Когда наконец все было готово, Фродо сказал:
– А ты, Сэм, когда ко мне переберешься?
Сэм замялся.
– Да нет, спешить-то некуда, – сказал Фродо. – Но Жихарь ведь тут, рядом, да и вдова Буркот его чуть не на руках носит.
– Понимаете ли, господин Фродо… – сказал Сэм и покраснел как маков цвет.
– Нет, пока не понимаю.
– Розочка же, ну Роза Кроттон, – объяснил Сэм. – Ей, бедняжке, оказывается, вовсе не понравилось, что я с вами поехал; ну, я-то с ней тогда еще не разговаривал напрямик, вот она и промолчала. А какие же с ней разговоры, когда сперва надо было, сами знаете, дело сделать. Теперь вот я говорю ей: так, мол, и так, а она: «Да уж, – говорит, – год с лишним прошлялся, пора бы и за ум взяться». – «Прошлялся? – говорю. – Ну, это уж ты слишком». Но ее тоже можно понять. И я, как говорится, прямо-таки на две части разрываюсь.
– Теперь понял, – сказал Фродо. – Ты хочешь жениться, а меня не бросать? Сэм, дорогой, все проще простого! Женись хоть завтра – и переезжайте с Розочкой в Торбу. Разводите семью: чего другого, а места хватит.
Так и порешили. Весною 1420 года Сэм Скромби женился на Розе Кроттон (в ту весну что ни день были свадьбы), и молодые поселились в Торбе. Сэм считал себя счастливчиком, а Фродо знал, что счастливчик-то он, потому что во всей Хоббитании ни за кем так заботливо не ухаживали. Когда все наладилось и всюду разобрались, он зажил тише некуда: писал, переписывал и перебирал заметки. На Вольной Ярмарке он сложил с себя полномочия Заместителя Головы; Головою снова стал старина Вил Тополап и очередные семь лет восседал во главе стола на всех празднествах.
Мерри с Пином для начала пожили в Кроличьей Балке, то и дело наведываясь в Торбу. Они разъезжали по Хоббитании в своих невиданных нарядах, рассказывали были и небылицы, распевали песни, устраивали пирушки – и прославились повсеместно. Их называли «вельможными», но отнюдь не в укор: радовали глаз их сверкающие кольчуги и узорчатые щиты, радовали слух их песни и заливистый смех. На диво рослые и статные, в остальном они мало изменились: разве что стали еще приветливее, шутливее и веселее.
А Фродо и Сэм одевались, как прежде, и лишь в непогоду их видели в длинных и легких серых плащах, застегнутых у горла изумительными брошами, а господин Фродо всегда носил на шее цепочку с крупной жемчужиной, к которой часто притрагивался.
…Все шло как по маслу, от хорошего к лучшему; Сэм с головой погрузился в счастливые хлопоты и чуть сам себе не завидовал. Ничем бы год не омрачился, если б не смутная тревога за хозяина. Фродо как-то незаметно выпал из хоббитской жизни, и Сэм не без грусти замечал, что не очень-то его и чтут в родном краю. Почти никому не было дела до его приключений и подвигов; вот господина Мериадока и господина Перегрина – тех действительно уважали, теми не уставали восхищаться. Очень высоко ставили и Сэма, но он об этом не знал. А осенью пробежала тень былых скорбей.
Однажды вечером Сэм заглянул в кабинет к хозяину; тот, казалось, был сам не свой – бледен как смерть, и запавшие глаза устремлены в незримую даль.
– Что случилось, господин Фродо? – воскликнул Сэм.
– Я ранен, – глухо ответил Фродо, – ранен глубоко, и нет мне исцеленья.
Но и этот приступ быстро миновал; на другой день он словно и забыл о вчерашнем. Зато Сэму припомнилось, что дело-то было шестого октября: ровно два года назад ложбину у вершины Заверти затопила темень.
Время шло; настал 1421 год. В марте Фродо опять было плохо, но он перемогся тайком, чтоб не беспокоить Сэма: его первенец родился двадцать пятого. Счастливый отец торжественно записал эту дату и явился к хозяину.
– Тут такое дело, сударь, – сказал он, – я к вам за советом. Мы с Розочкой решили назвать его Фродо, с вашего позволения; а это вовсе не он, а она. Я не жалуюсь, тем более уж такая красавица – по счастью, не в меня, а в Розочку. Но вот как нам теперь быть?
– А ты следуй старому обычаю, Сэм, – сказал Фродо? – Назови именем цветка: у тебя, кстати, и жена Роза. Добрая половина хоббитанок носит цветочные имена – чего же лучше?
– Это вы, наверно, правы, сударь, – согласился Сэм. – В наших странствиях я наслышался красивых имен, но уж больно они, знаете, роскошные, нельзя их изо дня в день трепать. Жихарь, он что говорит? «Ты, – говорит, – давай подбери имя покороче, чтоб укорачивать не пришлось». Ну а ежели цветочное, тогда ладно, пусть и длинное: надо подыскать очень красивый цветок. От нее и сейчас-то глаз не оторвешь, а потом ведь она еще краше станет.
Фродо немного подумал.
