Первым выступил начальник школы, комендант, штурмбаннфюрер СС Рихард Шульце.
– Солдаты! Вы собрались здесь, чтобы принять присягу верности нашему фюреру и Германии. Не буду долго говорить, но скажу в нескольких словах, что мы считаем вас взрослыми людьми, и как таковым вам нужно знать, что нарушение клятвы, которую вы дадите, хуже смерти. Помните, что девизом СС является Meine Ehre heisst Treue («Моя честь состоит в верности»). Никогда не забывайте свой девиз, всегда его помните. Помните, что вы поклялись подчиняться и хранить верность в любых обстоятельствах. Ничто не должно ослабить вашу решимость выполнить приказ, каким бы он ни был. Вы все добровольцы. Никто не просил вас поступать на службу. Вы здесь по собственному свободному выбору. Это еще один повод никогда не забывать, что вы добровольно выбрали дисциплину и что вы должны ее соблюдать.
Громкоговорители разносили слова коменданта из конца в конец двора. Между предложениями соблюдалась многозначительная пауза. Высоко над нашими головами над верхушками деревьев кружились канюки (сарычи).
Стоя по стойке «смирно» шестью рядами, «коронный» класс, строгий и неподвижный, слушал пылкую речь с сильным силезским акцентом, усиленную громкоговорителями.
– Через несколько минут вы станете настоящими эсэсовцами! Через несколько минут вы передадите свое тело и душу нашему Отечеству. Помните, что страна может все с вас потребовать, все ожидать от вас, включая пожертвование жизни, и вы должны подчиниться без тени протеста или малейших сомнений в отношении приказов, которые страна вам отдает. Хайль Гитлер!
Подобно раскату грома, оркестр заиграл «Германия превыше всего».
Вот в центр парадного плаца вышли два знаменосца. Первый из них держит черное знамя СС, другой – национальный флаг со свастикой.
К ним идут, печатая шаг, два офицера с обнаженными саблями. Они держат сабли скрещенными на вытянутых руках так, чтобы их концы коснулись древка знамен.
Далее выходят, в свою очередь, двое курсантов из «коронного» класса. Они медленно шагают «гусиным» шагом под аккомпанемент барабанной дроби. Останавливаются перед группой из знаменосцев и офицеров.
Звучит резкая команда:
– Ружья… на караул!
Только те, кто должны принять присягу, стоят без ружей. Другие массовым слаженным движением на три счета поднимают свои маузеры (7,92-мм винтовка образца 1898 г. или карабины на ее основе. – Ред.) и держат перед собой.
Два курсанта кладут средний и указательный пальцы правой руки на мечи офицеров и произносят слова клятвы.
Держа вертикально ружья за цевье и подняв два пальца правой руки, мы повторяем за ними:
– Клянусь тебе, Адольф Гитлер, мой руководитель, в верности и отваге. Обещаю подчиняться до смерти всем, кого ты выберешь моими командирами, и да поможет мне Бог.
Краткая пауза, и затем по громкоговорителям разносится команда:
– К ноге!
Затем под музыку оркестра мы маршируем мимо коменданта Шульце.
7 октября 1940 года.
– Давайте шевелитесь. Вставайте, и за дело!
Как альтернатива подъему под звуки горна этот способ весьма эффективен.
Им не следует стаскивать в спешке с постелей таких честных и добродетельных эсэсовцев, как мы.
Помощник унтера Дольцман стоит посреди казармы.
Он что-то говорит, чего я сразу не могу разобрать. Во всяком случае, говорит невероятно быстро.
Приходится улавливать обрывки его бессвязной померанской речи.
Он проходит и наклоняется надо мной.
– Ну, Нойман? – рычит он. – Тебе нужна горничная, прислужница или камердинер?
Рывком сбрасывает с меня простыню.
– Скажи, кого тебе нужно, Нойман! Сделаем все, что пожелаешь…
Идиот.
Я встаю и быстро одеваюсь, адресуя вопросы парню на соседней постели, рыжеволосому, веснушчатому берлинцу.
– Что происходит? Демобилизация? Высадка англичан?
– Ничего подобного! Шарфюрер просто сказал, что этим утром будут наносить татуировки. Он говорит, что об этом не предупреждают заранее. Думаю, это правда.
Татуировки – этого нам только не хватало! Как бы то ни было, через это, полагаю, придется пройти.
Через час мы в лазарете, в распоряжении помощников специалистов отдела медицины.
Подходит моя очередь, и мне велят лечь на импровизированный операционный стол. Санитар говорит, что мне нужно перевернуться на правый бок.
Деликатная операция производится на левой подмышке.
Санитар начинает дезинфицировать спиртом необходимый участок кожной поверхности, затем наносит на него ватным тампоном прозрачную жидкость коричневого цвета. Моя кожа немедленно впитывает ее. Я держу руку высоко поднятой и вытянутой, это крайне неудобно. Было бы лучше, думаю, если бы я стоял. Говорю об этом санитару, который мотает головой в знак несогласия.
– Это из-за затруднений в циркуляции крови. Но все произойдет так быстро, что вы не заметите.
Через мгновение какой-то вибрирующий электроприбор – точно не знаю какой, потому что закрыл глаза, – прокалывает мою кожу, вызывая болезненное ощущение. Это длится секунду или две, затем боль становится сносной и вскоре прекращается вообще.
Санитар говорит с улыбкой:
– Теперь можете встать. Все кончено.
Его поведение предполагает, что я его больше не интересую, и я решаю, что он мне неприятен.
Неловко поднимаюсь и бросаю в его направлении мрачные недобрые взгляды.
– Не беспокойтесь, через день или два это станет более привлекательным, – утешает санитар.
Я пожал плечами. Жаловаться слишком поздно.
С другой стороны, верно и то, что эта короткая операция, хотя и неприятная, имеет практическую пользу. В случаях ранения или серьезной потери крови можно сделать переливание крови гораздо быстрее и проще, если знаешь группу крови раненого и соответствующего донора. Если это неизвестно, то придется предварительно произвести тест на кровь, что приведет к потере драгоценного времени.
Франц проходит операцию, получив блистательный знак первой группы крови.
Карл, однако, заклеймен знаком второй группы, как и я.
Некоторые получили также знаки третьей группы. Каждый с любопытством разглядывает метку татуировки другого. Произносится много комментариев и шуток.
Чуть позже санитары протирают нас спиртом еще раз. Около полудня мы наконец покидаем лазарет.
4 ноября 1940 года. Прибывает инспектировать нас рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.
Нам выдают глянцевые черные шлемы и невесть какие белые ремни и перевязи.
После того как нас оснастили этой массой железа и кожи, которую, конечно, пришлось как следует подгонять, мы выглядим весьма презентабельно. Особенно впечатляют черные шлемы. Они придают нам воинственный вид, очень грозный. Более того, мы выглядим несколько зловещими.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
