Надо было снова что-то съесть, а есть опять не хотелось. Он решил выпить немного жидкого шоколада. Выпил. Опять стошнило. Совсем немного: желудок был пустой. Шел двенадцатый виток. И вдруг почувствовал: стало отпускать.
Волны какой-то мерзкой мути, которые накатывались на него в первые часы полета, стали скатываться. С каждой минутой Герман чувствовал себя бодрее. Перед финишем все пришло в норму.
Перед посадкой Титов услышал громкий щелчок пиропатронов и радостно подумал: «Порядок! Приборный отсек отстрелился!» Но тут же, к немалому своему удивлению, увидел, что все приборы на пульте работают, чего быть не должно. Потом он ясно услышал незнакомый глуховатый стук: приборный отсек постукивал в стенку шарика спускаемого аппарата. «Интересно, что прочнее: СА или ПО?» – подумал Герман и решил, что спускаемый аппарат заведомо прочнее и приборный отсек его не расколет. Когда огненные всполохи горящей теплозащиты засветились за шторками иллюминатора, стук прекратился: приборный отсек оторвался окончательно.
У самой земли Герман увидел, что он опускается рядом с железной дорогой и что, точно согласуясь с законами приключенческого кино, наперерез ему идет поезд. Ничего глупее такой ситуации нельзя было придумать: ни космический корабль на парашюте, ни поезд «отрулить» не могли.
– Мне показалось, – рассказывал Герман, – что машинист тоже увидел меня и притормозил...
«Восток-2» приземлился метрах в пятидесяти от железнодорожного полотна, покатился по мягкой пахоте (Титов: «Я сделал два головокружительных кульбита, аж искры из глаз посыпались») и наконец замер...
В самолете по пути в Куйбышев Титов был очень возбужден, смеялся, все время порывался куда-то идти – медики не могли его усадить, чтобы взять кровь на анализ. А тут еще сломалась у них пробойная машинка. Герман мигом раздобыл бритву, сам разрезал палец: «Прошу!..» Редко можно видеть человека, столь абсолютно счастливого!
На волжской даче, прежде чем уложили его на медицинские пробы, он радостно осушил бутылку пива, но сделал это так откровенно и весело, что ни у кого из врачей рука не поднялась осудить его за нарушение послеполетного водно-солевого режима. До заседания Госкомиссии он усадил рядом с собой Николаева, Поповича, Нелюбова и Быковского и сказал.
– Плохо дело, ребята. Очень хреново себя чувствовал. Что делать будем? Вас подводить не хочу, но и правду скрывать нехорошо...
Все дружно решили: надо говорить правду.
На Госкомиссии рассказ Титова многих огорчил. И в первую очередь – Королева. Сергей Павлович сидел хмурый. Задавали много вопросов. Молодой красавец Гай Ильич Северин – будущий Главный конструктор скафандров и систем жизнеобеспечения, а тогда – начальник лаборатории ЛИИ, где делали кресла для «Востока», слегка, «артистически», грассируя, задал вопрос деликатный: «Не сложно ли было мочиться?» Герман не смутился, понимал, что и это на будущее знать надо, ответил серьезно:
– Во время тренировок на Земле было сложно, а в невесомости легче. Знаете ли, он как-то сам всплывал вверх...
– Минуточку, минуточку! – закричал Пилюгин. – То есть, это как «сам вверх»? Прошу пояснить...
Маленький зальчик грохнул так, что зазвенели окна.
С.П. Королёв на отдыхе
С.П. Королёв с Ниной Ивановной
С.Л.Королев с группой космонавтов, врачи и тренер
1-й ряд (слева направо) П. Попович, В. Горбатко, Е. Хрунов, Ю. Гагарин, С.П. Королев, Н.И. Королева с дочкой П.Поповича Наташей Е. А. Карпов,
Н.К. Никитин, С.А.Федоров;
2-й ряд: А. Леонов, А. Николаев, М. Рафиков, Д. Заикин, Б. Волынов, Г. Титов, Г. Нелюбов В. Быковский, Г. Шонин;
3-й ряд: В. Филатьев, И. Аникеев, Л. Беляев
Николай Петрович Каманин
Ю.А. Гагарин, Н.И. Королева, С.П. Королев. Май 1961 г
Гагарин с Королевым. Сочи, май 1961 г.
Леонид Васильевич Смирнов
Евгений Александрович Фролов
Герман Степанович Титов
Правительственная «заготовка»
68
У каждого человека три характера: тот, который ему приписывают, тот, который он сам себе приписывает, и, наконец, тот, который есть в действительности.
Виктор Гюго
Люди, давно и хорошо знавшие Королева, отмечают, что после стартов первых космонавтов он начал заметно меняться. Короче и тише стали разносы, больше стал прощать, больше советовался, чаще прислушивался к чужому мнению. Он стал мягче, спокойнее, добрее к людям.
