– Я не намерен вести с вами исторические, генетические и филологические дискуссии, хотя, поверьте, у меня есть возражения. Мы собрались здесь не за тем. У меня есть предложение, сейчас принесут чай, вы здесь пока поспилкуйте, а я должен на пять минут покинуть вас, мне нужно срочно позвонить.
Ищенко вышел в приемную, приказал секретарше срочно принести в кабинет чай гостям и двинулся в сторону балкона, попутно набирая номер на мобильном телефоне.
– Господин Хербст? Это Ищенко. Да-да, Ищенко. Я бы хотел, чтобы вы доложили о моем звонке госпоже Райс. Да, срочно, именно срочно. Когда мы встречались с ней последний раз, она сказала, что важнейшие шаги я должен согласовывать с ней. Сейчас именно такая ситуация.
Американский посол на другом конце трубки был в замешательстве. Даже он не мог запросто соединиться с Лизой Райс тогда, когда ему захочется, тем более какой-то абориген, кандидат в президенты, а не президент заштатной страны.
– Пан Ищенко, я тоже получил от госпожи Райс инструкции помогать вам советом в рамках моей компетенции. Если вы расскажете мне, в чем дело, я постараюсь быть вам полезен прямо сейчас. Райт нау.
– Мне кажется, что этот вопрос, господин Хербст, мне надо решать с ней. Впрочем, она все равно вас спросит. У меня сейчас переговоры с крымскими татарами. Они обещают поддержку в обмен на независимость Крыма. Вы понимаете, что я не могу им такое обещать. Поэтому…
– Почему вы не можете это обещать, я не понимаю?
– Вы имеете в виду, господин Хербст, что пообещать можно все, что угодно… а выполнять не обязательно… Но дело в том, что, по моим данным, крымские татары имеют отряды боевиков-террористов, которые в случае невыполнения моего обещания найдут способы заставить их выполнять, они принудят не только меня, но и украинский народ. Так же как это делают экстремистски настроенные чеченцы в России. Поэтому…
– Пан Ищенко, этот вопрос вполне в моей компетенции, и не нужно тревожить мелочами госпожу госсекретаря. Позиция моего государства состоит в том, что Крым не должен принадлежать России, а принадлежит ли он крымским татарам, Турции, Украине… нам все равно. Это честный ответ.
– Да, но мне не все равно! И украинскому народу не все равно, кому принадлежит Крым!
– Скажите, пан Ищенко, вы хорошо помните план вашей предвыборной кампании, который мы согласовывали в Вашингтоне? Для того чтобы мы могли обвинить Янушевича в масштабных фальсификациях, вывести людей на площади и захватить власть, разрыв между вами и Янушевичем должен быть минимальным, три-пять процентов. Это означает, что вам нужен каждый процент, каждый голос. Следовательно, чтобы получить власть над ВСЕЙ Украиной, вы должны пожертвовать ее частью, причем худшей частью, которая и так вам не принадлежит, которая всегда будет вам мешать. Вы никогда не справитесь с русскими в Крыму, отдайте их татарcким боевикам, они сделают все лучше вас. Вы играете в шахматы, господин Ищенко? Часто нужно отдать пешку, чтобы получить ферзя. Крым – это пешка. Отдадите его – получите все.
– Но как же целостность государства??? Я не могу…
Трубка его перебила:
– Еще минута, пан Ищенко, и я начну думать, что мы поставили не на того. Вы слишком долго думаете, впрочем, как и все в этой стране.
Ищенко прошиб холодный пот, он хотел что-то сказать, но язык не слушался, а мысли путались. В конце концов на автомате он выкрикнул: «Есть!» – и выключил секретную мобилку. Пока Ищенко шел к кабинету, он десять раз проклял себя за то, что вел себя как дурак и нес чушь. Пока он собирался с мыслями перед дверью, он услышал, что его гости оживленно беседуют и даже хохочут.
– Я вижу, вы тут уже нашли общий язык, – сказал он, улыбаясь.
Ищенко сел на свое место во главе стола.
– Я подумал и принял решение. Я готов обещать вам независимость.
Паращенко и Тимоченко одновременно звякнули чайными ложками и уставились на Ищенко.
Мустафа Шамилев был единственным человеком в кабинете, на кого сказанное не произвело впечатления:
– Пан Ищенко, если вы решили, что ми идиот и нас можно надут, то это не тот случай.
– Какие гарантии вам нужны? Вот пан Паращенко, пани Тимоченко, ваши люди, которые здесь присутствуют, все слышат мои слова… и…
– Этих людей мало, пан Ищенко. Надо, чтобы эти слова услышал мой народ. Мы хатим, чтобы вы абратились с аткрытым письмом к крымско-татарскому народу. Прямо сейчас, до выборов.
– Что это дает вам? – воскликнул Ищенко.
– Это оттолкнет крымских русских, – добавила Тимоченко.
