув наземь, покатил пустую тачку обратно в офис и скрылся из виду.
Я его знаю, подумал Брюс.
Сукин сын, подумал он, да он же из Бюро потребительских закупок, а грузовичок тоже принадлежит им. Он забирает машинки. Грузит их в пикап, пока я сплю себе дома.
Распахнув дверцу, он выпрыгнул из машины и бросился по тротуару к пикапу.
— Эй, — сказал он, задыхаясь. — Какого черта тут творится?
Парень, снова появившись на пороге офиса с грузом коробок, глянул на Брюса и узнал его.
— Привет, — немного смущенно сказал он. — Ну–ка, ну–ка — ты ведь раньше работал в БПЗ? Погоди, вспомню, как тебя зовут.
Он опустил тачку на подпорки и напряженно вспоминал, постукивая себя по лбу. У него, примерно семнадцатилетнего, была короткая стрижка, полные щеки и большие мускулистые руки.
— Она внутри? — спросил Брюс.
— Ты имеешь в виду миссис Стивенс? — сказал парень и тут же взмахнул рукой. — Так вот ты кто! Брюс Стивенс.
Брюс прошел в офис. В глубине его на краю одного из столов сидела Сьюзан, покуривая сигарету. На ней был строгий темно–зеленый костюм, волосы были тщательно уложены, и выглядела она мрачно и собранно. Когда он вошел, она мельком на него взглянула. Но ничего не сказала.
Стараясь, чтобы его голос звучал как можно естественнее, он спросил:
— Что все это значит?
— Я решила тебя отпустить, — сказала Сьюзан.
О Господи, подумал он.
— Ты правильно говорил, — сказала Сьюзан. — Что я наняла тебя, чтобы принимать решения о закупках.
— Будь я проклят, — только и сказал он, и голос у него на этот раз был слабым и дрожащим.
Чтобы не тряслись руки, ему пришлось сунуть их в карманы. Тем временем парнишка у них за спиной возобновил погрузку коробок; он осторожно катал тачку туда и обратно, ничего не говоря и стараясь производить как можно меньше шума.
Глядя Сьюзан прямо в лицо, Брюс спросил:
— Мы по–прежнему в браке?
— Да, конечно, — подчеркнуто сказала она, слегка помаргивая, словно бы застигнутая врасплох.
Значит, она его уволила. У него больше не было работы: в течение ночи или рано утром она все обдумала и приняла решение. И позвонила в БПЗ, и вот теперь оттуда прислали грузовик, чтобы забрать машинки. Как это он приехал так быстро? Может, она позвонила еще вечером, пока он работал, переделывая машинки. Она все решила еще до того, как он добрался домой и лег в постель. Вышла из офиса и сразу же направилась к телефону. Возможно, она приняла решение, как только увидела машинки. Но не сказала ни слова.
— Какой был смысл ничего мне не говорить? — спросил он. Голос понемногу к нему возвращался.
— Я устала спорить.
На это он не нашелся, что сказать.
— Мне показалось, — продолжала она, — что говорить об этом снова будет напрасной тратой времени. Я знала, что ты принял решение, и не было никакого способа тебя урезонить.
— По–моему, это черт знает что, — сказал он.
— Это моя лавка, — сказала Сьюзан. — Мы оба должны признать тот факт, что я здесь хозяйка. — Не сводя с него глаз, проговорила: — Машинки принадлежат мне. Разве не так? Мне неприятно настаивать на этом, но они мои. Они куплены на мои деньги.
— Деньги не все были твоими, — возразил он. — Как насчет тех денег, что дали мои родители?
— Половина из них моя, — сказала Сьюзан. — Значит, остается всего пятьсот долларов.
— И тех денег, что дал нам Мильт?
— Половина из них по закону принадлежит мне.
— Тогда часть машинок моя, — сказал он.
Услышав это, она кивнула. Однако не представлялось, что данное обстоятельство было для нее так уж важно.
— Свои я заберу, — сказал он.
— Поступай, как знаешь, — отозвалась она, быстро затягиваясь сигаретой.
Он вышел наружу, к пикапу. Парнишка уже поднимал задний борт. Он увязал коробки, чтобы те не растряслись на обратном пути в Рино.
— Черт возьми, — сказал Брюс. — Часть машинок принадлежит мне.
У двери в офис появилась Сьюзан.
— Это правда, — сказала она парню. — Часть принадлежит ему. — С блокнотом и карандашом в руках она занималась подсчетами.
— А, черт с ними, — сказал Брюс. Он повернулся и пошел прочь от них, к своему «Меркурию». Забравшись внутрь, захлопнул дверцу, завел двигатель и разом отъехал от бордюра, влившись в транспортный поток. Он рванул мимо, мгновением позже оставив позади себя и пикап, по–прежнему стоявший у бордюра с грузом коробок, и Сьюзан с парнем на тротуаре, поглощенных каким–то спором.
Пусть делают с ними, что хотят, подумал он. Пусть засунут их себе в задницу.
Охваченный дрожью, он замедлил ход, сдал вправо и свернул за угол. По инерции проехал по тихой боковой улочке и остановился. Шум движения отошел назад. Здесь царили мир и покой. Он выключил двигатель. Машина немного прокатилась дальше. Он поставил ее на ручной тормоз.
«Стоит ли мне проехать к дому? — спросил он себя. — И забрать свое барахло?» Нет, подумал он. Я, наверное, никогда туда больше не вернусь. Не вижу для этого никаких причин. Как же все скверно, думал он. После всех моих трудов. Надо же такому случиться. Как только она могла так точно с ходу подсчитать, какая часть машинок принадлежит ей, обосновать почему. Может, звонила своему адвокату?