По письмам Сергея Павловича к Нине Ивановне видно, что он начал задумываться над проблемами, которые она не раз обозначала перед ним, но которыми заниматься он не мог, потому что все они казались ему второстепенными и не срочными. Королев всегда был человеком, который, стремясь к выбранной цели, несся к ней, сокрушая все на своем пути и ни на секунду не спуская с нее глаз. И теперь он не остановился, движение его было столь же стремительным, но он начал оглядываться вокруг и замечать то, что он раньше не замечал, а точнее – не позволял себе замечать. Открылись вдруг простые истины: кроме полигонов существуют люди, кроме космоса – земля.
«Ты во многом, очень многом права в своей оценке нашей безудержной работы, – пишет Сергей Павлович жене в конце 1962 года. – Дальше так нельзя, и добром такая работа ни для кого из нас не окончится. Все это крайне тяжело отражается и на личной жизни. Вернее, – ее нет! Я постараюсь изменить это положение, как уже очень многое мы с тобой меняли в нашей жизни. Я не обещаю, что это будет очень резко и быстро, и много, но это будет сделано.
Что я хочу сделать?
– Хочу работать в основном216 нормально, т.е. часов до 7-8 вечера (а то и меньше) и лишь изредка позже. Т.е. хочу иметь время для нас с тобой и сохранить силы.
– Не хочу работать в праздники.
– Будем 2-3 раза в год хоть неподолгу, но отдыхать.
– Первый отдых попробуем на 8-10 дней в этом январе.
– Хочу хорошенько заняться нашим домом, тебе в помощь, прежде всего
– Попробую по всем линиям (не хочу писать подробнее).
Таковы мои планы по работе, чтобы наладить получше нашу жизнь, чего ты справедливо хочешь и чего хочу я.
– Хочу еще немного хотя бы (в основном дома) заняться научными трудами: много есть мыслей и не хотелось бы их потерять».
Тогда, в январе 1963 года, ему, как он обещал, удалось вырваться на несколько дней в подмосковный санаторий. Видно, совсем невмоготу было, если даже Тихонравов пометил в своем дневнике 11 января 1963 года: «СП говорит, что плохо себя чувствует». Ну, а дальше? 23 января он уже снова в ОКБ, в феврале – на космодроме: «В больших довольно дозах принимаю валидол». 25 февраля проводит большое совещание в Подлипках, готовит выставку приборов, пробивает академический журнал по космонавтике. 5, 6 и 7 марта – серия совещаний по реконструкции всего ОКБ: «надо пересаживаться утверждает первые, прикидочные чертежи нового космического корабля „Союз“. И опять космодром. Вот вам и „новая жизнь“. Ровно через три месяца после своего „программного“ письма Сергей Павлович снова пишет Нине Ивановне с Байконура: „Ты знаешь, я по натуре большой оптимист всегда и во всем. И сейчас мне все еще верится, что как-то немного легче будет жить, будет больше времени, появится больше сил и все будет лучше“.
Два неудачных пуска «Луны» и «Венеры» очень огорчают «большого оптимиста». Доклад Хрущеву. Объяснения. 17 апреля заболел. 20-го – уже в ОКБ, 22-го – в Тюратаме, 28-го – делает доклад у Келдыша в Отделении прикладной математики, в начале мая – опять Тюратам. Он искренне хочет остановить этот бешеный бег времени, но не может. Снова пишет, уже в сентябре: «Как жаль, что мы так мало хорошего с тобой видим и берем в жизни. Это, конечно, я все и во всем виноват. В погоне за своими „достижениями“ не вижу и не слышу света и голоса окружающей нас с тобой жизни...»
Это выдержки из нескольких писем 1964 года. А можно взять 62-й или 65-й, какая разница?..
Неужели он не понимал, что, увы, ничего у него с этими новыми планами не выйдет, что, если он начнет жить по-другому, это будет уже не он, а другой человек, что если остановится на бегу, то перестанет существовать, ибо масса его покоя, как у нейтрино, равняется нулю? Никогда бы ничего Королев и не сделал, живи он иначе, без этой святой «погони за достижениями». Да, он искренен, когда пишет, что хочет жить иначе, но не понимает, что это не зависит от его воли. Таким, как он, люди обычные часто задают вечный вопрос: «А что, тебе больше всех нужно?» А, действительно, что, Королеву больше всех было нужно запустить спутник, отправить ракету на Луну, послать в космос Гагарина? Да! Именно так! Ему это нужно было больше всех! Потому что всякий истинно талантливый человек – пленник своего таланта. Талант, а не сам он распоряжается его жизнью, трудом, досугом, домом, его праздниками, друзьями, даже сном. Человек не в состоянии освободиться от постоянного чувства предначертанности своей судьбы, обязанности перед своим даром, которое неразрывно срослось с его «я которое, собственно, и составляет это „я“. Можно (и нужно!) завидовать яркой судьбе этого великого первопроходца. Но ведь можно и пожалеть его! Получая недоступные нам радости, он лишался радостей доступных, а ведь и они – тоже истинные радости.