– Русских вам и так не взять, мы это уже обсуждали, – парировал Шамилев. – А что касается официального письма, то это всем моим современникам и потомкам гарантия и наказ сделать так, чтобы вы свое обещание выполнили. Вам придется эта сделат после публичного абращения, потому что невыполнение будет таким плевком в душа маего народа, который он не выдержит. Об нас и так часто вытирали ноги. – Шамилев был непревзойденным артистом и сделал эффектную паузу. – Понимаете, наше чувство национального достоинства сильно обострено… Вы понимаете, о чем я говорю?
– Да, я, кажется, понимаю, – мрачно произнес Ищенко. – Вы получите требуемую бумагу.
Контрагенты поднялись из-за стола почти одновременно и скрепили договор рукопожатием.
Гости вышли на улицу и погрузились в большой джип. Шамилев набрал чей-то телефонный номер:
– Переговоры прашли успещно… Да, он все пообещал. Откуда вы уже знаете? А! Так это он вам звонил во время переговоров! Спасиба, что дали ему ценный савет.
* * *
Зуболiкарська цiлодобова допомога в медичному центрi «Здрав».[31]
– Лидер Коммунистической партии Украины П. Симаненко подтвердил свое участие в будущих президентских выборах, – сообщает агентство km.ru.
Алла тоже, как какая-нибудь провинциальная студентка, полагала, что «директор Института проблем современной политологии» Марат Гельбах должен сидеть в этаком солидном здании вроде высотки МИДа или монструозной «сталинки» Госплана и Госснаба в Охотном ряду. Однако, к ее сущему разочарованию, оказалось, что пресловутый Институт проблем современной политологии помещался в небольшом офисе на улице Малая Полянка и представлял собою совсем не то, что в обыденном сознании связывается со словом «институт», когда сразу воображаешь себе этажи, лестницы и коридоры, заполненные снующими сотрудниками, и все такое прочее.
Зато, вроде как в компенсацию за испытанное разочарование, хозяин – директор института Марат Гельбах напоил Аллу Лисовскую превосходным кофе и реабилитировался.
– Про вас и Глеба Повлонского пишут, что вы посланы в Киев неким проводником воли Кремля на будущих президентских выборах в Украине и являетесь кем-то вроде теневого посла, причем более полномочного и более доверенного Кремлю, нежели господин Черноморов.
Как только необходимые политесы были соблюдены и все дежурные бла-бла-бла про природу и погоду были сказаны, начала атаковать Алла:
– То, что про вас пишут, правда?
– Не для протокола. Нас с Повлонским в Украине никто не слушает. Попробовали мы Янушевичу дельную идею закинуть через одного бизнесмена – Дружинина, хотели посмотреть реакцию. Ничего не вышло. Янушевич не понимает, что идет к проигрышу. И самое обидное, что потом нас с Повлонским в этом проигрыше и обвинят! А ведь нас Янушевич даже на заседания штаба не приглашал ни разу! Ладно… Сейчас мы подготовили ему еще одну стратегию, может быть, опять постараемся подкинуть. Если он и это отвергнет, то его, Янушевича, ничего больше не спасет.
– Марат, раз уж у нас пошел тут такой откровенный разговор, может быть, вы поможете мне разобраться с темой «голодомора», посоветуете какого-нибудь эксперта.
– Точных цифр, сколько людей пострадало от голода, вам никто не скажет, хотя, если покопаться в архивах, найти можно многое.
– Меня все мучает одна загадка: как получилось, что после страшного «голодомора», который якобы был на Восточной Украине, вся эта Восточная Украина воевала потом за советскую власть, было много Героев Советского Союза. А немцам не удалось сформировать ни одной дивизии из восточных украинцев, да и в своей пропаганде они про «голодомор» не упомянули почему-то…
– Если вам интересно мое мнение, то нужно взять широкий исторический контекст. Зачем большевики отнимали хлеб у крестьян? Чтобы кормить рабочих в городе! В стране шла индустриализация. Еще в 1929 году Сталин сказал: «У нас есть десять лет, чтобы догнать развитые страны, иначе нас сомнут». Вот мы усиленно и догоняли, делали все, чтобы выиграть войну. А теперь представьте себе, что в 1933 году к крестьянину приходит комиссар и начинает ему рассказывать, что «понимаешь ли, браток, тебе в деревне прокормиться можно, по амбарам пометешь, по сусекам поскребешь, кору с деревьев поглодаешь, мерзлую картошку в поле поковыряешь, а в городе, где кругом бетон да железо, прокормиться будет невозможно!!! А Магнитке и Кузнецкстрою нужен хлеб, чтобы плавить сталь и делать танки, потому что через восемь лет будет страшная война с немцами, которые собрались семьдесят процентов украинцев расстрелять, а оставшихся сделать рабами». Что на это скажет украинский крестьянин?
