Что еще он подстроил? Трогательную сцену с визитом своего отца, после которой сделал вид, что готов ее отпустить? Неужели все это было тщательно спланировано для того, чтобы превратить ее из своенравной независимой женщины в покорную жену?
Мэдисон содрогнулась.
Должно быть, она действительно сошла с ума, раз отдалась такому властному мужчине, как Тарик.
— О-о… Взгляните на себя, моя госпожа. Вы неотразимы. Из вас получится прекрасная невеста.
Мэдисон принялась разглядывать свое отражение в зеркале. Платье на самом деле было великолепно. Его пышный синий подол, расшитый крошечными самоцветами, напоминал звездное небо. Ее волосы украшали маленькие белые орхидеи.
Неужели это действительно она? Мэдисон Уитни, успешный вице-президент крупной нью-йоркской компании? Образованная женщина с двумя университетскими дипломами?
Мэдисон повернулась лицом к служанке.
— Я хочу видеть принца!
— Вы увидите его, моя госпожа. Очень скоро.
— Я хочу видеть его прямо сейчас!
— Но это невозможно… Обычай…
Вытащив из волос цветы, Мэдисон швырнула их в стену.
— К черту обычаи! Я хочу видеть Тарика!
— Но невеста не может…
— Почему это вы все внезапно стали называть меня невестой, а, Захара? Разве я уже не замужем? Разве по вашему обычаю женщина не становится женой мужчины после того, как он похитил ее и затащил в постель? Если это не так…
— О! Мой господин!
Захара буквально вжалась в стену, когда дверь распахнулась и в комнату вошел Тарик. На нем был форменный френч цвета слоновой кости, черные брюки и сапоги. На шее висел золотой медальон.
— В замке толстые стены, но не настолько, чтобы заглушить твои крики. — Он сделал жест рукой, и Захара быстро удалилась. — Что здесь происходит?
— Я прозрела, вот что произошло! — яростно бросила Мэдисон. — Я наконец поняла, какой ты лжец!
В мгновение ока он оказался рядом с ней и, схватив ее за плечи, заставил посмотреть ему в глаза.
— Не смей говорить в мой адрес такие слова. — Его глаза сверкали от гнева, но голос был тихим и мягким.
— Ты все это спланировал!
— Ну разумеется. И ты прекрасно это знала. Как еще я мог заставить тебя меня выслушать, если бы не посадил в свой самолет?
— Точнее, похитил меня.
— У меня были на то причины. Я уже все тебе объяснил, однако ты продолжаешь называть меня…
— Ты сам позвонил в мой офис.
— Да. — Отпустив ее, Тарик сложил руки на груди. — Я подумал, что мне лучше удастся объяснить причину твоего исчезновения.
Мэдисон неистово топнула ногой.
— Мне не нужно, чтобы за меня говорили!
— Хорошо, — спокойно произнес Тарик, — больше не буду.
— А вся эта одежда в гардеробной? А свадебное платье? Ты все это спланировал!
От его спокойствия не осталось и следа.
— Я этого и не отрицал, черт побери! Скажи, ты предпочла бы ходить в лохмотьях?
Он был прав. Ничего не изменилось — и в то же время все. Овладеть ею в самолете не было частью его тщательно продуманного плана.
Все изменилось в тот момент, когда он неожиданно понял, что похитил ее не только из-за ребенка, но и из-за того, что хотел ее.
— Я бы предпочла, чтобы ты оставил мне выбор, — отрезала Мэдисон.
— Должно быть, у тебя что-то произошло с памятью, habiba . Я давал тебе выбор. Предлагал отвезти тебя в Нью-Йорк и признаться моему отцу, что я привез тебя сюда против твоей воли.
— И таким же образом затащил меня в постель.
Его глаза сузились.
— Я затащил тебя в постель только потому, что ты сама этого хотела.
— Лжец… — только и успела возразить она, потому что в следующую секунду он схватил ее и накрыл ее губы своими.
Мэдисон отчаянно пыталась вырваться, помешать ему сделать то, что он хотел. Она и так уже совершила много ошибок и поклялась себе, что этого больше не повторится. Несмотря на желание, которое вызывал у нее Тарик, она неподвижно стояла, не обращая внимания на его поцелуй. Ждала, когда он закончит.
И это сработало.
Тарик поднял голову. Его взгляд ничего не выражал. Я победила, подумала Мэдисон, но испытала лишь чувство пустоты.
— Скажи все своему отцу сейчас, — произнесла она низким голосом. — Скажи, что собираешься отправить меня домой и сожалеешь о том, что сделал.
Тарик отпрянул.
— Единственное, о чем я сожалею, — его тон был невыразительным, — это о том, что я поверил, будто тебе небезразличен наш ребенок и, может, даже я сам.
— Ты все переворачиваешь с ног на голову, черт бы тебя побрал! Не я все это начала. Не я говорила такую чудовищную ложь.
— Я же тебе говорил, чтобы ты не бросалась такими обвинениями в мой адрес.
Мэдисон хлопнула ладонями по бокам.
— А я тебе говорю, всемогущий шейх, не думай, будто можешь контролировать…
Она испуганно вскрикнула, когда Тарик прижал ее к стене и взял в ладони ее лицо.
— Фуад сказал мне, что ты заинтересовалась нашими обычаями, habiba . Вот еще один. — Его пальцы скользнули ей в волосы. — Ты моя жена и принадлежишь мне. У тебя нет никаких прав, кроме тех, что жалую тебе я. В Дубааке так принято.
— Нет, — еле слышно прошептала она. — Тарик, ты не…
— Поздно. Все уже случилось, — отрезал он. — Пятьсот гостей собрались, чтобы отпраздновать нашу свадьбу. Если ты думаешь, я скажу им, что никакой свадьбы не будет и я решил позволить тебе растить ребенка одной в Америке, ты сильно ошибаешься.
К глазам Мэдисон подступили слезы.
— Ты не только подлый обманщик, но и жестокий тиран. И я ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
Заключив Мэдисон в объятия, Тарик снова поцеловал ее, презирая ее за то, что она с ним сделала…
Презирая себя, потому что она была права. Во всем виноват только он. Существовали более простые способы получения законных прав на ребенка.
Вот только не было других способов получить права на женщину, которая его носила. Осознание этого поразило Тарика как гром среди ясного неба.
Когда он наконец ее отпустил, Мэдисон вытерла губы тыльной стороной ладони.
— Ты больше никогда ко мне не прикоснешься, — произнесла она дрожащим голосом. — До конца моей жизни.
Тарик улыбнулся. Эта улыбка была такой интимной, что щеки Мэдисон порозовели.
В конце концов, она все еще его хотела, и он это знал.
— Я буду к тебе прикасаться, habiba , — хрипло ответил он, — и мы оба это знаем.
— Секс — это все, что…
Тарик снова наклонил голову и поцеловал ее. Не отвечай , приказала себе Мэдисон, не надо…
И она бы этого не сделала, будь этот поцелуй демонстрацией его власти над ней. Но в нем было столько нежности, что она уступила.