– Не хочешь ли, Сэм, назвать ее Эланор — помнишь, такие зимние золотистые цветочки на лугах Кветлориэна?
– В самую точку, сударь! – с восторгом сказал Сэм. – Ну прямо как по мерке.
Малышке Эланор исполнилось шесть месяцев, и ранняя осень стояла на дворе, когда Фродо позвал Сэма к себе в кабинет.
– В четверг день рождения Бильбо, Сэм, – сказал он. – Все, перегнал он Старого Крола: сто тридцать один ему стукнет.
– И правда! – сказал Сэм. – Вот молодец-то!
– Знаешь, Сэм, – сказал Фродо, – ты пойди-ка поговори с Розой – как она, не отпустит ли тебя со мной. Ненадолго, конечно, и недалеко, пусть не волнуется, – грустно прибавил он.
– Сами понимаете, сударь, – отозвался Сэм.
– Чего тут не понимать. Ладно, хоть немного проводишь. Ну все-таки отпросись у Розы недели на две и скажи ей, что вернешься цел и невредим, я ручаюсь.
– Да я бы с превеликой радостью съездил с вами в Раздол и повидал господина Бильбо, – вздохнул Сэм. – Только место ведь мое здесь, как же я? Кабы можно было надвое разорваться…
– Бедняга ты! Да, уж либо надвое, либо никак, – сказал Фродо. – Ничего, пройдет. Ты как был из одного куска, так и останешься.
За день-другой Фродо вместе с Сэмом разобрал свои бумаги, отдал ему все ключи и наконец вручил толстенную рукопись в алом кожаном переплете; страницы ее были заполнены почти до конца – сперва тонким, кудреватым почерком Бильбо, но большей частью его собственным, убористым и четким. Рукопись делилась на главы – восьмидесятая не закончена, оставалось несколько чистых листов. Заглавия вычеркивались одно за другим:
Мои записки. Мое нечаянное путешествие. Туда и потом обратно. И что случилось после.
Приключения пятерых хоббитов. Повесть о Кольце Всевластья, сочиненная Бильбо Торбинсом по личным воспоминаниям и по рассказам друзей. Война за Кольцо и наше в ней участие.
После зачеркнутого твердой рукой Фродо было написано:
ГИБЕЛЬВЛАСТЕЛИНА КОЛЕЦИВОЗВРАЩЕНЬЕ ГОСУДАРЯ
(Воспоминания невысокликов Бильбо и Фродо из Хоббитании, дополненные по рассказам друзей и беседам с Премудрыми из Светлого Совета)А также выдержки из старинных эльфийских преданий, переведенные Бильбо в Раздоле– Господин Фродо, да вы почти все дописали! – воскликнул Сэм. – Ну, вы, видать, и потрудились в этот год!
– Я все дописал, Сэм, – сказал Фродо. – Последние страницы оставлены для тебя.
Двадцать первого сентября они отправились в путь: Фродо – на пони, на котором ехал от самого Минас-Тирита и которого назвал Бродяжником, а Сэм на своем любезном Билле. Утро выдалось ясное, золотистое. Сэм не стал спрашивать, как они поедут; авось, думал он, догадаюсь по дороге.
Поехали они к Лесному Углу проселком, что вел на Заводи; пони бежали легкой рысцой. Заночевали на Зеленых Холмах и под вечер двадцать второго спускались к перелескам.
– Да вон же то самое дерево, за которым вы спрятались, когда нас нагнал Черный Всадник! – сказал Сэм, показывая налево. – Честное слово, будто все приснилось.
Смеркалось, и впереди, на востоке, мерцали звезды, когда они проехали мимо разбитого молнией дуба и углубились в заросли орешника. Сэм помалкивал: перед ним проплывали воспоминания. Но вскоре он услышал, как Фродо тихо-тихо напевает старую походную песню, только слова были какие-то другие:
Быть может, вовсе не во снеВозникнет дверь в глухой стенеИ растворится предо мной,Приоткрывая мир иной.И лунный луч когда-нибудь,Как тайный знак, укажет путь.
И точно в ответ с низовой дороги в долине послышалось пение:
А Элберет ГилтониэльСереврен ренна мириэльА мэрель эглер Эленнас!Гилтониэль! О Элберет!Сиянье в синем храме!Мы помним твой предвечный светЗа дальними морями![10]
Фродо и Сэм остановились в мягкой лесной тени и молча ожидали, пока подплывет к ним по дороге перламутровое облако, превращаясь в смутный конный строй.
Стал виден Гаральд, засияли прекрасные лица эльфов, и среди них Сэм с изумленьем увидел Элронда и Галадриэль. Элронд был в серой мантии и алмазном венце; в руке он держал серебряную арфу, и на пальце его блистало золотое кольцо с крупным сапфиром – Кольцо Вилья, главнейшее из Трех Эльфийских. Галадриэль ехала на белом коне, и ее белоснежное одеяние казалось мглистой поволокой луны, излучающей тихий свет. Бриллиант в ее мифрильном кольце вспыхивал, как звезда в морозную ночь, – это было Кольцо Нэнья, властное над водами. А следом на маленьком сером пони трусил, сонно кивая, не кто иной, как Бильбо Торбинс.
