Под «обрывом» Карлос подразумевал полоску пешеходной дорожки около пляжа в Санта-Монике. Я кивнула. Он заулыбался от удовольствия.
— Ну, вот мы и в деле! Pucha! А что это за дело! В этом деле каждый шаг может стать последним, каждое действие — это вопрос жизни и смерти. Маги не берут выходных. Что бы я мог сделать?
Пойти на рыбалку? Я существо, которое может умереть прямо сейчас, в каждую минуту моей жизни, — и я не ожидаю ни похода на рыбалку, ни вознесения на небеса с пребыванием на них в хламиде святоши!
(Позже я спросила Флоринду, почему нам так хорошо вместе, если ты дример, а я сталкер. «Противоположности сходятся, — ответила она. — Я — та, которая приведет тебя прямо к Бесконечному. Я твоя настоящая мать, та, которая любит тебя».)
Ожидая, пока принесут счет, мы завели разговор о писателях. Я рассказала Карлосу о странных обстоятельствах встречи с Гором Видалом и каким милым он мне показался. Мой отец только что умер, и мы с братом, онемев от горя, организовывали похороны и встречались с репортерами.
Остолбеневшие, мы увидели лицо нашего отца в вечерних новостях. Похороны должны были состояться через два дня. А на следующий вечер была запланирована вечеринка в честь годовщины журнала «Нэйшен». Я предложила свой дом для банкета после торжественной речи Видала в университете. В истинно уоллесовских традициях мать и брат советовали мне посетить банкет и нанести визиты моим друзьям. Я должна была вернуться на похороны утренним рейсом.
В аэропорту я стояла, застыв на месте, уставившись на первые полосы газет, глядя на улыбающееся лицо отца, попыхивающего трубкой. А слезы катились по щекам…
Когда прибыл мистер Видал, он сочувственно пожал мою руку и сказал:
— Мне очень жаль вашего отца.
— Спасибо… Насколько я помню, у вас с отцом произошла ссора?
Некогда случилась небольшая литературная потасовка: Видал раскритиковал одну из папиных книг, а мой отец миролюбиво ответил ему в приватной беседе.
— Нет, — вежливо ответил Видал, — просто стычка.
Карлос слушал молча, когда я говорила об Ирвинге, но он нахмурился, когда я тепло заговорила о Видале.
— А, я встречался с ним! Carajo! No Jodas! Гор Видал сказал: «Единственная вещь, которая может подарить мне подлинное наслаждение в жизни, это если меня будут приветствовать овациями, как римского императора, вставая каждый раз при встрече со мной, Я хочу, чтобы меня приветствовала галерка!» Вот что оно делает с нами, amorsita! Какое эго мы имеем!
Карлос говорил о многих знаменитостях, которых он встречал. Ему особенно нравился бывший калифорнийский губернатор Джери Браун, нынешний мэр Окленда. Оказалось, что Карлос с уважением относился к его духовному поиску. Из великих латиноамериканских писателей он тепло отзывался о Габриэле Гарсиа Маркесе и Карлосе Фуэнтесе. Вообще, он был резок в отношении многих знаменитых людей, которых встречал. Он с отвращением упоминал Дженис Джоплин — сначала она ему нравилась, затем стала удручать. Он утверждал, что весь ее шарм заключался в кокаине.
В конце концов Карлос нежно взял мою руку, и мы шли, общаясь и наслаждаясь морским бризом и мерцанием океана внизу. Он стал рассказывать веселые байки и проделывать смешные штуки: он любил имитировать индийских гуру и лжешаманов. И вскоре я просто хохотала над его самой смешной шуткой: «Когда прана встречает раму, они объединяются! — и тогда получается ПРАНА-РАМА».
— Ты не можешь позволить себе и клочка человеческой формы, если надеешься проскользнуть в щель между мирами (я помнила эту фразу из его книжек). Нужно быть худым, тощим, с изможденным телом и полностью свободным от чувства собственной важности. Или… дверь с треском захлопнется перед твоим носом. «Это» не позволит тебе войти в мир магии, — он вознес свои ухоженные руки к небу. — Нечто где-то там знает, что ты все еще сохраняешь человеческие формы, что ты еще не изменился. Мы называем это нечто «Похитителем тел». «Похищение тел» — это когда что-то новое заменяет в тебе то, к чему ты уже привык Друзья больше не узнают тебя. Ты оставил их, и они чувствуют это. Но если ты цепляешься за свою человеческую форму, «это» выплюнет тебя. Может быть, сядем на эту скамейку?
— Карлос, у меня дежа вю! — Я закрыла глаза, прижала ладони к бровям.
— Тс-с-с! No! Не называй это никак — не давай этому имя!
Мы сидели, он взял мою руку, сплел пальцы и начал непостижимый, гипнотический, затейливый рассказ об отцовской фабрике по производству джема в Бразилии. Он нежно придвинул меня ближе, наши тела почти соприкасались. Карлос трогал губами мои волосы.
— Эйми, — прошептал он. Внезапно он стал таким торжественным, каким я его никогда не видела.
— Эйми, ты должна отдать свой poto нагвалю. В магических целях нам нужно иметь близкие отношения. Это единственный способ, который у нас остался. Щель между женских ног — магическая, и когда нагваль впрыскивает свой сок внутрь, тот идет прямо в мозг… Это самый быстрый путь. У нас нет времени вообще. На наших часах без пяти минут полночь[24], я не могу жить без тебя.
Я улыбнулась:
— О неужели, старый грязный гуру?
Карлос обиделся:
— Это очень серьезное предложение, chola. Муни приготовила приглашение в «это» для тебя там наверху, это то, что шаманы называют «чистой проверкой любви». Это хорошо всегда и в любом количестве… Мы должны исполнить ее обет Духу. Почему бы тебе не поехать домой, в Беркли, и не подумать об этом? Позвони мне, когда ты примешь решение.
— Нет, — ответила я. За спиной была целая жизнь фальшивой бравады. Я представляла, каким экстраординарным приключением это могло бы быть, несмотря на то что ни один нерв у меня не дрогнул. Я взглянула на часы — четыре часа.
— У тебя есть время?
Карлос выглядел обескураженным. Я понимала, что сейчас впервые я по-настоящему сильно удивила и испугала его.
— No, nо, nо! Не сейчас! Пусть будет ночь — это магическое время, ночь принадлежит магам.
Сейчас сумерки — это хороший знак.
Он беспокойно посмотрел на меня.
— Сегодня я обедаю со своей мамой и хорошим другом нашей семьи, Бобом, — сказала я, нарушив молчание. — Я буду дома в десять тридцать.
Хорошо, nеnа, отлично! Я… я заберу тебя из дома Сильвии, когда стемнеет.
